Но больше всего его радовало, что он оказался в Италии, а не на диких и таинственных для него бездорожьях Восточной Европы.
С Раубенштоком он встретился снова только через две с лишним недели. Это произошло при совершенно непредвиденных и весьма для него неприятных обстоятельствах.
Было осеннее воскресенье, хмурое и дождливое, с близкого фронта доносился непрерывный грохот артиллерии неприятеля, который тщательно подготавливал новый удар — хотя особого значения для окончания войны это не имело, на худой конец просто фронт передвинется на несколько сот километров, но в штабе дивизии разрабатывали подробный план эвакуации военных частей на «заранее подготовленные позиции». Хольт в этот день получил пропуск в соседний городок. С утра зарядил дождь, и он, не зная, что делать с временем, так щедро отпущенным ему, пошел в город и полдня провел в воинском буфете, в веселом обществе офицеров, с которыми познакомился случайно. Потом, разгоряченный двумя бутылками крепкого пива, отправился с ними в гарнизонный бордель. Поначалу он даже сопротивлялся и не хотел идти, но его так настойчиво уговаривали, что в конце концов любопытство взяло верх, до сих пор он там никогда не был, и, когда они уже очутились на месте, увиденное показалось ему очень забавным — полуодетые девушки были красивы и охотно шли в постель. Деньги у него имелись, и он сразу выбрал себе молодую, восемнадцатилетнюю, девку, веснушчатую и рыжую, с беличьей мордочкой, выпил с нею французского вина, одну бутылку и вторую, а потом пошел с нею в комнату. Поначалу он чувствовал себя мерзко, его охватили вдруг сомнения и укоры совести, на секунду в голове мелькнуло, хорошо ли это по отношению к Гертруде, которой он был верен все годы супружества, но теперь уже невозможно отступать, и тогда он решил, что это первый и последний раз в жизни. Он остался — и не пожалел об этом: рыжая девка открыла ему наслаждения, о существовании которых он даже не подозревал. С каждой минутой она изумляла его все больше, но и он удивлял ее своей бесконечной ненасытностью, какая нередко бывает у пятидесятилетних неистасканных мужчин. Но в конце концов она выдохлась. Тогда он ей дал еще сто марок, и они принялись по новой, а потом, очень довольные друг другом, спустились опять в бар выпить по рюмке вина. Именно там он наткнулся на Раубенштока. Сначала Хольта охватил дикий переполох: теперь Гертруда узнает, где он был и что делал. Он хотел незаметно выскользнуть из зала, но Раубеншток сразу заметил его и закричал во весь голос:
— Вильям! Как поживаешь, старина?..
Хольт приостановился и смущенно посмотрел на Раубенштока.
— Рад тебя видеть, Франц, — выдавил он неуверенно. — А откуда ты здесь взялся, черт побери?..
— Я был в штабе…
— Но как ты отыскал это место?
— Мне вовсе не пришлось его искать.
— А как же ты попал сюда?
Раубеншток изучающе смотрел на него.
— Что с тобой случилось? — спросил он немного погодя. — Не ожидал от тебя таких дурацких вопросов…
— Я только удивляюсь, — сказал неуверенно Хольт. — Я сижу в тылу почти три недели и ничего не знал до сих пор о существовании этой дыры…
Раубеншток рассмеялся.
— Ты думаешь, я поверю этому?
— Чему?
— Что ты здесь в первый раз!
— Меня совершенно не волнует, поверишь ты или нет…
Раубеншток покровительственно похлопал его по плечу и сказал с уважением:
— Ну, между нами говоря, я не предполагал, что ты такой резвый петушок…
— Ошибаешься…
— Не скажешь же ты, что ходил с этой малышкой наверх поиграть в домино?
Хольт смерил Раубенштока недовольным взглядом.
— Я говорил что-нибудь про домино?
— Не говорил, — признался тот. — Но, может, собирался сказать что-то в этом роде. Я ведь тебе все равно не поверю…
Девушка, стоявшая все время молча, прислушиваясь к их разговору, потянула Хольта за руку к ближайшему, только что освободившемуся столику.
— Пошли, — сказала она. — Вместо того чтобы ссориться, лучше выпейте по рюмке…
Они сели и подождали, пока им подадут пузатую бутылку красного вина. Раубеншток наполнил рюмки и окликнул проходившую мимо их столика девицу, толстую и потную, он схватил ее за руку и коротко пригласил:
— Садись с нами, малышка.
Она села и посмотрела на него с удивлением.
— Что это ты такой важный? — спросила она.
— Выпьешь?
Она, поколебавшись, кивнула головой.
— Одна рюмка не повредит…
Раубеншток налил ей.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Отцепись, — лениво проговорила она. — Я уже один раз тебе сегодня говорила, что я Изольда…
Раубеншток, просияв, обратился к Хольту:
— Ты слышал, старина? Ее зовут Изольда…
Хольт недовольно пожал плечами.
— Оставь ее в покое, — сказал он раздраженным голосом. — Чего ты хочешь от нее?
— Боже ты мой, — продолжал ерничать Раубеншток. — Изольда в борделе! Мир рушится…
Он опрокинул одним махом рюмку, отставил ее и с интересом посмотрел на рыжую.
— А ты? — спросил он.
— Что? — откликнулась та нехотя. — Чего тебе от меня надо?
— Как тебя тут кличут?
— О господи Иисусе, все ему нужно знать! — процедила она со злостью. — Не будь таким приставучим!..
Раубеншток как-то противно рассмеялся.
— Пойдешь со мною? — спросил он рыжую.
— Нет, старичок, — ответила она спокойно. — Не теперь. Вымоталась…
— А может, все-таки?..
— Возьми лучше Изольду…
— Предпочитаю тебя.
— Изольда очень хорошая девочка. Развлечешься с нею по первому классу. Можешь мне поверить…
— Черт подери, больно толстая.
— Ну и что из этого? — усмехнулась девица. — Смешной ты какой…
— Ну так что будем делать?
Рыжая хмуро посмотрела на Раубенштока.
— Не будь такой свиньей, — отрезала она невозмутимо. — Я тебе сказала, оставь меня в покое. Дай заработать Изольде, говорю тебе — девочка первый класс.
Раубеншток поднялся из-за стола.
— Подожди меня, Вильям, — сказал он. — Управлюсь с этой толстушкой и сразу вернусь…
Раубеншток пошел за Изольдой, а Хольт, сидя в одиночестве над недопитой бутылкой вина (рыжую забрал у него какой-то молокосос танкист лет девятнадцати с нашивками сержанта), нетерпеливо ждал возвращения приятеля, с которым хотел потолковать. Времени у него оставалось уже немного. Он был даже доволен тем, что у него забрали рыжую. Присутствие девицы все больше смущало его, он не знал, о чем с нею еще поговорить. Ее уход избавил его от неловкой ситуации. Лучше будет, если Раубеншток, вернувшись, застанет его одного. Долго ждать не пришлось. Даже и получаса не прошло, как Раубеншток появился у столика, уже спокойный, владеющий собою. Молча налил рюмки, придвинул себе стул и сел напротив Хольта, а потом спросил, не глядя в глаза:
— Как живешь, старина? Все в порядке?
Хольт кивнул.
— Да так, потихоньку. А ты как?
— И не спрашивай…
— Совсем плохо?
— Терпения больше нет, — буркнул тот с отчаянием. — Я уже сыт всем этим по горло…
Хольт внимательно посмотрел на него. Он заметил в его внешности перемены, в которых сам Раубеншток, наверное, не отдавал себе отчета. Он сильно поседел и поэтому казался старше, лицо бледное, с землистым оттенком, черты заострились, как у больного.
— Пора кончать, — сказал Раубеншток угрюмо. — Если это протянется дольше, нам крышка…
Хольт быстро оглянулся вокруг, страшась, что кто-то может их услышать, но солдаты пили под непрерывный гвалт и терпеливо ждали своей очереди, не обращая на них никакого внимания.
— Легко тебе говорить — надо, мол, кончать, — почти прошептал он. — Ведь от нас не зависит…
— А от кого?
— Сам знаешь…
— Знаю, но хочу услышать твое мнение.
Хольт молчал. Выжидательно смотрел на Раубенштока. Непонятно, куда тот клонит.
— Ну, как считаешь?
— К черту, — выругался Хольт. — Ты что, с луны свалился?
— Ты о чем?
— Зачем эти глупые вопросы?
— А что я сказал глупого?
— Ты думаешь, мне не надоела эта бойня?
— Всем уже надоела.
— И вообще, к чему эта пустая болтовня?
— К тому, что некоторые успели совсем неплохо устроиться…
— Мне от этого не легче, — бросил со злостью Хольт. — Мне нет дела до других. Будь моя воля, я бы тоже пристроился где-нибудь в тылу…
Раубеншток наклонился над столом и, наливая в рюмки вино, сказал приглушенным голосом:
— Я не имел в виду тыловиков…
— А кого?
— Тех, кто ушел отсюда…
Хольт нахмурил брови.
— Ну, не хотел бы я оказаться в их шкуре, — процедил он презрительно. — Рано или поздно они попадутся, и тогда им несдобровать…
