— Но не женился, — сказал Уорден, и в его голосе слышались добрые нотки. — Больше того, ты бросил ее.
— Пришлось, — проговорил Старк.
— Не дав ей даже возможности оправдаться перед тобой, — мягко бранил его Уорден, зная, что за ними все время наблюдает Пит. Ну что ж, может быть, это отвлечет его от собственных забот. Не каждый день приходится слышать такие пикантные истории, да еще со всеми интимными подробностями.
— Она мне ничего не сказала, — выдавил из себя Старк, и в его голосе звучало отчаяние.
— Так ты же ее не спросил, — так же мягко продолжал Уорден, решив не оставлять Старку никаких лазеек для оправдания.
— Хватит! — взмолился Старк. — Заткнись!
— Вы, южане, — продолжая по-доброму наставлять Старка, говорил Уорден, — вы все на один манер. Пьяницы и развратники, как на подбор. — И больших моралистов я никогда не видывал.
Старк встал и запустил стакан с виски в Уордена, на лице которого по-прежнему было сочувственное выражение, — запустил, совсем не думая, импульсивно, как выпускает когти и ощетинивается кошка, когда ей наступают па хвост.
— Ты думаешь, мне его не убить? — орал он, глядя на Уордена. — Я его убью! Убью!
Уорден, внимательно следивший за Старком, увернулся от летевшего в него стакана. А Пит, будучи старше, пьянее, а главное — более поглощенным своими собственными мыслями, не сумел, и чарка угодила ему в грудь, залив рубашку.
Через откидной клапан палатки Старк выбежал наружу.
Уорден плюхнулся на койку, чувствуя себя опустошенным и расслабленным. Если бы не одна вещь, одна маленькая ложка дегтя в бочке меда, все было бы великолепно. Он все время подозревал, что Карен и Старк были вместе дольше, чем она уверяла его, и все время он надеялся, что это не так.
— Мама дорогая, — заговорил первым Пит, — от меня несет, как из пивной бочки. — Он пощупал промокшую рубашку. — Ты бы лучше пошел за ним, Милт. Он здорово пьян. Еще случится с ним что.
— О’кей, — согласился Уорден. Он взял из угла свою винтовку.
Выходя из палатки, он услышал, что передача музыки по радио прекратилась и снова зазвучал голос диктора.
«Сигареты «Лаки Страйк» в зеленой упаковке теперь тоже на войне», — говорил диктор.
Луна поднялась уже довольно высоко, и рощица, площадка для стоянки автомашин, земля — все представляло собой картину, рисуя которую, художник пользовался только белым и черным цветом. Уорден пошел по тропинке, ведущей к кухонной палатке.
Значит, Старк и Карен встречались в Блиссе целых полгода. Почти столько же, сколько он сам с ней встречался. Интересно, как это было у них? А ведь она тогда была намного моложе. Интересно, как она выглядела, когда была моложе? Что они вместе делали? Куда ходили? Над чем смеялись? Ему вдруг подумалось, как было бы хорошо, если бы он, будучи не видимым для их глаз, мог быть всюду вместе с ними… В нем говорила не зависть и не ревность, а какая-то неукротимая потребность делить с ней все, что у нее было. Бедный малый, этот Старк…
В кухонной палатке он нашел несколько испуганных поваров, сбившихся в кучку, как овцы.
— Куда он пошел?
— Не знаю толком, — ответил за всех один. — Да у меня и охоты не было спрашивать его. Знаю только, что он, бранясь и крича что-то, ввалился сюда, схватил кухонный нож и был таков.
Уорден направился к вещевому складу. Он остановился посреди тропинки и посмотрел вверх, туда, где опа поднималась по холму и, изгибаясь, подходила к шоссе, но в лунном свете никого не было видно. «Не настолько уж Старк пьян, чтобы пойти пешком до Скофилда и там пустить в ход свой нож против майора Холмса», — подумал Уорден.
Когда он уже подходил к палатке, отведенной под вещевой склад, из темноты вынырнула фигура.
— Старшина! — услышал Уорден сиплый, испуганный голос ротного горниста Андерсона. — Это ты, старшина?
— Какого черта ты здесь делаешь? Почему бросил фургон и коммутатор?
— Старшина, там Старк! У него здоровенный нож, и он орудует им вовсю! Громит все подряд! Останутся одни щепки!
— Пошли, — приказал Уорден. Он снял с ремня винтовку и пошел вверх по тропинке.
— Понимаешь, он влетел — кричит, ругается, говорит: «Убью его!» — рассказывал Анди на ходу, еле переводя дыхание. — И все кричит: «Убью его!», «Убью его, стервеца!» Я подумал, что это он насчет тебя. Вдруг он говорит: «Капитана Холмса!», «Убью капитана Холмса!». Капитан Холмс и не был здесь, уж не помню, сколько месяцев. Да и теперь он майор. Похоже, старшой, Старк спятил.
— Успокойся, отдышись, — посоветовал ему Уорден.
Когда они пришли, Старка в фургоне уже не было. Но зрелище им представилось ужасное. Оба длинных узких самодельных стола, которые Уорден и Росс приспособили для штабной работы, были изрублены до основания и превращены в груду щепы, годной разве только для тонки печей. Ни один из четырех стульев не остался целым. Полевой складной стол Уордена лежал на полу, а в его верхней части был виден глубокий след от ножа. На железном ящике, который Уорден использовал для хранения личных вещей, была длинная вмятина. В тонких фанерных стенках фургона зияли длинные прорези. Повсюду были разбросаны клочки изрезанных бумаг. По счастливой случайности уцелевшим остался лишь один коммутатор.
А посреди этого погрома на полу лежало письмо военного министерства о производстве Уордена в офицеры и присвоении ему звания лейтенанта. На письме не было никаких следов пронесшейся бури — ни пятнышка, ни помятинки, — чем-то оно напоминало чудом уцелевшее дитя, беспечно играющее среди обломков только что рухнувшего дома.
На мгновение Уорден задержался в дверном проеме фургона, оценивая причиненный его хозяйству ущерб. Затем он в сердцах бросил в угол свою винтовку — с такой силой, что маленький фургон заходил на своих колесах под аккомпанемент треска от переломившегося у приклада ложа * винтовки.
Анди, воспитанный на традициях регулярной армии, где уронить винтовку на землю во время строевых занятий считается великим грехом, за который виновнику полагается по меньшей мере десяток нарядов вне очереди, открыл рот от изумления и посмотрел на Уордена с ужасом.
— Займись этим, — зло сказал Уорден, показывая на коммутатор. — Начинай снизу и вызывай каждую позицию. Проверь, проходят ли вызовы к нам. После этого проверь связь с батальоном и пунктом сбора и отправки донесений. Проверь каждый штеккер.
— Ясно, старшина, — ответил Анди и принялся за дело.
С выражением раскаяния на лице Уорден подобрал переломившуюся па две части винтовку: приклад беспомощно покачивался на ремне. С этой винтовкой он не расставался целых четыре года. Оп прошел с пей службу в первой роте и с ней пришел в седьмую. Стреляя из этой винтовки, он выбивал больше всех в полку очков, больше даже старшего сержанта О’Беннона. Он любовно проверил работу механизма. Оказалось, все в порядке. Приклад можно поставить и новый, а ударного механизма новым не заменишь. Почувствовав некоторое облегчение, Уорден нежно положил винтовку на пол. Затем поднял вызывающе чистое, без единого следа повреждения письмо военного министерства и разорвал его пополам, сложил вдвое и опять разорвал пополам и снова пополам, а кусочки бумаги разбросал по полу, уже усеянному обломками только что покореженных вещей.
— Порядок, старшина, все работает нормально, — из-за коммутатора сказал Анди.
— Ладно. Тебе остается отдежурить еще два с половиной часа. Я пошел спать.
— А как с канцелярией? Как быть с фургоном? Ты но собираешься навести здесь хоть небольшой порядок?
— Пусть этим займется лейтенант Росс, — ответил Уорден, поднял с пола свою винтовку и вышел.
Снаружи все было абсолютно тихо. После всех переживаний этого длинного дня только и остается, что идти спать. Когда так много ходишь, столько делаешь и так устаешь, наступает наконец момент, в который ты понимаешь, что для тебя на этом свете осталось только одно занятие — спать.
Уорден положил обломки винтовки в ногах у своей койки и быстро лег в постель.
Утром Старка нашли на берегу: он мирно спал на песке, в руке у него был кухонный нож.
Уорден, хорошо выспавшийся, обсудил с лейтенантом Россом случившееся еще до того, как Старка нашли. Росс был взбешен.
— Разжаловать его нельзя, лейтенант. Оп единственный, кто у нас может руководить пищеблоком, да еще в условиях, когда люди разбросаны черт знает на каком расстоянии друг от друга, — говорил Уорден.
— Еще чего — нельзя разжаловать! — бушевал Росс. — Я его как миленького разжалую, даже если всей роте придется подохнуть с голоду.
— А кто тогда будет заправлять пищеблоком?
— А мне наплевать, кто там будет заправлять! — не унимался лейтенант. — Посмотрите, что он натворил здесь. Как хотите, сержант, а я не могу спускать подобных вещей своим подчиненным. Так мы дисциплину никогда не наладим. А нам нужна дисциплина.
