В кино теперь никто не ходит. И надобно ж беде случиться, что пошла с подружкой чинно-благородно на непоздний сеанс лишь вчера поступившая в инъяз семнадцатилетняя Александра, дочь профессора-химика Виктора Петровича Воробьева. Мать девушки, Евгения, была казашка. Диковатая, норовистая, красивая. Бизнесвуменша по производству лекарств. Тоже доктор наук, не как-нибудь. Александра, Александра была еще краше матери – полукровки все такие. Обрадовавшись свободе, обрилась наголо, а уж форма головки у нее была – закачаешься. Вдела в ушки (хорошо не в нос) два огромных кольца. Ушки сами по себе были драгоценные. Мелкий бес несколько раз проскочил туда-сюда в оба кольца и подослал на тот же сеанс давно им отслеживаемого бурсака недоучку. Пустых мест в зале было хоть отбавляй. Но – Олег ли хорошо видел в темноте, черт ли посветил ему фонариком, только сел он прямехонько рядом с Александрой. На улице еще пекло свои блины августовское солнце. А нам не нужно кино, нам было бы темно. Олег не горазд какой красавец. И в этом не в мать – в отца. Однако ж ночью все кошки серы. Провинциал до мозга костей, Олег живо применил недозволенные приемы сельских клубов. И так подстроили черти, что воспитанная недотрога Сашенька сразу подсела на новые для нее ощущенья. К чему теперь и подружка. Всех-то забыла я, родных, подруженек, знаю и помню лишь друга любезного. Долго ли, коротко ли, Олег уведомил мать, что невеста его должна родить, что врачи уж сказали – мальчик, и надо поторопиться со свадьбой. Не приедет ли мать уладить дело? та семья немного важничает.
Растроганная Лариса поспешила свахою. Черти недаром время от времени шастали вдоль стен ее чистенького жилища. В мозгу Ларисы, прежде непробиваемо поэтичном, сейчас роились вполне дельные мысли. Наконец-то Олег надежно зацепился в Москве. Войдет в хорошую семью, остепенится. Перестанет терять время даром, выучится в кои-то веки, получит престижную работу. Молодая жена, сын… Словом, моя Лариса размечталась. Вопреки запрету высунула круглые локотки и белокурую головку в коридорную вагонную форточку. Победно везла в Москву весну, уж захватившую власть во Мценске. А навстреч проносились изношенные товарняки, доверху груженные счастьем. Прилетела она сизым голубем к будущим сватам, а разговор не клеится. Отрешенно глядит на нее Виктор Петрович, Евгения – спокойно и жестко. Ну да, ребенок. Поможем, вырастет. Что девочке тогда было меньше восемнадцати – этого вопроса мы поднимать не станем. Подтекст такой: что, выкусили? думали, дело в шляпе? московская прописка? фиг вам. Мягкая Лариса отвердевала на глазах. Возвела очи горе и воскликнула патетически: «Что же вы из моего сына подлеца делаете?» - «Почему подлеца? мы всё оформим». С тем и расстались. Лариса было решила, что ее дипломатическая миссия увенчалась успехом. Не тут-то было. Оформили только отцовство, без оформления брака. Оказывается, уже давно так можно – Лариса просто не знала. А с Олегом не говорила – ждала, пока сам заговорит. Попробовал бы Олег возразить против воробьевского варианта. Тут бы и стукнули козырем «меньше восемнадцати». Самому-то Олегу не семнадцать было, а тридцать один. В высшей степени дееспособный возраст. Да еще, не дай бог, вспомнили бы прежние грехи.
Остался Олег на таких бобах, что хуже не придумаешь. Кинули его черти. Не в первый раз и не в последний. Им только попадись в лапы – будут играть точно кошка с мышкой. Поманит-обманет. Поманит-обманет. Нервный человек, глядишь, и руки на себя наложит. Но здесь не на такого напали. Олег скорей вместо себя кого подставит, а сам выпутается. Подумаешь, алименты. Небось не разорюсь. Уж что-что, а справку на минимальный оклад дядюшка ему всегда сделает. Своя рука владыка. Хозяин – барин. Хотя бы из мужской солидарности. Или из цинизма. Дядя был кремешок, не то что Лариса.
Однако подставлять ли кого вместо Олега и кого именно, решал не Олег, не дядя, а ОНИ в своем чертпарламенте. Что требовать от чертей порядочности. Люди и те… В общем, подставили невинное дитя. Мальчик родился неполноценным. Я в этом не шибко разбираюсь, но диагноз был тяжелый, связанный с мозгом. Приговор обжалованью не подлежал. Это на всю жизнь. Леченью не поддается, и лишь терпеливым воспитаньем можно что-то отыграть. Серьезное умственное отставанье маленькому Никитке было гарантировано. Не выпало того счастья, что слышалось Ларисе в стуке колес. Не получилось и так, как запланировала трезво мыслящая профессорская чета, приготовляясь к трудам и самоотреченью. Черти нашли другой ход, заперев ситуацию на замок и сделав ее практически неразрешимой. Как-то вести не вполне нормального ребенка могла только Лариса с ее горьким детдомовским опытом. Все остальные выдыхались за полчаса и позорно сдавались.
Лариса попомнила гордецам Воробьевым униженье своего сватовства. Теперь она диктовала условия – как выяснилось, до известного предела. Воробьевы сняли ей комнату вблизи своих трехкомнатных апартаментов в показательном сталинском районе Песчаных улиц, где так радуют глаз широченные бульвары. Селить ее к себе на круглосуточное пребыванье они, стреляные воробьи, побоялись. Квартирный вопрос сильно испортил москвичей. Олег въехал в Сашенькину комнату якобы затем, чтоб ей ночью к Никитке не вставать. Всё было расписано как размазано, за исключеньем Олега с Сашей. Тут супруги Воробьевы уперлись намертво. Почему Саша без ведома родителей не сбегала с Олегом в ЗАГС? подсела на родительскую опеку? видимо, так.
Лариса ничего не делала, кроме как держала на руках дитя. Говорила непререкаемым тоном: манежик покупать не будем, это ограничит и без того трудное развитие мальчика. И спускать с рук практически нельзя. Во всяком случае не спускать глаз. Как раз сунет пальчики в розетку, или что, или еще что. (Никитка пока только ползал.) Евгения таскала тяжелые сумки, готовила до полуночи. Виктор Петрович мыл посуду. Олег один раз пропылесосил и потом долго укорял Сашу. Саша отлично училась, подрабатывала переводами, кормила ребенка и делала уборку, по мненью Ларисы никуда не годно. Лариса неукоснительно требовала соблюдения санитарных норм, заученных во времена своих детдомовских трудов. Настаивала на уменьшении числа кошек – их было три. «Не выбрасывать же», робко возразила Саша. Вопрос решился сам собой. Вслед за поднадзорным Олегом в воробьевскую квартиру исподволь вселились черти. Они-то и подтолкнули одну из кошек в марте месяце самостоятельно выброситься – из окна. Неудачно выбросилась – с летальным исходом. Саша плакала, но третьей кошки с улицы не принесла. А Лариса продолжала отвоевывать физическое и духовное пространство. Требовала соблюденья церковных праздников и постов. Очень нужно казашке Евгении. Язычники они – до ислама не доросли. Все Евгеньины дипломы – это по другой линии. В общем, оскорбленная раз и навсегда Лариса сумела превратить интеллигентный дом Воробьевых в сущий ад. Блаженствовала одна Сашенька, подсевшая на свой любовный кайф. Да Виктор Петрович был рад когда-никогда пропустить рюмашку в компании красивой Ларисы. Евгения мужа откровенно не переносила, и ей было пофигу. Лариса раздражала ее по каким угодно статьям, только не по этой. Электрические разряды в основном проскакивали между двумя старшими женщинами.
Олег в распрях сбродной-сумасбродной семьи держал сторону матери, считая, что живет в логове нечестивцев. В нем сказывалась старая бурсацкая закваска. Уж чья б телушка ни мычала, а его бы помолчала. Сам такой. В один прекрасный день Олег сказал молодой жене: пусть Воробьевы снимают не комнату для Ларисы, а квартиру для всей нашей семьи (по закону не существующей). То есть для Ларисы с Никитой и молодых супругов. Иначе – другой вариант: Лариса забирает Никиту к себе во Мценск, а о нем, Олеге, Александра больше не услышит. Анонимно подстрекаемая чертями, Лариса давно по мелочам шантажировала Воробьевых. Спрашивала по любому поводу: может, мне уехать? Теперь выдвигался новый дьявольский вариант: малыша воспитывает Лариса, а Сашенька всю жизнь платит ей алименты, поскольку взрослым человеком Никита вообще никогда не станет. Олега же Саше не видать как своих ушей. У бедной девочки загодя началась такая ломка, что родители не в шутку испугались. Немедленно сняли эфемерной семье двухкомнатную квартиру на улице Усиевича. Но поставили свое постоянное условие: не расписываться. Нашла коса на камень. Воробьвы надеялись: само развалится. Надо выждать. Поживем – увидим.
Черти покинули просторную квартиру на Песчаной, перебрались на Усиевича. Похоже, им там понравилось. Знали бы хозяева! живо отказали бы, до истечения срока договора. Выплатили бы любую неустойку. Мальчик не говорил ни слова, хоть ему шел третий год. Лариса живо купила манежик, забыв прежние свои против него возраженья. Посадит туда его, сердешного, и в соседней комнате смотрит телевизор. Однажды, выключив звук и прислушавшись, различила, как Никитка не вполне четко, но совершенно внятно поет:
