Вайда сидела тихая и прекрасная.
На моем крыле взад и вперед раскачивалось солнце. Я смотрел мимо кофейного пятна вниз на полупустынную долину, где аграрные планы человека размечены желтым и зеленым цветом. В горах деревьев не было -- горы оставались бесплодными и покатыми, как древние хирургические инструменты.
Я посмотрел на средневековую кишечную полу крыла -- она поднималась и поглощала сотни миль в час прямо перед моим талисманом кофейного пятна.
Вайда была изумительна, хотя глаза ее грезили югом.
Люди на другом краю самолета смотрели куда-то вниз. Мне стало интересно, и я тоже посмотрел вниз со своей стороны: маленький городок, ласковая земля, снова городки -- уже наползают один на другой. Нежность земли превратилась в сплошные городки, раскорячилась Лос-Анжелесом, и я стал искать в нем автостраду.
Человек, который, как я надеялся, был пилотом или выполнял еще какие-то обязанности в самолете, сообщил, что через две минуты мы идем на посадку. Мы неожиданно влетели в облачную дымку, ставшую аэропортом Бёрбанк. Солнце не светило, все было сумрачным. Этот сумрак был желтоватым, серый остался в Сан-Франциско.
Самолет опустел и заполнился вновь. Пока все это происходило, Вайда оказалась под прицелом множества взглядов. Одна из стюардесс замешкалась в нескольких рядах от нас и уставилась на Вайду, словно проверяя, действительно ли она там сидит.
-- Как ты себя чувствуешь? -- спросил я.
-- Отлично, -- ответила Вайда.
Мимо на взлет проехал крохотный авиалайнер величиной с «P-38»[13], с ржавыми на вид пропеллерами. Из его окон выглядывала толпа перепуганных пассажиров.
Перед нами теперь сидели какие-то бизнесмены. Они разговаривали о девушке. Все ее хотели. Она была секретаршей в филиале Финикса. Они разговаривали о ней на языке бизнесменов:
-- Хорошо бы получить доступ к ее счету! Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха-ха-ха!
«Пилот» приветствовал новых пассажиров на борту и снова долго говорил о погоде. Слушать его никому не хотелось.
-- Мы приземлимся в Сан-Диего через двадцать одну минуту, -- завершил он свой прогноз.
Когда мы взлетали над Бёрбанком, параллельно через дорогу от аэропорта ехал поезд. Мы оставили его позади, точно его там и не было, как, впрочем, и Лос-Анжелеса.
Мы пробились через плотную желтую дымку, на крыле снова спокойно засияло солнце, от счастья мое кофейное пятно превратилось в сёрфера, но скоро прошло и это.
Динь-дон!
Почти Весь путь до Сан-Диего прошел в облаках. Время от времени из динамиков по аэроплану разносился звон колокольчика. Я не знал, что это такое.
Динь-дон!
Стюардессы снова собирали билеты и нравились пассажирам. Улыбки не сходили с их лиц. Они улыбались, даже когда не улыбались.
Динь-дон!
Я подумал о Фостере и библиотеке, потом очень быстро сменил в уме тему. Не хотел я думать о Фостере и библиотеке: мрачная рожа.
Динь-дон!
Затем мы влетели в плотный туман, и самолет начал издавать смешные звуки. Звуки были довольно крепкими. Я даже подумал, что мы уже приземлились в Сан-Диего и катимся по взлетной полосе, но стюардесса сказала, что мы только собираемся приземляться, то есть пока еще мы в воздухе.
Хммммммммм...
Динь-дон!
Мы удалялись от Сан-Франциско с поразительной скоростью. Без малейшего усилия покрыли сотни миль, будто нас тащила вперед лирическая поэзия. Неожиданно мы вырвались в просвет между облаками и поняли, что летим над океаном. Я видел, как внизу разбиваются о берег белые волны, -- Сан-Диего. Я увидел штуку, похожую на тающий парк, потом у меня заложило уши, и мы начали снижаться.
Самолет остановился -- напротив аэропорта было пришвартовано множество военных кораблей: они стояли в низком сером тумане цвета их корпусов.
-- Можешь перестать зеленеть, -- сказала Вайда.
-- Спасибо, -- ответил я. -- Я играю в дерево впервые. Наверное, это не мое призвание.
Мы вышли из самолета, и Вайда, как обычно, смутила пассажиров-мужчин и рассердила пассажиров-женщин.
Когда мы входили в терминал, два моряка вытаращились на нее так, точно глаза им заклинило пинбольными автоматами. Аэровокзал был маленьким и старомодным.
И мне захотелось в туалет.
Чем отличается международный аэропорт Сан-Франциско от международного аэропорта Сан-Диего? Мужским туалетом.
В международном аэропорту Сан-Франциско горячая вода остается горячей все время, пока моешь под краном руки, а в международном аэропорту Сан-Диего -- нет. Если тебе нужна горячая вода, приходится постоянно придерживать кран.
Пока я проводил свои наблюдения над горячей водой, к Вайде клеилось пятеро мужчин. Она отмахивалась от них, как от мух.
Мне захотелось выпить, что для меня весьма необычно, но в маленьком темном баре толпились моряки. Мне не понравился бармен. Похоже, это не очень хороший бар.
Среди мужчин в зале поднялась какая-то суета и беспорядок. Один даже упал. Не знаю, как ему это удалось, но как-то удалось. Он лежал на полу и смотрел снизу на Вайду как раз в тот миг, когда я решил не выпивать в баре, а лучше сходить в кафе и выпить чашечку кофе.
-- Мне кажется, ты повредила ему вестибулярный аппарат, -- сказал я.
-- Бедняга, -- сказала Вайда.
Лейтмотивом кафе в аэропорту Сан-Диего было все мелкое и невзрачное, огромное количество молодежи и ящики, набитые восковыми цветами.
Кроме этого, в кафе было полно летающего народа -- стюардесс, пилотов и прочих, которые говорили о самолетах и рейсах.
Вайда, как обычно, всех ошеломила, пока я заказывал две чашки кофе у официантки в белой форме. Девушка не была ни молоденькой, ни хорошенькой и к тому же еще не проснулась.
Тяжелые зеленые шторы на окнах кафе не пускали внутрь свет. Снаружи тоже ничего видно не было -- даже крыла.
-- Ну, вот мы и приехали, -- сказал я.
-- Это уж точно, -- сказала Вайда.
-- Как ты себя чувствуешь? -- спросил я.
-- Скорей бы все кончилось, -- сказала Вайда.
-- Ага.
Два человека рядом с нами разговаривали о самолетах, ветре, снова и снова повторяя цифру восемьдесят. Они говорили о милях в час.
-- Восемьдесят, -- сказал один.
Потеряв нить их разговора, я задумался об аборте и Тихуане, а потом услышал, как один человек сказал:
-- На восьмидесяти ты будешь лететь задом наперед.
В Сан-Диего стоял облачный несуществующий день. Мы сели в «желтый кэб» до центра. Таксист пил кофе. Мы влезли в машину, и он, допивая кофе, долго и внимательно глядел на Вайду.
-- Куда? -- спросил он больше у Вайды, чем у меня.
-- В «Зеленый отель», -- сказал я. -- Это...
-- Я знаю, -- сказал он Вайде.
И вывез нас на автостраду.
-- Как вы думаете -- солнце будет? -- спросил я, не зная, что можно сказать еще. Конечно, можно было вообще ничего не говорить, но он таращился на Вайду в зеркальце заднего вида.
-- Выскочит часиков в двенадцать, но мне и так нравится, -- сказал он Вайде.
Поэтому я хорошенько рассмотрел его физиономию в зеркале. Похоже, его избили до смерти винной бутылкой -- но не самой бутылкой, а содержимым.
-- Вот, приехали, -- сказал он Вайде, наконец, подтянувшись к «Зеленому отелю».
На счетчике было доллар и десять центов, поэтому я дал ему на чай еще двадцать. Он очень расстроился. Разглядывал свою руку с деньгами, а мы выбирались из такси и шли к «Зеленому отелю».
Он даже не попрощался с Вайдой.
«Зеленый отель» оказался четырехэтажной гостиницей из красного кирпича через дорогу от стоянки и рядом с книжным магазином. Я не удержался и бросил взгляд на витрину с книгами. Конечно, не то, что у нас в библиотеке.
Когда мы вошли в отель, портье поднял голову и посмотрел на нас. У окна стояло большое зеленое растение с громадными листьями.
-- Здрасьте вам! -- сказал портье и очень приветливо показал нам полный рот искусственных зубов.
-- Здравствуйте, -- сказал я.
Вайда улыбнулась.
Это ему очень понравилось, потому что он стал вдвое приветливее, а это очень сложно.
-- Нас прислал Фостер, -- сказал я.
-- О, Фостер! -- сказал он. -- Да. Да. Фостер. Он позвонил и сказал, что вы приедете -- и вот вы здесь! Мистер и миссис Смит. Фостер. Превосходный человек! Фостер, да.
Его улыбка достигла десяти баллов. Наверное, он папа стюардессы из самолета.
-- У меня есть для вас славная комната с ванной и видом, -- сказал он. -- Совсем как дома. Вам она очень понравится, -- сказал он Вайде. -- Совсем не похожа на гостиничный номер.
Ему почему-то не нравилась мысль о том, что Вайда остановится в гостиничном номере, хотя управлял он именно гостиницей, и это было только начало.
