– Спасибо тебе, Господи, за этот день, за погоду, дай, Господи, селедочки, помоги.
Принципиальный атеист Семеныч смотрел на него как на малахольного. Он, передовой рабочий Севморзавода, и в партию-то не вступил, сколько ни звали, потому что считал коммунизм разновидностью религии.
Удар Морев почувствовал практически сразу и начал выбирать снасть, уже были видны извивающиеся в воде серебристые рыбины, спиннинг гнулся не по-детски. Вытащив из воды, Морев осторожно перекинул их в ялик. Приладил к уключине садок и бросил в него две красавицы селедки. Рыба билась в садке и теряла чешую, играя перламутром, она медленно уходила на глубину, образуя морской Млечный Путь. Семеныч на правах хозяина предложил выпить за первую рыбку, достал из-под сидушки фляжку, налил в колпачок и протянул Мореву.
– Ну, за первую рыбку!
Закусывать не стали, жег азарт. Семеныч забросил и вытащил несколько ставридок, а Морев самодурил, продолжая приговаривать:
– Спасибо тебе, Боже, помог, дай еще селедочки, не оставь.
Неожиданно провисла леска, он быстро выбрал слабину катушкой и дернул спиннинг вверх, тот свернулся в колесо. Осторожно, чтобы не оборвать подвеску, Морев тащил рыбу. Это была не просто селедка, это была черноспинка грамм на шестьсот, такую он поймал впервые. Семеныч нервно подергивал снастью и старательно делал вид, что не замечает. Наконец он не выдержал:
– Покажи, что у тебя за самодур?
– Да обыкновенный, Черныша на Причале поймал и выстриг клочок шерсти на загривке.
Семеныч внимательно рассматривал моревскую подвеску.
– У меня такой же, когда селедка идет, все у Черныша отстригают. Не пойму почему у тебя берет, а у меня нет?
Морев не удержался и подколол ветерана:
– Все просто, я в Бога верую и прошу, чтоб он мне помог. А вот вам, неверующим, только на себя и надежда.
– Да иди ты со своей верой сам знаешь куда!
Часа через полтора садок у Морева был полным, немного ставриды-глазатки, пара луфариков и селедка, полный садок селедки. В садке у Семеныча было от силы пара килограмм ставриды и ни одной селедки. Ну не везло ветерану, хоть ты лопни, не везло! Настроение у него было отвратное, выпить больше не предлагал, отпивал из фляжки и злился. На себя злился, на фортуну злился и, конечно, на удачливого Морева злился. Тот, видя состояние Семеныча, решил сделать ему приятное.
– Семеныч, ты что на меня так матерно смотришь? А ну держи садок.
Семеныч придержал садок, а Морев пересыпал ему половину содержимого из своего садка. Настроение у Семеныча улучшилось.
– Вот спасибо, порадую старуху! А давай выпьем за удачную рыбалку.
Выпили, Семеныч с удовлетворением крякнул и внес предложение:
– Слушай, рыбы мы наловили, может, двинем домой?
– А чего нет, пойдем.
Морев поднял садок, дал стечь воде и осторожно положил его в ялик. Ту же операцию проделывал и Семеныч, он держал садок над водой, ожидая, пока стечет, и тут дно у садка раскрылось, видать, совсем сгнили старые нитки, и вся рыба вывалилась в море.
Видок у Семеныча был еще тот, ни дать ни взять погорелец на пепелище. Уставившись под ноги, он негромко, обреченно произнес:
– За что?
– Ну что тебе сказать, Семеныч, веры в тебе мало, вот и получается, Бог дал – Бог взял.
До Причала добрались молча и разошлись так же, Семеныч был темнее тучи.
В домике Морева уже ждали Шпак с Гросс-адмиралом, вместе занялись уловом. Первым делом поставили уху, после засолили рыбу, а ту, что помельче, почистили и приготовились жарить. Пока работали, Морев в красках живописал, как старый атеист остался без улова, хохотали до слез. Неожиданно раздался стук в дверь.
– Заходи, если свой!
На пороге понуро топтался Семеныч.
– Заходи, Семеныч, может, рюмочку с ушицей?
– Нет, ребята, спасибо, я на минутку.
Он вытащил из нагрудного кармана огрызок карандаша, обрывок газеты с чистым полем, присел к столу и приготовился писать.
– Слышь, ты мне это, продиктуй, что ты там бормотал на рыбалке.
Морев, Шпак и Гросс-адмирал взорвались смехом, ничего не понявший Семеныч так и сидел с карандашом в руке, занесенным над газетным обрывком, а по Причалу бегал, радостно размахивая хвостом, подстриженный лесенкой молодой кобель Черныш.
Ноябрь в 2003 году выдался обычным. Ноябрь как ноябрь, ничего особенного, такой же, как был в прошлом году, и такой, как будет в следующем. Погода дрянь, повальная депрессия, в Грузии скинули Шеварднадзе, правда, это событие выпадало из ряда привычных. На фоне всей этой ноябрьской безнадеги ярким событием выглядел юбилей Вовки Семина. Гросс-адмирал дожил до пятидесяти, был в здравом уме и еще мог. На Причале это воспринималось примерно как День Победы или, на худой конец, как Новый год, к юбилею готовились. А что дарить? – Вот в чем вопрос! Сначала думали скинуться и купить что-нибудь значимое, ну например эхолот. «На хрена козе баян» – это как раз про этот случай. Стоило Гросс-адмиралу глянуть за борт налитым красным глазом, и он называл глубину с погрешностью меньшей, чем у промерного эхолота. Ему не нужна была и радиолокация, своим дельфиньим мозгом он прекрасно ориентировался в тумане, не говоря уже о навигаторе и часах. Последние он в жизни не носил, а время определял своими внутренними часами, которые корректировал по полуденному выстрелу с Константиновского равелина.
В конце концов от коллективного творчества перешли к индивидуальному, Морев подготовил упаковку норвежских кованых крючков и сто метров новомодной карбоновой лески, сделанной в Японии. Утром в субботу, одевшись потеплей, он завернул подарки в пакет и двинул на остановку. Автобуса второго маршрута ждал недолго. Транспорт оказался веселым, на заднем сиденье, основательно устроившись, лабал слепой баянист. Мужик в возрасте, явно не бомж, в очках сварщика с наглухо закрытыми боковинами, напоминал крота-неудачника, изменившего семейному ремеслу. На конечной Морев сделал ему предложение.
– Слышь, мужик, тебя как зовут?
– Петр Сергеич.
– Петр Сергеич, чего ты здесь за копейки пальцы надрываешь? Давай со мной, у друга юбилей, и выпить будет, и закусить, и заплатим – не обидим.
Баянист ломался недолго, уложил баян в футляр и уцепился за хлястик моревской куртки. Таким вот живописным тандемом они вошли на Причал, Морев ощущал себя мальчиком-поводырем с картины Василия Перова. В халабуде Гросс-адмирала уже было весело, Дед со Шпаком разминались красненьким. Морев поздравил старого друга и представил лабуха. Идея провести застолье под баян понравилась всем, особенно Деду, который солировал в ансамбле «Морская душа» при доме офицеров.
Дни рождения всегда праздновали на воде, и, чтоб не терять время, начали грузиться в Вовкин ялик. Под завывание ветра процессия двигалась по мостку, впереди шел Дед с полной сумкой закуси, следом Шпак с канистрочкой самогона двойной выгонки, далее Морев в связке с Петром Сергеичем, замыкал шествие Гросс-адмирал в видавшей виды соломенной шляпе, доставшейся ему от покойного тестя вместе с яликом. Бережно загрузили баяниста, надели на него спасательный жилет и усадили на баке, подложив под зад мягкую сидушку. Все было готово к отходу, задерживался только Доктор, которого послали за свежим хлебом. Когда народ уже начал нервничать и пару раз Доктор был помянут недобрым словом, на мостке показалась нескладуха, изображающая бег и размахивающая над головой нарезным батоном. Он с разбегу плюхнулся в ялик, чуть не свалив Петра Сергеича.
Чтобы праздник не превратился в борьбу за живучесть, решили из бухты не выходить, а спрятаться от ветра и волны за старыми ржавыми плавучими мишенями рядом с берегом. Дед накрыл по-праздничному – со скатеркой. Доктор сразу взял шефство над Петром Сергеичем, он помог вытащить из футляра баян и просунуть руки в ремни. Инструмент впечатлял – сиял черным лаком, блестками искрили никелированные уголки мехов, а загадочная надпись «SCANDALLI» на решетке у грифа сияла серебром и завораживала. Интересно, как слепой мог содержать инструмент в таком состоянии?
Баянист сложил пальцы рук в замок, вытянул руки перед собой и хрустнул костяшками, поправил ремень на правом плече, поелозил задом по сидушке, положил руки на клавиатуры, раздвинул меха и вжарил песню крокодила Гены «С днем рождения». Последний аккорд был встречен громким «Ураааа!». Гросс-адмирал прослезился:
– Ну спасибо, Сергеич, уважил.
Доктор вложил слепому в правую руку рюмку, а в левую бутерброд с салом и маринованным огурчиком. Выпив и закусив, маэстро, с учетом интересов собравшихся, сыграл газмановскую «Ты морячка, я моряк, ты рыбачка, я рыбак». После аплодисментов снова выпили и закусили.
Через час концерта на воде репертуар баяниста приблизился к репертуару ансамбля «Морская душа», и Дед запел – «Растаял в далеком тумане Рыбачий…». Постепенно на берегу собралась группа зрителей, активно участвовавших в происходящем. С берега доносилось:
