Тедди сделал жест, будто извлекает меч из ножен, и заорал: «Вперед!»
– Да? – сказал он. – Ох-хо. Да? Гм. Я боялся, что нечто подобное может произойти.
Он убрал телефон.
– Это мой человек. Вам пора объявить в розыск вашего друга с большими усами. Он пропал.
Калеб и Лиза встревоженно переглянулись и бросились на поиски Тедди.
– Будьте осторожны, вы двое наверняка следующие! – крикнул им вслед Фосфорный Фил с порога своей лачуги, но они уже исчезли из виду.
Затем он услышал скрип.
– Э-эй? Здесь кто-то есть?
Глава 4
В которой пара несчастных душ с вполне понятным трепетом встречает свою погибель от рук опасного злодея
Тысяча восемьсот восемьдесят второй год в Нью-Йорке оказался воистину рекордным на исторические события. Отставим пока убийства, совершенные Джеком Крушителем, много чего было и помимо них. Так, Роберт Одлэм стал первым человеком, успешно сиганувшим с Бруклинского моста (впрочем, успешным был сам прыжок, но не приземление). Жители Нью-Йорка стали свидетелями последней публичной казни (повесили Рейни Бети – за то, что плевал на Таймс-сквер). Вдобавок город перенес вспышку эпидемического зоба, атаку флебита, несколько волн чумы и эпидемию конъюнктивита 1882–1883 годов.
А еще в 1882 году в Нью-Йорке впервые прошел городской марафон. Его официальным победителем стал олимпийский чемпион Льюис Таннер, который впоследствии был дисквалифицирован за то, что в его трусах были обнаружены кубики льда (очевидно, для охлаждения). Кроме того, он пользовался кедами на паровой тяге. Крах на рынке акций 1884 года уже был не за горами, но гораздо более примечательным было открытие Рентгеновского Балагана и Салона Расовой Трансформации на Мэдисон-авеню. За несколько лет до этого Вильгельм Конрад Рентген получил Нобелевскую премию за открытие своих знаменитых лучей. А теперь, с появлением Балагана, любой житель Нью-Йорка мог испытать проникновенное волшебство радиации. В Салон Расовой Трансформации цветные заходили через черный ход. Внутри их облучали большими дозами рассеянной радиации, пока их кожа не приобретала мертвенно-бледный цвет. Затем им вручали новенький, с иголочки, костюм от братьев Брукс и выводили к парадному выходу в новый, привилегированный мир, где к человеку – особенно если это состоятельный мужчина, который знаком кое с кем, кто знает еще кое-кого, – сограждане будут относиться уважительно и как к равному, по крайней мере те б – 9 месяцев, что ему остается прожить.
Как вы могли заключить из моего небольшого экскурса в историю, на этой стадии расследования я зашел в тупик. Меня одолевала хандра, и я даже подумывал бросить свои изыскания. Но, к счастью, я позвонил своему другу Венделлу, и он предложил отправиться в 19-й участок, где прежде трудился Калеб, чтобы покопаться в полицейских архивах.
Я слегка удивился, когда дежурный сержант заявил, что даже не слышал о деле Джека Веселого Крушителя.
– Парни, скажите-ка мне еще раз, чего вы хотите? Мы тут все-таки не в бирюльки играем.
Мы с Венделлом озадаченно переглянулись. Свою цель мы уже объяснили ему два раза.
– Дело Крушителя, – сказал я. – Я веду исследование для своей книги.
– Джек Крушитель, – добавил Венделл.
– Грешитель?
– Нет, это не то, – сказал Венделл. Сержант крикнул через плечо:
– Тео, ты что-нибудь знаешь о Джеке Врушителе?
– Про Джека Врушителя нам ничего не надо, – сказал я. – С ним мы и так хорошо знакомы.
– Да я с ним здороваюсь не меньше трех раз в день, – сказал Венделл.
– Уж не меньше, – поддержал я.
– Вы тут, ребята, что, на грубость нарываетесь? Мы в участке такими вещами не балуемся.
– Нет, сэр, мы серьезно, – сказал я. – В девятнадцатом веке его делом занимался как раз этот участок. Кру-ши-тель.
– Девятнадцатый век? Это что, «Джетсоны»? Эй, Тео, тут ребята утверждают, что они из будущего.
– Нет, это тысяча восьмисотые годы. Совсем точно – тысяча восемьсот восемьдесят второй, – сказал я.
– Тысяча восемьсот восемьдесят второй? – переспросил сержант. – Это же сотни две лет назад. Надо же, эти чуваки спрашивают меня о том времени, когда я даже еще не родился.
– Кто им нужен? Глушитель? – крикнул Тео из дальней комнаты.
– Слушайте, парни, мы называем это истекшим сроком давности. Кто-то кого-то грабанул в средние века, сейчас-то что до этого?
– Позвольте, сэр, – сказал Венделл. – Неужели вы не храните архивы – записи – прошлых дел? Чтобы при случае можно было сравнить их с текущими делами, извлечь уроки и не повторять прошлых ошибок?
– Архивы, говоришь? Как в «Месте преступления»?[17]
– Да, – сказал Венделл, незаметно вздохнув. – Как в телевизоре.
– Эй, Тео, у нас есть эти – как вы сказали? – архивы?
– Та комнатенка в подвале, где все эти ящики?
– Ты имеешь в виду хранилище? Так бы сразу и сказали. А то все про какие-то глушители… Это в подвале. Езжайте на лифте – вон там, слева.
Мы двинулись к лифту.
– Эй, пацаны, никаких там шалостей, ладно? У нас тут этим не занимаются, мы не из таковских.
– Да, сэр, – сказал я.
«Очень мило, когда тебя называют пацаном, – подумал я, заходя вслед за Венделлом в лифт. – Особенно если учесть, что нам обоим по сорок четыре».
После аналогичных препирательств с архивистом в подвале нас препроводили к столу и вручили две объемистые коробки с надписью «Улики по делу Крушителя».
Прежде чем позволить нам копаться в уликах, архивист попросил нас сначала вымыть руки, затем натянуть хирургические перчатки, а потом надеть зеленые халаты и маски, которые он извлек из УВЧ-стерилизатора.
– Кое-что из этого старья весьма чувствительно, а? – спросил я.
– Не-е, – протянул архивист. – Просто грязное.
Мы с Венделлом принялись осматривать содержимое коробок.
– Взгляни-ка сюда, – сказал Венделл.
Это был сделанный коронером дагерротип второй и третьей жертв. Мне было интересно, имеется ли и здесь ниточка под названием «Иди!», которую мне удалось обнаружить на посмертной фотографии Салли. Но, поглядев на снимок, я испытал сильнейший приступ тошноты и чуть не растерял съеденное перед этим печенье. От того, что сделал этот душегуб с их внутренностями, можно было просто охренеть! (Нам предстоит узнать об этом более подробно, когда мой рассказ дойдет до второго и третьего убийств, но сначала я вернусь домой, чтобы съесть фаршированную цыплячью грудку.)
Я заглянул в свою коробку и вытащил джутовый мешок с надписью «Яблоки Макинтоша». Случайно ли Крушитель выбрал такое орудие убийства?
Из второй коробки Венделл извлек еще один предмет и понюхал его через маску. Это был бюстгальтер. Я быстро выхватил у него вещицу.
При ближайшем рассмотрении на нем обнаружились вышитые инициалы: «Э.С.». «Почему лифчик Элизабет оказался в коробке с уликами?» – удивился я и в свою очередь обнюхал его. Недоуменно пожав плечами, я сунул вещицу в карман – до лучших времен.
Мы потратили большую часть дня, разбирая полицейские рапорты, свидетельские показания, газетные вырезки и прочее. Однако не обнаружили почти ничего, что дополняло бы уже опубликованные сведения по делу.
Мы уже собирались уходить, когда на дне моей коробки я нашел нечто стоящее. Оно было завернуто в кружевной носовой платок и перевязано ленточкой. Стянув ленту, я осторожно развернул кружево.
Передо мной лежали две небольшие книжки. Одна была в потрепанной обложке коричневой кожи с вытисненным значком сыщика НПУДВа. На твердом черном переплете второй красовался розовый пудель.
– Венделл, похоже, я что-то нашел.
Мы оба нацепили монокли и открыли книжицы на титульных страницах. Мой экземпляр гласил:
Личные воспоминания начальника полиции Калеба Р. Спенсера, относящиеся к жуткому делу печально знаменитого Джека Крушителя
На титульной страничке у Венделла значилось:
Личный дневник мисс Элизабет Смит, свидетельствующий о мерзавце Веселом Джеке, а также о моем романе с неустрашимым начальником полиции Калебом Р. Спенсером
– Есть!
– Мы наткнулись на жилу! – воскликнул Венделл.
– Дневники Лизы и Калеба! Можно ли было желать большего?
– Закрываемся! – крикнул нам архивист.
– Да, сэр, большое спасибо! Мы уже закончили, – откликнулся я.
Мы с Венделлом переглянулись. Мы знали, что надо делать. Приподняв полы наших хирургических халатов, мы засунули книжки в карманы брюк. Затем быстро выпрямились и спешно двинулись к лифту.
Когда мы уходили, архивист сказал:
– Странно. Столько интереса к этому Крушителю в последнее время.
– Неужели? – сказал я, пытаясь скрыть выпуклость на брюках. Впрочем, это было мне не впервой.
– Ну, во всяком случае, был тут один, такой троих стоит, хе-хе. Странный такой, в черной пелерине и цилиндре. Похоже, у него насморк или что-то вроде того. Пришлось шугануть этого типа, когда я застал его за обнюхиванием лифчика.
