Таха, краса моих славословий…
Припомнил его мерзкую внешность с отвращением и подумал, стараясь не глядеть в его сторону: «Кто знает? Может, он счастлив, живя восхвалениями пророка?» Мухаммед Сави, должно быть, сейчас поднимается на крышу, отпирает дверь квартиры, стучится в спальню. Дядюшка Халиль! Вы проснулись? Вставайте, дядюшка Халиль! Уже восьмой час. Тут он осторожно приоткрыл дверь, заглядывает украдкой… дядюшка Халиль… Боже милостивый… о Господи, спаси нас… Али… Али… дядюшку Халиля убили… спасите… полиция. Когда–то исчезла моя мать, и мой отец ее не нашел. Исчез мой отец, и я не нашел его. Пусть же и это счастливое исчезновение станет моей судьбой. Если минует беда, пусть Керима придет в твои объятия, а с ней и все, что сделает жизнь счастливой и спокойной. Он шел без цели, куда вели его улицы и переулки. Когда ходьба утомляла, он присаживался в кафе, чтобы дать отдых ногам. Ничего не замечая вокруг. Один раз поднял голову и увидел над зданием Верховного Суда огромный зонт тучи. Он очнулся и подумал: это дыхание Александрии. Сердце сдавила грусть, и больше не было глаз, которые не видели, и ушей, которые не слышали. Безумно захотелось встретиться с Ильхам. Когда перевалило за полдень, он пошел в «Витр Куан». Ему казалось, словно он впервые попал сюда, но в тот же миг, как он увидел девушку, внезапно нахлынуло желание во всем признаться ей. В ее голубых глазах мелькнуло удивление.
— Не знаю, зачем я здороваюсь с тобой, когда ты меня избегаешь, — сказала она, справившись с минутным замешательством.
— Вот и сейчас молчишь, не ищешь оправданий, — добавила она, вглядываясь в его лицо.
— Дела замучили. Устал ужасно.
— И даже не позвонил.
— Да, и не звонил. Отложим этот разговор. Дай сначала насмотреться на тебя, я так соскучился.
Обедали молча. Она то и дело поглядывала на него. А у него в голове вертелось: «Таха, краса моих славословий, ясноликий…» Подумал — до чего сильна была его решимость встретиться с ней, а сама встреча — не более чем временное прибежище среди бури. Она улыбается, хотя пожимает руку, обагренную кровью. От грусти перед вечной разлукой наворачиваются слезы.
— Да, у тебя действительно утомленный вид.
— Вчера я видел его, — вяло произнес он. В ее глазах вспыхнул интерес.
— Твоего брата?
— Сайеда Сайеда Рахими. Значит, ты достиг своей цели?
Он рассказал ей, как все произошло, почти с досадой.
— Вполне возможно, что это он и был, — сказала с надеждой Ильхам.
— Но вполне возможно, что и не он.
— Когда же мы сможем считать этот вопрос закрытым? — с мольбой в голосе спросила она.
— Да я его таковым и считаю.
— Ты в самом деле так устал?
— Все последние дни непрерывные встречи, сложные переговоры.
— С людьми от твоего отца?
— Да.
Ильхам попробовала сменить минорную тональность встречи и с лукавой улыбкой спросила:
— И даже не нашел времени подумать обо мне?
— Что ты! Я непрерывно думаю о тебе.
— И к чему привели тебя эти раздумья?
Когда же ты признаешься во всем и освободишь себя от лжи?
— Ты не высказываешь своего мнения, а ведь в последний раз мы говорили о новой работе в Каире, — допытывалась Ильхам.
— Ну как же! Ни на минуту не забывал, — откликнулся Сабир, хотя в голове была только мысль признаться ей во всем.
— Несмотря на твою занятость?
— Я изучаю этот вопрос со всех точек зрения. Рухнул последний бастион сопротивления. Он вдруг сказал:
— Ильхам, я люблю тебя. Люблю всем сердцем. Но я тебе лгал.
Она посмотрела на него с недоумением. — Когда и в чем ты мне солгал?
— Я лгал только потому, что надеялся спасти любовь.
— Ничего не понимаю.
— Я сказал тебе, что ищу брата, а на самом деле разыскиваю отца.
— Отца!
— Ну да.
— А как ты его потерял? Та же история, что и у меня?
— Нет. Все предыдущие годы я верил тому, что он умер. И только на смертном одре мать призналась, что он жив и я должен его найти.
— Ничего страшного я в этом не вижу. Стоит ли терзаться из–за такого пустякового обмана.
— Но дело в том, что я не богач, за которого себя выдавал. Все, что у меня есть, это несколько фунтов. Мать была очень богатой, и жил я как знатный человек. А потом не осталось ни миллима. От нее мне достались только брачное свидетельство и фотография отца, чтобы я мог подтвердить наше родство. Кроме этого я ни на что не гожусь.
Ее ясные глаза потемнели. А как бы она реагировала, если бы он признался, чем занималась его мать и откуда их доходы.
— Я вижу, ты расстроена.
— Нет. Хотя, надо признаться, ты меня огорошил.
— Я недостоин тебя. И не прощу себе, что обманывал тебя.
— Я хорошо понимаю, почему ты не сказал мне сразу всей правды.
— Хуже всего то, что ты увлеклась непорядочным человеком.
— И твоя любовь — тоже обман?
— Нет, ни в коем случае! Я всем сердцем люблю тебя. Она вздохнула.
— Значит, любовь заставила тебя сознаться во лжи?
— Конечно, так.
— И ты от всей души раскаиваешься?
— Но именно поэтому я должен покинуть тебя.
— Но почему же, Господи? — выдохнула она.
— Банкрот, безродный, без профессии.
— Отсутствие денег не так уж важно, это временно. Ты не нужен родне, ну что ж, и мы в них не нуждаемся. Но я верю в то, что ты на многое способен.
— Сомневаюсь. Нет диплома, нет образования, опыта работы. Поэтому единственная надежда на отца.
— И отец тебе все это заменит?
— Мать объяснила мне, что он знатная персона, занимает видное положение в обществе.
Она неуверенно сказала:
— Но объявление, фамилия, телефонный справочник…
— Да. Я теперь не верю, что он вельможа. Такие люди известны. В Каире его нет. Это, правда, не означает, что он не может быть известной личностью в той или иной провинции.
— Но ведь ты вчера его видел?
— Так мне показалось. Но я больше ничему не верю.
— И сколько ты еще намерен ждать?
— Я больше не хочу терять время ни на поиски, ни на ожидание.
— И что потом?
— Не знаю. Все пути для меня перекрыты. Но мне следует вернуться в свой город. Буду искать любую работу или покончу с собой.
— И еще утверждаешь, что любишь меня, — сказала Ильхам, кусая губы, чтобы не расплакаться.
— Да. Всем сердцем.
— А сам думаешь об отъезде или самоубийстве.
— Я чувствую, что зашел в тупик.
— Но ты же любишь меня. И я тебя люблю.
— Ни на что я не гожусь. Зачем я тебе такой? — с трагической обреченностью проговорил Сабир.
— Не отчаивайся, наберись терпения. Я тебя не оставлю. — Мечтал найти отца и тебя необдуманно увлек своими иллюзиями.
— Работа! Вот что решит нашу проблему. — Но я же говорил, что ничего не умею.
— Дай мне время подумать, и все будет в порядке. А преступление, которое я совершил? Нет, уже не в нашей власти повернуть события вспять. Слишком поздно. Признание погубит все. Но и вечно носить маску невозможно.
— Нет, не получится так, как нам хочется.
— Дай мне денек–другой, — решительно сказала Ильхам. — И не принимай никаких решений до нашей следующей встречи. Я знаю, чего хочу.
Ну скажи ей, кем была твоя мать. Скажи, что ты вчера натворил. Скажи, что ты кровью обручен с другой. Признайся, что тебе хочется заорать так, чтобы земля задрожала.
А вот и полицейские, окруженные толпой зевак. Как и представлял себе в течение всего дня. Итак, старик умерщвлен, преступление обнаружено, идут поиски убийцы. Пути к бегству отрезаны. Уйми эту дрожь, держи себя в руках, хоть умри. Пусть навсегда забудется невидящий взгляд старика. Забудь о том звуке, который он издал, умирая. Возвращение в гостиницу тяжко и страшно, как признание в содеянном. Даже план, который уже выполнен, снова мысленно обсуждается, словно еще не приведен в исполнение. Надо было съехать из гостиницы за неделю до преступления. Сам черт тебя надоумил. Да что уж теперь? Иллюзии могут только с ума свести. Кто бы поверил? В разгар этого ужаса голос нищего продолжает свои славословия. Он протиснулся сквозь толпу зевак. Дорогу преградил полицейский. Сабир удивленно спросил:
— Что произошло? Я постоялец этой гостиницы. На пороге появился Мухаммед Сави. Лицо его было бледно, на нем застыло выражение страха. Указав на Сабира, он чуть слышно произнес:
— Пусть войдет.
— Что случилось, дядя Мухаммед? — взволнованно спросил Сабир.
— Дядюшку Халиля убили, — ответил тот со слезами в голосе.
— Убили?!
— Нашли его в постели убитым, будь прокляты злодеи. В вестибюле Сабир увидел полицейских и репортеров. На месте Халиля сидел следователь, а справа от него, на обычном месте Керимы, еще один мужчина. Следователь корпел над какими–то бумагами, целую стопку которых он держал в руках. По другую сторону стола застыл один из постояльцев. Тот, что сидел на месте Халиля, чем–то напомнил Сабиру отца на фотографии. Внезапный интерес к этому человеку почти отвлек его от беспокойства, которое его не покидало. Но тут же обнаружил, что мужчина довольно молодой, а когда присмотрелся, понял, насколько безосновательной была его фантазия — никакого сходства с отцом. Остаться здесь или пройти в свой номер? После короткого колебания направился к себе, но его остановил тот, что сидел на стуле Керимы:
