— Больно не было, правда ведь? — обратилась она к Андреасу.
— Нет! — воскликнул он громче, чем ему хотелось бы. Может быть, он упрямо не хотел признавать, что ему было больно. Нет, мама не могла успеть сделать ему иерихонскую розу на ребрах, слишком мало времени прошло. Наверное, что-то маленькое в области почек.
— Где ты сделала ему татуировку? — спросил Джек маму.
— В укромном месте, и он никогда ее не забудет, — прошептала она, улыбаясь Андреасу. Наверное, на груди, решил Джек; конечно, иначе бы юноша так не дрожал, когда мама его касалась. Она между тем вежливо, но твердо выталкивала его прочь из комнаты; казалось, ему больно идти.
— Не оставляй это место неприкрытым пару дней, — сказал Джек Андреасу. — Будет болеть, как если бы ты сгорел на солнце. Смажь лучше какой-нибудь мазью.
Андреас Брейвик стоял в коридоре как громом пораженный; что-то у него с головой, ведь Джек объяснял ему очень простые вещи. Алиса помахала ему рукой на прощание и закрыла дверь.
Джек заметил, что мама сильно устала. Она села на кровать, затем легла, вытянулась во весь рост и стала хохотать, и сын сразу узнал, что это за хохот — когда мама так смеялась, она очень скоро начинала рыдать, но вот почему, он не знал. Когда она зарыдала, Джек спросил ее — он всегда так делал, — что случилось.
— Андреас ничего не знает! — надрывалась Алиса. Взяв себя в руки, она добавила: — Если бы он что-нибудь знал, то обязательно бы мне сказал.
Мама не будет завтракать, уже поздно, они опоздают в собор; но это ничего — Джек явно съел достаточно для обоих.
Стирку в "Бристоле" приносили в пачках, вещи были проложены картонками для сорочек, словно бутерброды. В этот раз мама взяла одну такую картонку, жесткую, белую, и написала на ней фломастером заглавными буквами: ИНГРИД МУ.
Мама спрятала картонку под пальто, и они отправились в собор. Воскресная служба уже началась, звучал орган, хор пел первый гимн. Может, была и процессия, но они ее пропустили. Тот, кто играл, играл очень хорошо, так что Джек решил, что это, наверное, сам "большой человек" (что бы это ни значило) Рольф Карлсен.
Собор был полон, мама с Джеком присели на самой последней скамейке у центрального прохода. Проповедь читал тот самый человек, что несколькими днями раньше менял лампочки. Должно быть, он как-то упомянул Джека и маму, потому что несколько человек обернулись в их сторону; лица у них были одновременно добрые и искаженные болью.
Джеку ничего не оставалось, кроме как глазеть на потолок, там ему попалась одна картина, и он испугался. Из гроба выходил мертвец. Джек знал, что мертвеца держит за руку Иисус, но он все равно очень боялся этого ходячего покойника.
Проповедник вдруг указал пальцем на потолок и стал читать Библию по-норвежски. Странно, но Джеку стало легче, что все прихожане вместе с ним смотрят на пугающую картину на потолке. Лишь много лет спустя Джек понял, что было нарисовано на потолке и к какому месту из Писания это была иллюстрация. А проповедник читал стихи 43 и 44 главы и Евангелия от Иоанна, где Иисус воскрешает Лазаря.
Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет.
Когда проповедник вскричал "Лазарь!", Джек от неожиданности аж подпрыгнул. Из всей речи он понял только два имени, "Лазарь" и "Иисус", но теперь он хотя бы знал, как зовут мертвеца. Почему-то от этого ему стало легче.
Служба окончилась, и Алиса встала у скамьи и вынула из-под пальто картонку. Прихожане рекой шли мимо нее, и все видели надпись ИНГРИД МУ. Прислуживал мальчик, ровесник Джека, он вел за собой паству из церкви, неся в руках крест. Он прошел мимо Алисы, опустив глаза долу. Последним мимо них прошел проповедник, которого Джек про себя называл электриком; ему полагалось идти сразу вслед за прислужником, но сегодня он почему-то отстал.
Поравнявшись с Алисой, он глубоко вздохнул. Помолчав, сказал добрым голосом:
— Пожалуйста, уезжайте домой, миссис Бернс.
То ли мама не заметила, как он ее назвал, то ли решила не обращать внимания; с его стороны, возможно, такое обращение к ней было продиктовано нежностью, а не незнанием.
Затем он взял ее за запястье, покачал головой и сказал:
— Бог благослови вас и вашего сына. — И ушел.
Джек решил, что в Норвегии так принято, просить Бога всех благословлять. Поразмыслив, он решил, что даже Лазарь с картинки на потолке был не прочь попросить Бога его благословить.
Они вернулись в "Бристоль" на обед. Алиса ела суп и, как показалось Джеку, совсем не хотела выискивать клиентов, а он-то сам как раз одного такого и заметил. Точнее, такую — у входа в ресторан стояла девушка и пристально смотрела на них с мамой. Она была тощая, долговязая, с детским лицом; метрдотель предложил ей присесть за столик, но она отказалась. Джек подумал, что мама едва ли согласится сделать ей татуировку. У Алисы были строгие правила — клиент должен был быть старше определенного возраста, а эта девочка явно была младше.
Алиса подняла глаза и сразу поняла, что перед ней Ингрид My; она попросила официанта принести им еще один стул, и тогда долговязая девица нехотя присоединилась к ним, сев на самый край и положив руки на стол так, словно бы перед ней был органный мануал. У нее были чересчур длинные для ее юного возраста пальцы.
— Мне так жаль, что он сделал тебе больно. Мне жаль, что ты вообще его повстречала, — сказала Алиса. Джек решил, что речь о папе. О ком еще мама могла говорить?
Ингрид My, миловидная, даже изысканная, закусила губу и принялась разглядывать свои длинные пальцы. У нее была длинная светлая коса до пояса. Она заговорила, и сразу стало ясно, что речь дается ей с трудом, даже уродует ее образ; произнося слова, она плотно сжимала зубы, словно боялась показать язык (а может быть, не могла его показать).
Джек с ужасом подумал, как ей больно целоваться, как больно тому, кто целует ее. Много позже он вообразил, как папа видит ее в первый раз и думает то же самое, — и Джеку стало стыдно.
— Я хочу, чтобы ты сделала мне татуировку, — сказала Алисе Ингрид. — Он сказал, ты знаешь, как это делается.
Да, у нее трудности с речью, по-английски ее почти невозможно понять.
— Ты слишком молода для татуировки.
— Ну, для него-то я была в самый раз.
Делая ударение на "него-то", Ингрид обнажила плотно сжатые зубы, было видно, как напряглись мускулы у нее на шее, как выдвинулась вперед челюсть, словно она собиралась плюнуть в кого-нибудь. Какая трагедия, что такая красивая девушка может столь резко меняться в лице — ее уродует каждое произнесенное слово.
— Я не советую тебе делать татуировку.
— Если ты откажешься, я пойду к Тронду Хальворсену, — сказала Ингрид. — Он плохой мастер, он чем-то заразил Уильяма. От него все уходят с заражением.
Алису передернуло — наверное, ее задело имя Джекова папы, а не тот факт, что местный татуировщик не моет иглы. Ингрид неправильно поняла Алисину реакцию и сказала:
— Ничего страшного, он вылечился. Некоторое время принимал антибиотики, и все.
— Я не хочу делать тебе татуировку.
— Главное, что хочу я. Я знаю, какую татуировку хочу и где я ее хочу иметь. И эту часть своего тела я не хотела бы показывать Тронду Хальворсену. — Она была вынуждена сильно исказить лицо, чтобы произнести имя татуировщика, и, глядя на нее, можно было подумать, что это не человеческое имя, а название чего-то мерзкого и отвратительного. Ингрид положила правую руку себе под левую грудь, туда, где сердце. — Вот тут, — сказала она и укрыла грудь ладонью, так что пальцы коснулись ребер.
— Тут будет больно, — сказала Алиса.
— А я и хочу, чтобы было больно, — ответила Ингрид.
— Давай я угадаю — ты хочешь татуировку в виде сердца, — продолжила Алиса.
Наверное, сердце, разорванное пополам, подумал Джек. Но вообще-то он играл с вилкой, а не следил за разговором.
Алиса пожала плечами. Разбитое сердце — едва ли не самая популярная татуировка у матросов, она может исполнить ее с закрытыми глазами.
— Я не стану выводить его имя, — сказала она.
— А мне это не нужно, — ответила девушка.
Ага, ей нужно просто сердце, две разорванные половинки, думал Джек. Точно так об этом говорил Бабник Ларс.
— Но однажды тебе встретится другой мужчина, и тебе придется ему все объяснить, — предупредила Алиса.
— Если мне встретится мужчина, ему придется так или иначе узнать обо мне все, — ответила девушка.
— Чем будешь платить?
— Я скажу тебе, где его найти, — ответила Ингрид. Джек не слушал, на самом деле ему было неудобно слушать человека, который говорит с таким трудом. С тем же успехом Ингрид могла произнести: "Я скажу тебе, куда он думает поехать".
