— Погоди, а чего это мы с тобой орем? — удивилась мама.
— Разве мы орем?
Ася так удивилась, что заговорила шепотом.
— По-моему, орем, — тоже шепотом сообщила мама.
— Может, это не мы?
Ася с мамой уставились друг на друга и замолчали. Стало сразу очень тихо. Только Фингал скребется у двери, это слышно.
— Нет, никто не орет, — сказала мама обычным голосом. — Значит, показалось. Вдруг почему-то приличное настроение! У тебя как?
— Тоже, знаешь, приличное, — подтвердила Ася солидно.
— Может, нам что-нибудь придумать под настроение?
— Можно, — солидно кивнула Ася.
Они с мамой часто придумывают. Если мама, конечно, свободна. Ася никогда бы не стала мешать. Например, сама к маме лезть. Но если она все равно сейчас не работает и сама так хочет…
— Абракадабру какую-нибудь, — размечталась мама. — В рифму, если не возражаешь. Пускай каждые две строчки у нас рифмуются. Нет, это скучно. Ну, потом усложним, в процессе.
— А про что?
— Предлагай, — прищурилась мама. — Может, лучше — про кого? Например, давай про лань? Доброе слово такое, располагающее.
— Давай, — согласилась Ася.
Она сразу поняла, почему мама выбрала это слово. И Асе стало приятно, что мама помнит. Хотя сама Ася как раз не помнит, а ей мама уже рассказывала. Удивительно это приятно, когда тебе про тебя же рассказывают, какая ты была маленькая. Ася очень любит. И требует всякий раз новых подробностей. Чтобы мама побольше вспомнила! И мама даже, кажется, понимает, почему она любит. Дело в том, что сколько сама о себе ни думай, все равно себя плохо знаешь. А когда тебе про тебя говорят, какой ты была и что делала, вдруг начинаешь что-то новое в себе понимать…
Слушаешь, слушаешь про себя и как будто сама себе учишься, какая ты есть…
Асе было лет пять, и они с мамой бродили по зоопарку, самое любимое Асино тогда было место. Пони кормили булкой, смотрели, как слон подбирает монетки и отдает своему служителю. Как мечется в клетке волк. А потом Ася застряла у клетки с ланями. Маму они никогда не волновали, лани и лани. Грация есть, а ума — не сильно заметно. А Ася стоит и стоит. Вдруг оборачивается: «Я профессию себе выбрала». Мама как-то не была подготовлена, удивилась. «И какую же? — спрашивает осторожно. — Что же ты будешь делать?» — «Буду работать с ланями, — сообщила ей Ася. — У них глаза печальные. Видимо, с ними никто не работает».
И, решив свое будущее, сразу же пошла дальше, к змеям.
А мама, рассеянно поспевая за ней, подумала тогда, что это совсем не плохая причина для выбора, достойная причина, — чьи-то печальные глаза. И что она с этой точки зрения не удосужилась посмотреть на ланей. А Аська посмотрела! И маме было за Асю радостно, а за себя чуточку грустно. Неужели она уже разучилась смотреть в глаза?…
— Первую строчку — ты, — попросила Ася.
— Ладно. Ну, например, — мама на секунду задумалась. — Например,»бежала трепетная лань…». Это пойдет?
— Она была такая дрянь, — легко подхватила Ася.
— Ну, что же ты ее сразу! — ужаснулась мама. — Нет, так нельзя. Это мы будем теперь с тобой разбираться, почему она дрянь. Нам же никогда не выпутаться!
— А если не разбираться? — предложила Ася.
Мама честно подумала.
— Нет, — решила она. — Это слишком серьезное обвинение. Давай что-нибудь другое, ага?
— А на плечах носила рвань? — предложила Ася.
Но мама снова отвергла, потому что ей жалко бедную лань, у которой, значит, нет даже приличного костюма.
— Может, она нарочно, — сказала Ася. Но как богатый художник, у которого за душой бессчетно всего, не стала настаивать. А еще сказала. — Тогда «А на весу несла герань».
Маме опять не понравилось. Привередливая все-таки!
— Не люблю я эту герань, — поморщилась. — Она всегда пыльная и в горшках.
— Может, ее полили? — слегка обиделась Ася. Но тут же придумала по-другому и развеселилась. — «А на весу несла лохань, в которой пыльная герань». Ну? Дальше?
— Ничего, — засмеялась мама. И тут же опять придралась. Вечно она придирается! — Нет, рифму надо менять. Больно ее много!
Ася — наоборот — считала, что нисколько не много. Рифму как раз не надо менять. Она к ней привыкла!
Мама уперлась, что привычка — вредная вещь. Именно она и губит искусство. Надо ее в себе рушить. Крушить всеми силами. И опять искать новую рифму, вообще — новое.
Так, препираясь и споря, Ася с мамой, наконец, придумали «Абракадабру». Мама записала ее на машинке, чтобы прочитать папе. «Абракадабра» вышла такая:
Бежала трепетная лань,
А на весу держала длань –
В ней был зажат «пятак».
Она бежала на метро,
А за щекой несла ситро.
Все это было так.
Потом она пекла пирог,
И в каждом был бараний рог,
И созвала гостей!
Все гости кушали траву.
И вышивали по канву.
И все дарили ей!
Ах, эта лань была мила –
В венке из алых роз!
На чердаке она спала,
А муж ей был матрос.
Ася с мамой еще ужасно поспорили насчет «из алых роз».
— Из!алых! из!алых! Это какой-то ишачиный крик, — возмущалась мама. — Так в Бухаре ишаки под окном кричат.
— Не знаю никакой Бухары! — кричала Ася в ответ. — А ты чего предлагаешь? Из! синих! из!синих! Иссиних каких-то! Это осины так плачут, когда их ветер треплет.
Маме и возразить больше нечего. Действительно — «иссиних»…
— Может — просто «из красных»? — спросила робко мама.
— Чересчур ярко, — отрезала Ася.
И маме пришлось согласиться. Так и осталось, как Ася придумала: «В венке из алых роз». Нужно четко произносить, и никакого не будет ишачиного крика. Между прочим, последнюю строчку, самую абракадабристую, как даже мама признала, тоже Ася придумала. Ну, насчет матроса…
Только успели закончить, и папа пришел.
Прямо влетел в комнату:
— Ты маме мешаешь! Я же тебя просил!…
Но быстро понял, что тут никто никому не мешает. И замолчал.
Мама ему прочитала «Абракадабру».
Папе, конечно, понравилось. Но не очень, это было видно. Он такого уж восторга не выразил, как Асе хотелось. Не понимает стихов, что поделать! Нужно мириться с недостатками близких. Зато папе очень понравилось, что мама с Асей веселые. Румянец такой на щеках! А некоторые строчки, честно говоря, папу немножко ставят в тупик. Почему, например, «вышивали по канву?» Он не понял.
— А как, по-твоему, надо? — закричали хором Ася и мама.
— По-моему, «по канве», — сказал папа, смутившись. Ему так раньше казалось. Он, правда, не специалист!
— Но «по канву» же лучше! — закричали хором Ася и мама.
— Ну, если вы так считаете, — нерешительно согласился папа.
Это он только для вида с ними согласился. Раз они такие веселые! Все равно как-то чувствовалось, что ему было бы лучше, например: «Все гости кушали желе и вышивали по канве». Но тогда папа бы сказал, что тут неточная рифма. Ему нравятся рифмы классические или как там они называются, чтобы «люблю» — «сгублю».
Тут Ася с мамой папу никогда не поймут. У них разный взгляд на вещи. Они, например, как раз довольны.
— Не шедевр, кто спорит, — сказала мама, — но как упражнение для начинающих вполне годится…
— Потомки нас рассудят, — сказала Ася.
Это она где-то читала. Просто сострила! Но папа не улыбнулся. Ему почему-то кажется, что мама устала. А им с Асей лучше всего сейчас сходить в хозяйственный магазин. Дома мыла нет.
Будто нельзя один вечер прожить без мыла!
— С чего я устала? — удивилась мама. — Опять ничего не сделала.
Но папа уперся, что она устала. Именно потому, что она ничего не сделала. От этого сильней всего устаешь.
Асе совсем не хотелось сейчас идти. Пока папа ходит, они с мамой, может, еще что-нибудь выдумают. Что он, один мыло не донесет?
— Нет, я хочу с тобой, — заупрямился папа.
— Вот хорошо, — мама вдруг вспомнила. — Будете в магазине, заодно купите Туське бриллиантовое колье. Не забудете?
— Не забудем, — мигом вскочила Ася.
А папа опять чего-то не понимает.
— Ты думаешь… — это маме. Еще сомневается!
— Естественно, — объяснила мама. Все надо сегодня ему объяснять! — Мы же толком ее не поздравили. Все-таки стала бабушкой.
И Ася с папой сразу отправились.
Фингала не взяли. Будет там гавкать у магазина, пока они колье выбирают. Это дело нешуточное!
— A y нас денег хватит? — беспокоится Ася.
Папа толкам не помнит, сколько стоит бриллиантовое колье. Давно как-то не покупал. Но ему кажется, что на мыло семейное и на бриллиантовое колье у них должно хватить. У папы еще мелочь в кармане.
Сначала к Богдановым еще заглянуть…
Ася сколько раз уж сегодня бегала. Снова никого нет, звонили-звонили. Папа записку сунул в почтовый ящик. Непонятно, куда Богданов девался. Ася утром за ним зашла. Уже закрыто. Подергала дверь. Вроде кто-то внутри сопит. Нет, показалось. А в школе Богданова опять не было, Нина Максимовна волновалась.
