Официальный обед в президентской резиденции прошел суховато, наверняка из-за присутствия двух сановников духовного звания, поглядывавших на американцев слащаво, но при этом иронично.
Последовавшая за этим беседа была ничуть не более сердечной.
Уайтмен сначала попросил президента положить конец тому, что он называл «духовным терроризмом», который, дескать, препятствует всякому диалогу между Востоком и Западом и вредит миру во всем мире. И почти открыто потребовал удаления наби Эманаллы.
— То, что вы называете диалогом, больше похоже на вооруженное вторжение, — возразил президент. — Неужели вы страшитесь мира? Ведь на вас больше не нападают. Возблагодарите за это небо. Но чего же вы еще хотите? Я не удалю этого человека, поборника мира и веры.
Уайтмен, потеряв почву под ногами, напомнил о дружбе между Соединенными Штатами и Пакистаном.
— Мы смогли бы пересмотреть нашу программу экономической помощи — в сторону повышения, — заметил он, исчерпав прочие аргументы.
— Вы нуждаетесь в помощи больше, чем мы, господин государственный секретарь, — возразил Абд эль-Фаттах с улыбкой. — Ваш внешний долг составляет шесть тысяч миллиардов долларов и не перестает расти. Он становится даже опасен для экономического равновесия мира. Буду счастлив помочь вам сэкономить.
Американец улетел домой разобиженный и обескураженный.
Вдруг Эманалла пропал. Вскоре следствию удалось узнать, что он уехал на мотоцикле с сыном министра внутренних дел.
— На мотоцикле! — воскликнул министр ошеломленно. — Но куда?
— В Шринагар, ваше превосходительство. Наби захотел посетить могилу другого великого праведника, который погребен в Раузабале, христианского Христа.
Тогда следствие перекинулось в Шринагар. Там и в самом деле видели наби, которого с большим почтением приняли представители исламской секты ахмадьехов, хранителей гробницы Иисуса, Мессии христиан. После чего он исчез.
Сын же министра вернулся в Исламабад немного разочарованный и смущенный.
Потрясение было огромным. Неужели Эманалла вознесся на небо?
Несколько дней спустя какой-то неизвестный посыльный доставил адресованное президенту Пакистана письмо; оно было написано на урду.
Президент!
Да пребудет с тобой и с твоим народом благословение неба!
Моя миссия закончена, твоя — только начинается.
Правоверные, братья мои, вы не можете требовать, чтобы Всевышний, Всемилостивый все время держал вас за руку, словно малых детей. В мире много людей, читавших Книгу. Так что Слово Божье среди вас, да пребудет средь вас также и Дух Его. Читайте ее сердцем, а не только глазами. Не поддавайтесь спесивцам и нечестивцам, что затесались в ваши ряды.
Бог Милосердный будет вечным победителем мощью Духа Своего, а не силой человеческого оружия. Ибо нет мира, кроме как с верой в Господа, эта вера и созидает мир.
Но всякий народ нуждается в руководителе. Президент, стань же отныне Повелителем правоверных. Я видел тебя в деле. Ты сумеешь.
Письмо было опубликовано средствами массовой информации всего мира.
Как и все поступки наби, его послание изумляло, восхищало, но при этом и озадачивало. Ведь по существу оно представляло собой официальное признание президента Абд эль-Фаттаха Повелителем правоверных.
До этого ислам был лишь религией. Отныне он становился геостратегической силой.
И халифат был восстановлен.
По неизвестной причине (наверняка из-за страха, охватившего Мамону, когда ему почудилось, что он различил поступь Господа) на биржах всего мира, оцепеневших с началом событий, вдруг разом начался обвал.
Первой испытала удар московская, на следующий же день после того, как российское телевидение сообщило новость в подробностях. Если российское руководство радовалось прекращению терроризма, то обычные люди истолковали факты иначе. То был канун русской Пасхи, до нее оставалось всего три дня. В церквях было людно. И вот во время вечерней субботней службы, никто даже толком не понял почему, толпы людей вдруг пришли в возбуждение и осадили храмы. Красная площадь почернела от народа. И когда священники во всех церквях объявили: «Христос воскресе!», ответ верующих был оглушительным: «Воистину воскресе!»
Но курсы нефти, газа, автомобильной промышленности и прочего так и не воскресли.
Брокеры же шанхайской биржи с сомнением качали головами. И уверяли, что падение курсов, по-видимому, никак не связано с событиями в Пакистане. Самые образованные из них многозначительно цитировали Лao-цзы: «Истина — наше собственное творение». А китайское телевидение посетовало, что в мире еще слишком живуч дух суеверий.
Индийский комментатор объявил по телевидению, что события в Пакистане приобретают все признаки махинации, устроенной политиканами и секретными службами страны, чтобы присвоить президенту титул столь же обветшалый, сколь и напыщенный.
Парадоксально, но комментаторы биржевых новостей с Уолл-стрит присоединились к скептицизму марксистов-материалистов Поднебесной. «Уолл-стрит джорнал» вышла под заголовком: «Religious fever in Asia perturbs world markets».[23] Статья была довольно обстоятельной и еще более — обвинительной: дело наби Эманаллы, как его обозначали отныне агностики, подрывает мировое благосостояние.
Некоторых политических деятелей и наблюдателей, по сути не имевших заинтересованности в том, чтобы президент Абд эль-Фаттах стал халифом, весьма кстати посетило сомнение: а в самом ли деле письмо написано рукой Эманаллы? Никто ведь не был знаком с его почерком. Как же убедиться в его подлинности? Не следует ли заявить, что президент попросту узурпировал высокий титул?
Как раз в это время, почувствовав, куда поворачивает ветер, вмешались двенадцать мавлан, избранных самим наби. Они велели показать все свои заснятые на видеопленку беседы с ним. Включая и ту, во время которой он назвал президента Повелителем правоверных.
Через час их уже беспрерывно крутили по телевидению.
Опять ЦРУ, а с ним и британская МИ-6 затребовали копии, желая удостовериться, что речь не идет о монтаже. После тщательного анализа они признали, что это не подделка.
Потрясения, вызванные «делом Эманаллы», накатывали одно за другим, как концентрические волны на поверхности озера от брошенного камня.
На площади перед мечетью Шах Файсаль был воздвигнут монумент с заключенным в стеклянном футляре письмом. Правда, чтобы оно не выцвело на свету, туда поместили всего лишь копию.
Кроме того, каждое слово послания было рельефно запечатлено на литой бронзовой доске высотой шесть метров и шириной — три, а сама она закреплена на одной из мраморных граней памятника. По первоначальному замыслу мраморное подножие должно было увенчать пламя, но духовенство усмотрело, что этот символ слишком уж напоминает верования зороастрийцев, то есть парсов-огнепоклонников. Так что пламя заменили фонтаном, откуда в небо, подобно клинку, ударил световой луч.
Во время торжественного открытия на площади собралось пятьсот тысяч человек.
Письмо наби указывало на президента как продолжателя его дела; значит, он официально объявлен духовным вождем, то есть Повелителем правоверных. (Этот титул исчез в 1538 году с последним халифом, аль-Мутавакки III, хотя был ненадолго и без всякого блеска возрожден в конце XIX века турецким султаном Абд эль-Хамидом II.) Во время церемонии, ради которой он сменил военный мундир на мантию и тюрбан, президент объявил просто:
«Братья, мы пережили один из уникальных моментов истории человечества, подобных тем, когда Бог диктовал Закон Моисею или ангел Джебраил явился пророку. Будем же этим горды и счастливы. Мы удостоились неслыханного преимущества: стать современниками великих событий. На нас смотрят не только наши братья во всем мире, но также — и это главное — грядущие поколения. Покажем себя достойными посещения наби Эманаллы. Я же буду следить за тем, чтобы божественное послание, которое он нам передал, жило среди нас».
Письмо было растиражировано находчивыми издателями, отпечатавшими его сотней способов: черным по золоту, золотыми буквами на красной бархатной бумаге, светящимися буквами на черной бумаге — короче, во всех возможных вариациях, предложенных современной техникой. Было продано два миллиарда экземпляров, и ни один турист не упускал возможности привезти дюжину в свою страну. Не было ни одного очага в мусульманском мире, где на стене не висело бы письмо Эманаллы в рамке, пышность которой зависела от доходов владельца. Один азиатский султан заказал его себе с алмазными буквами на лазуритовом фоне.
Американцы, и особенно госсекретарь, никак не могли опомниться, видя, как человек, еще недавно обсуждавший программы экономической и военной помощи своей стране, стал Повелителем правоверных. Правда, у них имелась своя собственная разновидность «возрожденных христиан», но, видимо по их разумению, это не могло иметь ничего общего с обновлением веры в исламской стране.
