— Ты ангел.
— Не веришь? Ну так знай! Ты начнешь новую жизнь. Мы начнем новую жизнь. Как ты на это смотришь?
Чтобы не обидеть ее, Сабир сделал вид, что взволнован.
— Я думаю, что ты — ангел, — сказал он, — а я всего лишь ничтожный червь.
— Деньги, которые тебе нужны, к твоим услугам.
— Деньги?!
— Да. Это то, что я скопила на будущее. Плюс некоторые мои побрякушки, которые я и так не ношу. Не ахти что, но хватит. Я уже советовалась со знающими людьми и могу тебя заверить, что начнем мы на надежной основе.
Боже мой! Это не просто прекрасная музыка. Это чудо! Мечтал ли ты о таком? Капитал без кражи, без преступления. А с ним — подлинная любовь. Верни жизнь дядюшке Халилю. Очнись от кошмара.
— Ильхам, — пробормотал он еле слышно, — каждый раз, когда ты одариваешь меня своим благородством, во мне растет убеждение, что я тебе не пара.
— Хватит! Для поэзии времени нет.
Она счастлива и полна энтузиазма. Погасить этот огонь было бы твоим вторым преступлением. Но ведь она тянет руку, чтобы сорвать несуществующий плод. Да и тебе в голову не приходило, что так легко можно решить твою проблему. Только что теперь от того, что существует на свете любовь, свобода, человеческое достоинство? Почему же это чудо не свершилось прежде, чем ты совершил свое преступление?
— О чем задумался? Я надеялась, что ты обрадуешься. И даже очень.
Остается лишь поставить ее перед фактом, чтобы избавить от иллюзий.
— Говорю же, недостоин я твоею благородства, — сказал он, тяжело вздыхая. — Почему ты мне не веришь?
— Я думала, ты обрадуешься.
— Поздно.
— Боже мой, ты не любишь меня?
— Ильхам… дело обстоит гораздо сложнее. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Но кто я такой?
— Только не говори мне, пожалуйста, об отце, о бедности, о том, что ты никудышный…
Ты терзаешь меня, разрывая мое сердце на части. Единственный способ исцелить тебя — это рассказать тебе всю правду.
— Может, ты еще болен? Вроде бы ты рядом со мной, а мне хочется спросить: где Сабир?
— Не спрашивай меня ни о чем, а иначе тебе придется расстроиться.
— Если ты еще болен…
— Нет. Болезнь тут ни при чем.
— Так в чем же дело? Почему ты говоришь — поздно?
— Я так сказал?
— Да только что!
— Я имел в виду лишь то, что я тебе не пара.
— А я эту чушь отвергаю. Ты знаешь, что я люблю тебя.
— В этом и состоит мое преступление. К сожалению, когда мы любим, уже не думаем ни о чем, кроме любви.
— В чем же тут преступление?
— А в том, что я должен был представиться тебе таким, какой я есть на самом деле.
— Ты это сделал, и я это приняла.
— Я рассказал тебе об отце, но…
Он на секунду замялся и с горечью закончил:
— Но не рассказал о матери. Она посмотрела на него с укоризной.
— Я ведь люблю тебя, и твое прошлое к этому не имеет отношения.
— Ты должна меня выслушать.
— Ради Бога, не надо о матери, да будет ей земля пухом.
— Вся Александрия знает то, о чем я тебе сейчас расскажу.
— Давай зачеркнем Александрию на нашей карте.
— Моя мать закончила свои дни в тюрьме, — сказал он с горечью.
Ильхам посмотрела на него так, словно решила, что он тронулся умом.
— Поняла? — спросил он, проглатывая слюну. — Власти конфисковали ее имущество и деньги. В этом секрет моей бедности после стольких лет обеспеченной жизни. Она не оставила мне ничего, кроме этой химеры с отцом. И я погиб в поисках этой химеры.
Ты нанес ей жестокий удар. Твое сердце разрывается от сострадания, и остается лишь надеяться, что она выдержит все это.
— Я не имел права влюбляться в женщину не своего круга. Мой удел женщины того сорта, с которыми общалась моя мать. Мне следовало избегать тебя. Но, как я тебе уже говорил, меня околдовала любовь.
Она не может ничего сказать в ответ, и это уже хорошо. Иначе пришлось бы признаться ей в самом страшном.
— Это единственное, что утешает меня, когда я теряю шанс, который ты мне предоставила. В прошлом я жил одними лишь развлечениями — благодаря ее незаконным деньгам. Мне оставалось сделать лишь один шаг до того, чтобы стать сутенером. Возможно, это единственное дело, на которое я гожусь.
Ну вот, самое сложное я преодолел. Вроде бы стало легче. О, если бы не было той проклятой ночи! Может быть, следователь теперь знает все подробности этой постыдной истории из моего прошлого.
Сабир поднялся, склонил голову, прощаясь, и вышел.
Вечером следующего дня его позвали к телефону. Он с трудом подавил раздражение, вновь услышав ее голос.
— Здравствуй, Ильхам.
Она сказала дрожащим голосом:
— Сабир… я хотела… хочу… хочу сказать, что все, что ты мне сказал вчера, для меня не имеет значения.
Ильхам… сплошная мука. А вот с Керимой преступление связало тебя до самой смерти неразрывными узами. Ты тянешься к ней, как голодный к еде, хотя это увлекает тебя в самую бездну ада. А время тянется медленно, заставляя страдать. Если ничего не происходит, душа обретает нечто вроде покоя. Конечно же, ты в конце концов найдешь способ связаться с Керимой. Лучшее, что вы с ней можете сделать в будущем, это продать гостиницу, а потом обосноваться в каком–нибудь незнакомом городке и жить там непритязательно, просто, подчиняясь порывам страсти. Керима не похожа на Ильхам, которая терзает твою душу, когда говорит о возможности перемен в твоей жизни. Когда же Керима собирается связаться с ним? Что делать, когда будут истрачены последние деньги? Ты, похоже, даже готов взять на себя работу Али Сурейкуса и держаться до тех пор, пока теплится надежда вновь встретиться с Керимой. Интересно, повесят ли этого несчастного? Она уже убила человека твоими руками, не беда, если убьет еще одного руками другого. Но когда же ты пробудишься от этого кошмара?
Утром, перед его уходом из гостиницы, позвонила Ильхам.
— Ты будешь возобновлять объявление?
— Нет, — буркнул он раздраженно.
Она нерешительно сказала:
— Я попросила одного влиятельного человека выяснить незарегистрированный номер телефона Рахими, если у него таковой имеется.
— Ну и, конечно же, он ничего не нашел?
— Нет, к сожалению.
— Выбрось это из головы.
— У нас есть корреспонденты в провинциях. Они уже всерьез занялись розыском.
— У меня не хватает слов, чтобы отблагодарить тебя.
— А ты не собираешься заглянуть к нам? — робко спросила она.
— Нет, — отрезал он. — Я прежде всего исхожу из твоих интересов.
— Скажи мне, ты плачешь или сдерживаешь слезы?
— Это не важно.
— Зато для меня это очень важно.
Связь оборвалась. Ильхам невольно причинила ему боль, и он вновь почувствовал глухое раздражение. Чего стоит красота в этом кровавом мире? Л ведь она хочет видеть только эту проклятую красоту! Собираясь уходить, он заметил, что дядюшка Мухаммед Сави смотрит на него с улыбкой. Он нерешительно улыбнулся в ответ, старик кивком головы предложил ему сесть. Со скрытой признательностью Сабир принял приглашение.
— Не торопитесь? — спросил старик.
— Никогда. Мне и выходить–то незачем.
— Ну, тогда посидим немного, — обрадовался Сави. — Мне, честно говоря, так одиноко стало после смерти хозяина. Не с кем и поговорить.
— А ваши дети?
— Ни одного из них нет в Каире.
— Да поможет вам Аллах.
В холле осталось только двое мужчин. А на улице голоса рабочих, грохот тачек заглушали пение нищего.
— Никаких свежих новостей об убийстве?
— Есть у меня знакомый сыщик. Он может кое–что узнать из того, что пока скрыто от всех. — И что он говорит?
— Али Сурейкус. Никого другого не нашли.
— Видно, признался.
— Не знаю.
— Надо же, соблазнился ничтожной кражей.
— Он отрицает кражу.
— Но ведь он раньше уже признался в ней?
— Было дело. А потом отказался.
— Но деньги–то нашли у него.
— Сказал, что это супруга покойного ему пожертвовала. Сердце Сабира болезненно сжалось.
— Жена покойного?
— Да.
— Но с какой стати?
— Так, из благотворительности.
— И к другим слугам она тоже благоволила?
— Об этом весь персонал уже опросили. Выяснилось, что ему одному.
— Странно, — Сабир судорожно сглотнул слюну.
— Куда более странно, что он снова признался в краже.
— А как же подарок?
— Он заявил, что она ему иногда делала подарки за услуги по хозяйству. А потом он узнал, где лежат деньги, и у него возникла злая мысль — украсть.
— Пошел красть и убил.
— Видимо, так.
— А что следователь думает?
