– Вот он я. Обитаюсь в злачных местах.
– Ви–и–жу!
– Материал я сдал, – бубнил Мишка. – Что еще? У меня свободное время. Друг у меня приехал.
Ленька Полухин встал, пожал Мишке локоть, кивнул Андрею и, лавируя между столиками, пошел в дальний угол, откуда ему зазывно махали парни.
– Не совсем ты сдал материал, Сергеев, – возразил Грачин. – Идет он в завтрашний номер. Надо убрать два азбаца. Получится оч–чень хороший материал. Кстати, Поддубенко интересовался, ты знаешь.
– Я не разрешаю убирать ни единого слова.
– Тогда придется снять вообще.
– Я пошлю в область.
– До шантажа уже докатился, Сергеев? Грозишь?
– Нет. Ситуацию разъясняю. Все обстоит именно так, как написано.
– С него берешь пример? – Грачин кивнул на Андрея. – Он тоже склоками увлекался. И часто сюда заходил тоже.
– Есть такое слово «долг». С него и беру пример.
– Поддубенко на последнем совещании сказал, что от склочников надо освобождаться. Ты понял это, Сергеев?
– Грачин, – сказал Андрей. – Иди домой.
– А ты помолчи. Еще поболтаешься – проверку устроим. На какие средства живешь.
– Опоздал ты с проверкой. Билет у меня в столицу.
– Тише! сказал Мишка. – Нам только скандала и не хватает.
– Кто здесь кричит! – неожиданно и весело прозвенел голос.
Андрей повернулся.
Две девушки стояли у стола. Та, что спрашивала – немного впереди, и Андрей сразу ухватил ее своеобразие. Крохотная и некрасивая, и стрижка, и мальчишеская угловатость, веснушки, и в то же время такой веселый свет шел от нее, что хотелось засмеяться.
Она смотрела на Андрея дружелюбно, внимательно, и где–то в уголках ее глаз пряталась радость.
Что она радуется, подумал Андрей. Сравнивает меня с Мишкой? Лучше, лучше твой Мишка.
– Вот, – представил Мишка. – Познакомься, Леля. Это и есть Андрей.
– Отлично, – сказал она, и стало ясно, что именно это отлично.
В возникшей суматохе, пока Мишка усаживал Лелю, пока изумлялся Андрей, осталась позабытой вторая девушка. Она села сама. Села тонко и прямо, только взметнулись длинные волосы, и блеск их как бы отразился в раскосых глазах.
Андрей посмотрел на нее, на Лелю, потом оглянулся. Грачин ушел.
…Черноволосая девушка выпила шампанское быстрыми мелкими глотками… раз, два, три… оставила фужер и улыбнулась Андрею. Метиска, подумал он. Или якутка, или…
– Надежда, – назвалась она.
– Ох, – вздохнул Андрей. – Какой далекий берег.
– Берег? – удивленно спросила она.
– Я же рыбак, – пояснил Андрей.
– Эй! – окликнул их Мишка. – О чем вы там говорите?
– О парусах, – сказала Надежда. – Хотим за них выпить.
– Ух ты! За паруса, – подхватила Леля и высоко подняла фужер.
– Эстер! – позвал Мишка проходившую официантку. – Принеси нам дикого зверя.
– Будет сделано.
– Эстер, – спросила Леля, – как вел себя этот человек в мое отсутствие?
– О, ужасно! – Эстер всплеснула руками. – Этот человек предлагал мне поцелуй. Это есть вероломство.
– Я так и знала, – кивнула Леля. – Спасибо, Эстер, он у меня сегодня попляшет.
– Не буду, – взмолился Мишка. – Никогда не буду!
– Где он ее нашел? – Андрей наклонился к Наде.
– В геологическом управлении. По распределению приехала. Занимается картографией. Они сдают новый прииск, готовят подсчет запасов.
– Вы перестанете шептаться? – спросил Мишка.
– Мы решаем твою судьбу, – пояснил Андрей.
– Я сам с ней управлюсь, – засмеялся Мишка. Пришла Эстер и поставила на стол бутылку. Пьянею, подумал Андрей. Отвык от гадости этой.
От воздуха такого отвык. И вообще…
Мишка и Леля ушли танцевать. Потом Надежду пригласил какой–то парень с университетским значком. Она вопросительно посмотрела на Андрея и ушла. Только сейчас Андрей заметил, что она просто красива. Матовое лицо, и волосы эти прямые, и точеная фигура, унаследованная от таежных предков.
Оркестр шпарил твист про черного кота, и навязчивый ритм так и бил в уши, точно толчками загонял туда шум и табачный дым. Он разыскал глазами Мишку и Лелю. В этой толпе они были точно дети. Мишка, друг Мишка, обреченный быть ребенком до конца дней, есть такие люди, и он из них… И Леля. Женщина–подросток. Вот так, подумал Андрей, чудеса распределения сводят двух людей, никогда не знавших друг друга, сводят неведомо где их, придуманных друг для друга. Андрей вдруг почувствовал зависть. Это так ошеломило его, что он машинально встал, оделся и вышел на улицу.
Голова, действительно, кружилась, и морозный воздух еще четче оттенил и недавний чад и вкус «Зверобоя».
Туман загустел, и мороз был градусов двадцать. Из снежной кучи около крыльца вылез Валет, отряхнулся и широко зевнул, выгнув спину.
– Ждешь? – спросил Андрей и запустил пальцы в густой мех на загривке. – Хороший ты парень, Валя. Тебе бы говорить научиться. Или не надо? Лучше не надо. Пойдем, Валя…
Он долго ходил по поселку, пытаясь разбудить в душе прощальные чувства. Послезавтра его здесь не будет. Не будет лиственниц, посаженных строительством, и шлакоблочных домов, и снежных сопок, и всего ощущения отдаленности. Отдаленность, помноженная на размах души, – вот что такое эти места. Вначале была просто тайга со зверьем, с лесом и климатом, потом прошел какой–нибудь Костенька Раев и изумился, глядя в лоток. После было много таких изумлений, были палаточные муки разведки, мозоли безвестных шурфовщиков и буровиков, бессонные ночи камералок, и уже выползал контур россыпи, а где–то на подходе били копытами армии снабженцев. Тысячеэтажный мат шоферов, инфаркты двигателей внутреннего сгорания, промороженные, проклятые, судьбами выстеленные дороги, и вот – пожалуйста: прииск, поселок. Лет через десять наверняка образуется город. А потом… Ладно. Все равно послезавтра он улетает.
В проулке между двух недостроенных двуэхтажных коробок Андрей увидел маленький скособоченный домик с ярко освещенными окнами. Заскрипел унтами человек, бухнула дверь. В просвет двери Андрей увидел другие фигуры. Закусочная «Север». О боже! Еще жива!
Перед дверью сидел черный лохматый пес чуть меньше Валета. Он молча посмотрел на них, потом осторожно подошел и понюхал Валета. Валет поднял губу, показав клыки. Пес дернулся назад, присел на лапах и положил морду боком на снег, потом подскочил и замер. Валет посмотрел на Андрея.
– Довольно приятная дама, – сказал Андрей. – Ты пока познакомься, я быстро.
Андрею вдруг захотелось прикоснуться к нерегламентированной жизни, к тому последнему, что так или иначе связано со словом «Север», что сопутствует рождению будущих городов.
Он открыл дверь и вместе с клубом морозного воздуха ввалился в закусочную. Низкий маленький зал был набит, даже у подоконников стояли люди с тарелками и стаканами. Толпа плавала в густом табачном дыму.
Здесь было место, куда заходили приехавшие с дальних разведок шурфовщики, если не имели при себе гардероб для «Самородка» и не хотели на один–два дня покупать новый, и здесь собирались те, кто получил 47–й пункт «г», в надежде встретить кореша, который поможет, опохмелит, найдет место в каком–нибудь штатном расписании. Раньше Андрей часто бывал здесь. Его интересовали эти потерявшие себя мужики, которые идут на любую работу, была бы крыша, топчан и возможность выпить.
Он протиснулся сквозь толпу к стойке, разыскивая знакомые лица. Знакомых лиц не было.
– Чего тебе? – спросила буфетчица.
– А что есть?! – рассеянно спросил Андрей, озираясь.
– «Зверобой», портвейн и коньяк.
– Коньяк.
Он взял стакан коньяку, густо пахнувшего портвейном, тарелку оленьего холодца, притиснулся к столу. Его внимание привлекли два парня. Они резко отличались от посетителей этой забегаловки тем, что имели лица подонков. Да–да! У всех здесь были человеческие лица видавших виды ребят, а эти двое были подонки, причем разные. Один – длинный, с мягким и мокрым каким–то ртом, белыми расхристанными глазами. Истерик, подумал Андрей. Второй – пониже, плотный и осторожный. Жулик, определил Андрей.
– Иди, говорю, ко мне, не пропадешь. В бригаде у меня молодежный набор. Молоденькие еще, без опыта…
– Не–е! – пьяно возразил длинный. – Я полечу на Катык и набью бригадиру морду. Как мог он платить мне триста, когда на Хатейке зашибают пятьсот?
– Иди ко мне. Народ там строится, и за стройматериалы… Год работы – на жизнь хватит. Можно мотать на «материк».
– Набью ему морду, – долбил длинный.
– С этим долго не проживешь. Тихо жить надо. Бесшумно.
– Учат тебя, дурака. Усекай, – сказал Андрей и посмотрел в глаза длинному.
– Ты–ы! Ты–ы! – изумился тот. – Фраер!
– Тихо! Ладно! Без шума – заоглядывался плотный. – Пойдем лучше.
– Толкуйте! – Андрей допил коньяк и пошел к выходу.
