Фортуна, однако, от меня не отвернулась. В конце ноября меня чуть не арестовали во время голодного бунта на бульваре Птолемея. Как всегда, за продуктами выстроилась длиннющая очередь. После того как мы часа два простояли на морозе без всякого продвижения, стоявшие передо мной мужчины начали оскорблять полицейских в оцеплении. Один из них вытащил дубинку и направился в нашу сторону, готовый обрушить ее на горячие головы. У них правило простое — «сначала бей, потом разбирайся». Зная, что против дубинки мне делать нечего, я, не задумываясь, выбежала из очереди и во все лопатки пустилась наутек. Полицейский сделал было пару шагов за мной, но в растерянности остановился — видимо, предпочел сосредоточить свое внимание на толпе. Как говорится, баба с возу — кобыле легче. Добежав до угла, я услышала, как толпа заревела в сотню глоток. Тут уж я струхнула не на шутку. Через несколько минут квартал оцепят спецвойска! Я мчалась, не оглядываясь, не разбирая дороги, сворачивая то вправо, то влево. Минут через пятнадцать, когда я поравнялась с большим каменным зданием, вдруг открылась парадная дверь, и я тотчас шмыгнула внутрь. Стоявший на пороге худой бледный мужчина в очках в ужасе отшатнулся. Мне показалось, что я попала в маленький офис: три или четыре стола, заваленные бумагами и книгами.
— Сюда нельзя, — вспыхнул мужчина. — Это библиотека.
— А хоть бы дворец губернатора, — огрызнулась я, согнувшись пополам и судорожно ловя ртом воздух. — Я никуда не уйду.
— Я сообщу властям, — объявил он мне напыщенным фальшивым голосом. — В библиотеку нельзя входить без соответствующего пропуска.
Этот ханжеский тон вывел меня из себя. Измученная, отчаявшаяся, вместо того чтобы с ним спорить, я грубо толкнула его в грудь. Идиотизм, конечно, но я себя не контролировала. Он упал на пол, потеряв при этом очки, и у меня промелькнула мысль, не раздавить ли их ногой.
— Сообщайте куда хотите, — сказала я. — Отсюда меня выволокут только силой.
И, не дожидаясь ответа, ринулась в дверь в дальнем конце комнаты.
Я оказалась в большом зале с высоким потолком и мраморным полом. После тесной передней комнатки контраст был разительным. Каждый мой шаг, даже как будто каждый выдох отзывались эхом. Здесь и там прохаживались группками читатели, тихо ведя серьезные беседы. В мою сторону повернулось несколько голов, но через секунду люди потеряли ко мне интерес. Я шла мимо них, по возможности спокойно и невозмутимо, опустив глаза с таким сосредоточенным видом, словно у меня была четкая цель. Через десять-пятнадцать метров я увидела перед собой лестницу. Я стала подниматься по ступенькам.
Я впервые находилась в Национальной библиотеке, одном из красивейших памятников архитектуры. Интерьеры поражали великолепием: на стенах парадные портреты губернаторов и генералов, колоннада в итальянском стиле, выложенный мрамором пол. Впрочем, как и все в городе, библиотека переживала не лучшие дни. Потолок на втором этаже просел, колонны потрескались, книги и рукописи валялись где попало. И здесь расхаживали читатели, в основном мужчины, которые меня проигнорировали. За каталожными шкафами обнаружилась дверь, обитая зеленой кожей, а за ней еще одна лестница. Я поднялась на следующий уровень, где был длинный коридор с низким потолком, а по обе стороны двери, много дверей. В коридоре не было ни души, полная тишина, такое впечатление, что на этаже никого нет. Первая дверь оказалась запертой. Вторая тоже. Зато третья, вопреки моим ожиданиям, легко открылась. За столом сидело пятеро или шестеро мужчин, которые о чем-то оживленно спорили. Окон в комнате не было, стены, выкрашенные желтой краской, облупились, с потолка капало. Все мужчины были в черном, бородатые, в шляпах. От неожиданности я вскрикнула и начала закрывать дверь, но самый старый из мужчин, обернувшись на мой крик, одарил меня такой лучезарной улыбкой, что я заколебалась.
— Что я могу для тебя сделать? — спросил он.
Несмотря на явный акцент (к примеру, «что» он произносил как «што»), я бы затруднилась сказать, откуда он родом. Но когда я к нему присмотрелась, я даже вздрогнула от неожиданности.
— Мне казалось, все евреи давно умерли, — пробормотала я.
— Кое-кто остался, — улыбнулся он. — От нас, ты знаешь, не так-то просто избавиться.
— Я ведь тоже еврейка, — выпалила я. — Меня зовут Анна Блюм. Я нездешняя, а в городе живу уже больше года, ищу здесь своего брата. Вряд ли вы его знаете. Уильям. Уильям Блюм.
— Нет, милая. — Он покачал головой. — С твоим братом я незнаком.
Он спросил остальных, но они тоже покачали головами.
— Вообще-то он тут давно, — объяснила я. — Скорее всего, он умер, если только ему не удалось бежать.
— Очень может быть, — мягко ответил раввин. — Люди здесь часто умирают. Стоит ли рассчитывать на чудо?
— Если вы о Боге, то я давно перестала в него верить, — сказала я. — Еще девочкой.
— Я тебя понимаю, — сказал раввин. — Когда вокруг такое происходит, многие, подобно тебе, теряют веру.
— Уж не хотите ли вы сказать, что сами вы верите в Бога? — спросила я.
— Мы с Ним разговариваем. Другое дело, слышит ли Он нас.
— Моя подруга Изабель верила в Бога. Она тоже умерла. Я продала ее Библию мистеру Гамбино, Агенту По Восстановлению Качества, за семь глотов. Ужасно, да?
— Ну почему. Есть вещи поважнее книг. Еда стоит выше молитвы.
В присутствии этого человека со мной творилось что-то странное: чем дольше мы разговаривали, тем сильнее я себя ощущала маленькой девочкой. С ним я вспоминала, как все было в детстве, в смутные далекие времена, когда я свято верила в то, что говорили мне взрослые. Не могу этого объяснить, но рядом с ним я твердо стояла на ногах, и еще я знала, что могу ему доверять.
Бессознательным движением я достала из кармана фотокарточку Сэмюэла Фарра.
— Я также ищу этого человека, — сказала я. — Его зовут Сэмюэл Фарр. Он может знать о судьбе моего брата.
Я протянула карточку раввину. Несколько секунд он ее внимательно разглядывал, а затем покачал головой:
— Этого человека я не знаю.
Я разочарованно вздохнула, и тут самый молодой мужчина с рыжей чахлой бородкой, сидевший в дальнем конце стола, вдруг подал голос:
— Ребе. — Он явно робел в этой компании. — Вы позволите мне сказать?
— Тебе не нужно моего разрешения, Исаак, — ответил раввин. — Говори, что думаешь.
— Мне кажется, я знаю, о ком идет речь. Во всяком случае, мне известен человек под этим именем. Если, конечно, он тот, кого разыскивает молодая особа.
— Тогда взгляни на фотографию. — С этими словами раввин катанул ее через весь стол.
Исаак разглядывал карточку с таким озабоченным, таким непроницаемым лицом, что я сразу потеряла всякую надежду.
— Сходство весьма отдаленное, — заговорил наконец молодой человек, — но у меня сомнений нет: это он. — На бледных губах кабинетного ученого заиграла улыбка. — Я говорил с ним несколько раз. Он умен, но не по годам желчен. Мы спорим по каждому поводу.
Я не верила своим ушам. Раввин опередил мой вопрос:
— Как его найти, Исаак?
— Мистер Фарр не комарр, — пошутил молодой человек и сам довольно хмыкнул. — Он живет здесь, в библиотеке.
— Правда? — вырвалось у меня. — Это не шутка?
— Разумеется правда. Я могу отвести вас к нему хоть сейчас— Исаак выжидающе посмотрел на раввина. — С вашего позволения, ребе.
Лицо раввина приняло озабоченный вид.
— Этот человек не связан ни с какими академиями? — спросил он.
— Точно не знаю, но, по-моему, он независимый, — ответил Исаак. — Он говорил, что когда-то работал в газете.
— Да! — воскликнула я. — Все правильно. Сэмюэл Фарр — журналист.
— И чем же он сейчас занимается? — поинтересовался раввин, проигнорировав мое замечание.
— Он пишет книгу. Что-то связанное с городом. Мы несколько раз беседовали в главном зале. Мистер Фарр задавал весьма острые вопросы.
— Он симпатизирует режиму? — спросил раввин.
— Я бы сказал, он нейтрален, — ответил Исаак. — Ни «за», ни «против». В душе раздрай, но человек он трезвый, без закидонов.
Раввин повернулся ко мне, чтобы внести ясность:
— У нас, как ты понимаешь, немало врагов. Библиотечный пропуск у нас могут отобрать в любую минуту, поскольку мы больше не имеем академического статуса. Так что мне приходится быть осторожным.
Я кивнула с таким видом, будто понимала, о чем идет речь.
— Но в данном случае, — продолжал он, — я не вижу большого греха в том, что Исаак отведет тебя к этому человеку.
— Спасибо, ребе, — сказала я. — Я вам очень признательна.
— Он проводит тебя до порога, но внутрь не войдет. — Он повернулся к ученику, излучая спокойную уверенность. — Ты меня понял, Исаак?
— Да, ребе.
Раввин встал, чтобы пожать мне руку.
