— Только деньги.
— Ваше местожительство в Александрии — то, что указано в удостоверении, или изменилось?
Да… Расследование. Святой Даниил. «Каннар». Бусейма Омран. Загонят тебя в угол вопросами о наследстве.
— То, что указано.
— В каком банке ваши деньги?
— В банке?
— Ну да. В каком банке вы держите вклады?
— Ни в каком.
— Где же вы их храните?
— В… в кармане.
— В кармане? Не боитесь, что украдут? Со скрытой злостью, продиктованной отчаянием, он процедил:
— Их немного осталось.
— Но в вашем документе указано, что вы человек с достатком, владелец частной собственности.
— Было так, то есть до того, как я обанкротился.
— И что вы предприняли, чтобы обеспечить себе будущее? Нельзя долго тянуть с ответом. Брошу вызов правдой. Или вопреки истине?
— Я разыскиваю отца. В этом мое будущее.
— Ищете отца?
— Да. Мы расстались, когда я был еще в колыбели. Поэтому семейная история не настолько важна, чтобы о ней тут упоминать. А когда я обанкротился, не нашел иного выхода, как искать его.
— Есть какая–нибудь идея относительно места его пребывания?
— Нет. Я рассчитывал на объявление в газете.
— Так, может быть, это и есть подлинная причина вашего переезда в Каир?
— Может быть…
— И на сколько же вам хватит ваших денег?
— Максимум на месяц.
— Разрешите? — Следователь протянул руку. Сабир вручил ему бумажник, густо покраснев. Потом мрачно принял его обратно.
— Ну, а когда кончатся деньги?
— Я уже начал подыскивать работу.
— А какая у вас специальность?
— Никакой.
— Так о какой работе может идти речь?
— Что–нибудь по торговой части.
— Вы полагаете, работу найти легко!
— У меня друзья в Александрии. Трудностей с этим вопросом не будет.
— Вы не задолжали за проживание в гостинице?
— Нет. Я заплатил за неделю вперед.
— А как вы вообще нашли эту гостиницу?
— Случайно. Просто искал недорогую.
— Ни с кем не были здесь знакомы?
— Нет.
— Но, несомненно, познакомились со многими?
— Мухаммед Сави, Али Сурейкус…
— И дядюшка Халиль. Я имею в виду покойного Халиля Абу Наджа.
— Разумеется.
— Что вы можете о нем сказать?
— Очень старый и очень добрый.
— Верно. И все же нашелся такой, кто безжалостно убил его.
— Это очень печально.
— Вы знали, где он жил?
Проклятье! Врать нельзя.
— В мансарде, я полагаю.
— Но не уверены?
— Нет.
— А откуда это предположение?
— Али Сурейкус, кажется, упомянул.
— Возможно, вы сами его спросили об этом?
— Может быть.
— А почему спросили?
— Не помню сейчас точно. Но между нами обычное дело поболтать, когда он заходит в номер, чтобы обслужить.
— Другие вопросы вы ему задавали? Сердце дало сбой, когда отвечал:
— Возможно. Я не помню всех своих вопросов. Ничего не значащая болтовня всегда была по утрам.
Он чувствовал, что его подталкивают в ловушку, из которой трудно будет выпутаться. Но следователь неожиданно спросил:
— Вам нечего больше заявить, чтобы помочь следствию?
— Нечего.
Вы можете нам еще понадобиться потом. Так что не выезжайте, не предупредив нас.
— К вашим услугам, эфенди. Непродуманным был план. Рассчитанный на дураков. А попытка удрать вообще безумие: неусыпное око будет следить за каждым твоим шагом. Надо проанализировать все вопросы и ответы, чтобы понять истинное положение вещей.
А положение твое безысходное, как смерть. Скоро следствие сомкнет кольцо вокруг тебя. Скоро окажешься в центре внимания многих глаз. И не успеешь понять, что происходит вокруг тебя. Как и дядюшка Халиль перед тем, как ты обрушил на него удар. Остерегайся любого неосмотрительного шага. Гостиница ведет себя лучше, чем ты, Здесь опять тишина. Запах смерти прогнал многих постояльцев. Но вселяются другие. А в салоне холодно, как в могиле. В газетах сегодня ничего нового. Вот ты уже и газеты читаешь, как прочие люди. Они снова возвращаются к разговорам о хлопке, валюте, войне. А снаружи ветер завывает. И нищий раздражающе повышает голос с настойчивостью, свойственной всем нищим.
Звук знакомых шагов, приближающихся снаружи. Мухаммед Сави поднялся, встречая Кериму. Сабир внутренне содрогнулся. Керима с матерью сели перед стариком. Пришла передать управление гостиницей? Встретятся ли их взгляды сейчас или спустя мгновения? Пришла она, и твоя мятущаяся душа немного успокоилась. Когда перестанут все взоры обращаться на нас? Она, наверное, сумеет каким–нибудь способом передать послание. Она в трауре, который делает ее еще более соблазнительной. Она о чем–то говорит со стариком, в их разговор вмешался Мухаммед Сави:
— Не знаю, когда разрешено будет войти в квартиру.
Узнать бы, где она живет теперь. Но следить за ней было бы сумасшествием. И как же ты забыл спросить адрес ее мамаши, когда разрабатывали вместе план. Возможно, она сама позвонит тебе. Должна же вспомнить о твоей отчаянной нужде в деньгах.
— Телефон, господин Сабир!
Ох, что еще нужно этому телефону? Или Рахими усовершенствовал свои шуточки? Взял левой рукой трубку, а правую протянул к Кериме со словами:
— Госпожа, еще раз выражаю свое соболезнование. Она благодарно слегка пожала ему руку, не поднимая на него глаз. Он встал спиной к Сави и в течение всего разговора смотрел на нее.
— Это Ильхам.
Ну, почему не Рахими? И почему именно эта гостиница?
— Здравствуй.
— Как поживаешь?
— Хорошо.
— Почему ты вчера не пришел?
— Прости, неважно себя чувствовал.
— Отложим выяснения. Но сегодня ты придешь?
— Нет, не сегодня. Когда пройдет простуда.
— Больше не буду тебя беспокоить. Ты знаешь место и время. Пока.
— До свидания.
Линия отключилась, но он продолжал держать трубку, будто разговор продолжался. А сам смотрел на Кериму, пока не поймал ее взгляд. Тогда сказал:
— Ты должна обязательно связаться со мной. Хотя бы по телефону.
Она отвела взгляд. Но ему показалось, что она поняла его игру. Снова заговорил:
— Мне надо многое узнать. Я думаю, ты вполне осознаешь, в каком я положении. Мы должны каким–то образом объясниться. И не забывай, что мои деньги быстро тают.
Она бросила на него предостерегающий взгляд.
— Я хорошо понимаю все трудности. Но у тебя нет недостатка в уме и смекалке.
С бьющимся сердцем Сабир вернулся на свое место. Все–таки некоторое удовлетворение получил. Керима тут же ушла в сопровождении матери. Им вдруг овладело смутное предчувствие, что она ушла из его жизни навсегда. Без нее преступление теряло смысл и цель. Он продолжал оставаться в салоне в надежде, что она позвонит. Время тянулось мучительно медленно. Ее уход вселил в него чувство безнадежности. Салон опустел. Он заметил, что Мухаммед Сави смотрит на него. Обменялись вежливыми кивками.
— Что вас тут держит, когда все разошлись? — спросил Сави.
— Простуда. Принял аспирин. Как получше станет, пойду.
Говоря это, он прошел и сел на стул, где до этого сидела Керима. Хм… а следователь где сидел?
— Ох, до чего же разочаровал меня этот телефонный звонок.
— Да… Пропал и унес тайну с собой, — сочувственно сказал Сави.
Сабир посмотрел на старика взглядом, выражавшим сострадание.
— А какому суровому испытанию подверглись вы!
Старик поморщился.
— Не дай вам Бог такое увидеть.
— Да уж, наверно, жуткое зрелище. Я ни разу не видел покойника. Даже на тело матери не смог взглянуть, читая первую суру Корана.
— С другой стороны, умершая — одно, а убитый — совсем другое.
— Конечно. Убийство, кровь, жестокость…
— Жестокость достойна вечного проклятья.
— А я вот спрашиваю себя: ну что может оправдать убийство?
— Действительно, что?
— И убийца — какой это человек?
— Это просто не укладывается в голове! Однажды я видел убийцу — парнишку–бакалейщика. Всегда считал его кротким как голубок.
— Вы были потрясены, наверное.
— Но как избежать подобных случаев?
— И вправду — как избежать? Надеюсь, мы скоро услышим о его аресте.
Старик печально посмотрел на Сабира и сказал:
— Его уже арестовали.
— Кого?
— Убийцу.
— Убийца найден? Но я ничего не слышал и не читал об этом.
Старик молча покачал головой с видом знающего человека.
— И кто же он?
— Али Сурейкус.
— Этот дурак?
— Как и тот бакалейщик.
