Через три часа в бунгало позвонили, у дверей стояла девушка цвета баклажана со сливой, в руках у нее была кастрюля с борщом и йогуртом.
Она извинилась, что нет сметаны и вместо говядины мясо буйвола. Запах был из кастрюли ломовой, он перебил все остальные ароматы: цветов, океана и пряностей восточного базара.
Девушка из службы доставки была в байкерской форме, на скутере. Она передала с борщом записку – гид приглашала его в обед на котлеты с пюре.
Он дал девушке сто долларов и попросил ее с ним пообедать. Он никогда не ел один, не мог. В хорошие времена меньше чем двадцать человек с ним за обед не садилось.
Она слегка помялась, но отказать белому сагибу не могла – слишком молодая демократия еще в ЮАР.
Он выпил, съел полкастрюли сразу и понял, что в жизни есть какой-то интерес. Часть этого интереса смотрела на него завороженно. Она не видела никогда мужчину, способного съесть два литра бордового варева непонятного содержания.
Он урчал, сопел и наливался потом, белая жидкость из замороженной бутылки закончилась вместе с кастрюлей. Он отставил ее и внимательно осмотрел «второе».
Принцесса Зулусского царства сидела перед ним и глядела на него, как на инопланетянина.
Его туристический английский позволял говорить с девушкой обо всем, кроме философии, о Нельсоне Манделе и красотах Сан-Сити.
Черная девушка была его школьной мечтой в глубоком детстве в городе Самаре. Он не раз хотел в автобусе потрогать курчавые волосы студенток мединститута, но так и не смог – боялся обвинений в расизме. Еще он хотел знать, везде ли у них вьющиеся волосы, но об этом даже боялся думать, а сейчас решил это узнать немедленно. После борща сила в нем бурлила, как у буйвола.
Предложить ей штуку и приступить к осмотру он не посмел. Неловко было работающую девушку оскорбить непристойным предложением, и он решил нанять ее на работу в качестве личного помощника по местной экзотике.
Он позвонил своему адвокату в Лондон и приказал поговорить с черной пантерой – так она ему показалась после борща.
Девушка, услышав, какую сумму ей предлагают в день, сомневалась недолго, адвокат сказал, что его клиент вполне здоров на голову и немножко богат, легкая экстравагантность в поведении возможна, но в пределах разумного.
Принцесса Зулусского царства (ПЗЦ), единственная из пятнадцати детей лекаря-шамана, вышла из школы в саванне.
Контракт был подписан, и ПЗЦ поселилась в комнате врача на территории бунгало.
ТС сразу взял с места в карьер. Он кобелировал перед ней до шести утра, научил ее пить ледяную водку, пел ей песни группы «Лесоповал» про уток, рассказал всю географию Самары и историю своей семьи до четвертого колена. ПЗЦ слушала и почти ничего не понимала. Она знала кое-что о России, видела по Си-эн-эн Кремль и фонтан на ВДНХ, знала, кто такая Курникова, и читала на родном языке в школе «Рухнаме» Сапармурада Ниязова. Они проходили в школе на факультативе перевод этой книги – личный подарок Отца туркменов.
В шесть утра ТС упал. Она отнесла его в спальню и села рядом. Зулусы верят в царство теней, считают мир перевернутым с ног на голову, могут не спать ночами и хоронят своих мертвых только ночью. Этот русский тоже не спал ночью, и это ей нравилось. Остальное в нем пугало, и голова болела от белой горячей воды, но в то же время от нее хотелось летать и петь песню «Потому что нельзя…». Она знала, что нельзя – порядочная принцесса всегда знает, что можно, а что нельзя.
Через два часа он проснулся. ПЗЦ сидела в той же позе и улыбалась. Он выпил стакан водки. Она не пропала – наоборот, материализовалась в полном объеме.
«Значит, не глюк», – подумал ТС и пошел в бассейн без трусов. Он всегда плавал в бассейне без трусов, но в этот раз не учел обстоятельств, однако было поздно что-либо предпринимать.
ПЗЦ, девушка серьезная, глаза успела прикрыть, но не сразу, кое-что она увидела. В их деревне таких образцов не было, размер ее приятно удивил. Хозяин разящего копья своим орудием гордился, он всегда говорил, что у него лучший член на Среднерусской возвышенности. Взгляд девушки он заметил – он всегда был внимателен к своей персоне.
Он не раздумывая вышел из бассейна и сразу получил полотенце из рук целомудренной ПЗЦ.
Она положила его в тень на лежак, намазала каким-то маслом и стала капать ему на лоб, как в индийских фильмах, теплое масло. Капли падали равномерно, и скоро он оказался в нирване. Это был аюрведический массаж головы, принесенный индусами на юг Африки.
Ровно через пятьдесят пять минут он проснулся с ощущением, что пережил сто половых актов, но чувствовал себя свежим, как морской бриз.
ТС почувствовал, что забота девушки начинает вращать в нем заржавевшее колесо, вырабатывающее телесную энергию.
После завтрака он опять нырял и плавал, потом заснул, после массажа ступней сразу вспомнил «Криминальное чтиво» и понял, почему Марсалес убил своего подручного, который делал массаж ступней его жене Уме Турман.
После процедуры он опять рассказывал ПЗЦ о детстве, маме и папе, девушке из восьмого «Б», которая первой приняла его в объятия и разрешила поцеловать в холодные губы за пачку жвачки таллинского производства.
Поцелуй оказался губительным – он так задрожал, что девочка, мама которой была психиатром, подумала, что он эпилептик. Но все оказалось проще – он просто кончил, бурно, яростно, со стоном. Потом, во взрослой жизни, такого больше не было.
Он долго помнил ту девочку. Приехав как-то домой, увидел ее пьяную, в ватнике на воротах швейной фабрики, и не подошел – поцелуй для нее оказался губительным.
Рассказывая все это, он теперь жалел, что не подошел, не дал денег на новые зубы, а ведь денег просрал немало, просто так, на всякую блажь. Не подошел, побоялся заразиться чужим несчастьем.
Они опять лежали возле бассейна, и он, как пиздун-сказочник, рассказывал о своей жизни – подробно, с деталями, неторопливо. Ему некуда было спешить, она, как всегда, сидела на корточках, подавая рюмки и салфетки, слушала внимательно и к концу дня твердо усвоила два часто встречающихся русских слова: «хуйня» и «говно». Это были первые слова в ее русском словаре.
Ее забота потрясала его, иногда он плакал, вспоминая свое горе, она жалела его, гладила по голове и меняла бутылки. Никто в жизни о нем так не заботился – ни мама, ни первая жена, ни даже Золотая Рыбка. Все требовали его сил, денег, участия. Здесь же он сам стал ребенком и переживал свою жизнь заново – от стадии эмбриона до зрелого человека, только в другом измерении, как будто он где-то умер, а здесь начал опять, светлой тенью самого себя среди Зулусского царства.
Он показывал в Интернете свой город, смотрел «Бриллиантовую руку» и «Белое солнце пустыни».
«Белое солнце» ПЗЦ очень понравилось, она многое поняла – мусульманский Восток на юге Африки цвел буйным цветом, и ей это оказалось близким.
Зато Пугачева ей не понравилась совсем; когда запел Боря Моисеев, она смахнула слезу и очень испугалась Шоколадного Зайца, он ей напомнил одного бандита из соседней деревни, который хотел ее изнасиловать еще в школе.
ТС пил и пел, спал и рассказывал свои истории – не о Париже, не о загулах на Лазурном берегу, а все больше о юности и армии. Во всех рассказах он был король, а что может рассказывать король принцессе?
Она мыла его, стригла ему ногти, делала массаж, кормила. Он вытирал руки о ее курчавые волосы, то есть вел себя свободно и естественно, никаких понтов, никаких лишних движений – так ведут себя сильные и сытые звери на берегу Индийского океана. Попыток склонить ее к сексу он не предпринимал – все, что она делала с ним, было сильнее секса. Она даже сердилась втайне – почему господин не хочет ее, но он пресекал ее робкие попытки, скорбя по Золотой Рыбке.
Дни и ночи сменяли друг друга незаметно, ТС, как пьяная Шехерезада, рассказывал свои истории невинной душе из третьего мира. Он открыл ей другой мир, где он был когда-то героем и полубогом. Его истории о металлургическом факультете Киевского политеха, где он почти два года учился, не оставляли ее душу в покое.
Особенно ее тронула до слез сказка о бедной Лизе из соседнего института иностранных языков.
ТС уже в вузе отличался крутым нравом, а когда напивался, то энергия его равнялась третьему блоку Чернобыльской АЭС после взрыва.
Лиза была чужой девушкой, ее любил тихий Марик, единственными достоинствами которого были первый разряд по баскетболу и квартира на Крещатике.
Лиза была девушкой бедной, но гордой, Марика любила тихой радостью не за квартиру, а за верхний крюк из трехочковой зоны: когда во время игры Марику это удавалось, у нее случался оргазм на нервной почве.
ТС баскетбол не любил, ему нравились киевское «Динамо» и Лиза, но она была верной и неприступной, пресекала все его наезды в баре на улице Свердлова, недалеко от Крещатика, где у ТС была точка по обмену валюты у местных барыг и проституток.
