Сосед с хрустом разгрыз кусок рафинада и равнодушно сказал: «Дятел».
Нелка пришла в восторг – за пару минут был решен кроссворд, который она вряд ли бы осилила самостоятельно. Нелка внимательно осмотрела соседа.
На другом конце лавочки сидел хлопец неопределенного возраста – от двадцати пяти до пятидесяти лет. Одетый в выцветшую дырявую бомжацкую футболку и такие же шорты. Его сандалии не имели ничего общего с понятием обувь. Видимые фрагменты его тела были абсолютно белыми и густо усыпаны родинками, точками, веснушками и папилломами. Фигура тоже была далека от канонов. Казалось, что под футболкой на талию незнакомца надеты несколько велосипедных шин. Талия подрагивала и качалась от любого воздействия. Таких у них во дворе называли «жиропа».
На пузе у хлопца стояла коробка рафинада, уже наполовину пустая. В одной руке он держал стаканчик мороженого в другой – бутылку. Он поглощал свои лакомства в строгой очередности – вначале он бросал в рот три-четыре кусочка сахара, потом кусал мороженое, всё это он запивал сладким «Байкалом». На груди в темном от пота пятне рядом с крошками вафельного стаканчика плавились кристаллы сахара. Было жарко. «Где я уже видала этого типа?» – подумала Нелка, сканируя соседа. Верхняя часть башки была лысая. Лысину тоже украшали какие-то наросты, точки и метки. Лицо окаймляла бородка клинышком. Имелись также усы. На носу незнакомца сидела копеечная роговая оправа, потемневшая от возраста. Оправа была снабжена толстенными стеклами, делала очки похожими на бинокли, а глаза незнакомца – на две темные изюмины, вдавленные в глазницы.
– Что? – спросил незнакомец, продолжая грызть рафинад. – Не узнали? – Он снял очки: А так?
– Вы такой умный, – неопределенно начала Нелка, – мне кажется, мы уже где-то встречались.
– Еще бы, – улыбнулся парень. – Вы моего деда с детства знаете, а я на него очень похож. Вспомните деньги, ну, червонец, например, посмотрите внимательно.
Нелка мысленно восстановила в памяти червонец. Вдруг глаза ее округлились, как у персонажей на полотнах Анри Руссо. «Ленин», – прошептала Нелка и, закрыв рот рукой, откинулась на спинку скамейки.
Незнакомец самодовольно ухмыльнулся: «Наконец-то, я – его внук». Нелка плохо знала биографию вождя, поэтому сразу поверила сказанному. После пережитого шока Нелка протянула руку внуку Ленина и представилась: «Нелка». Внук пожал руку и ответил: «Толик». Рафинад к этому времени кончился. Хруст и глотки больше не мешали его речи.
Остаток дня они провели вместе. Бродили, взявшись за руки, наматывая круги по маршруту – Большая Морская, площадь Ушакова, улица Ленина, площадь Нахимова. Так началась любовь.
Зашло солнце, Нелка очнулась и пригласила Толика в ресторан. Толик отнекивался как мог, стесняясь своего скудного бюджета. Но Нелка успокоила кавалера, показав ему свою наличность. Рестораном называлась терраса, отгороженная шнурочком, с видом на Артбухту. Пластмассовая мебель, убогая кухня и полный набор поддельного алкоголя говорили о невысоком классе заведения, но места были только тут.
Время подползало к одиннадцати. Звезда гандбола и внук Ленина выпили бутылку настоящего массандровского портвейна (внук хорошо разбирался в продукции крымского винпрома), съели фрукты и оживленно беседовали, глядя друг на друга, ожидая заказанный кофе. Они не могли видеть, как досужие посетители недоумевают, что может связывать высокую, хорошо сложенную, симпатичную, стильно одетую даму с этим пузатым босяком. Но Нелке и Толику всё было по барабану.
Наконец, не выдержав, от столика, где сидели три представителя Кавказа, к ним подошел молодой человек. Он улыбнулся, показывая желтые прокуренные зубы, залепленные непережеванным арахисом, произнес с типичным акцентом:
– Друг, я хочу танцевать с твоим дэвушка.
Во время монолога он положил руку на плечо Нелке.
– Моя девушка под магнитофон с посторонними не танцует. А теперь убери руку, пожалуйста.
Нелка резко дернула плечем. Представитель Кавказа убрал руку и уже без улыбки предложил Толику выйти за шнурочек. Толик знал, что хачики сейчас размажут его по платану. Но решил не терять достоинства перед новой знакомой. Он встал, вместе с ним поднялась Нелка. С противоположной стороны за ними проследовал еще один представитель всех базаров СНГ. Путь им преградил официант. Он обратился к Толику и Нелке: «Попрошу сначала рассчитаться».
– Счас, схожу в туалет и так с тобой рассчитаюсь, всю жизнь будешь помнить, – грозно пообещала Нелка, отодвинув официанта в сторону.
Вышли, проследовали к неосвещенной части улицы. Представитель Кавказа произнес: «Баба едет с нами, ты остаешься».
Больше ничего он сказать не успел, потому что получил точный удар ногой в скулу. Сегодня у Нелки получалось всё грациозно и изящно. Если бы в этот вечер оценки выставляли монахи монастыря Шаолинь, Нелка получила бы твердую пятерку. Выписала она и второму. Через пару минут на арене показался третий, по-видимому, старший. Увидав членов своего прайда, валявшихся в разных позах, и оценив ситуацию, выставил руки вперед, чуть согнувшись, жалобно запричитал.
– Не надо болше бит. Мы можем договориться, – и тут же получил пощечину от Толика, сигарета выскочила у него изо рта и покатилась по тротуару.
– Когда разговариваешь с девушкой – сигарету нужно вынимать, понял?
– Извины, я заплачу, – оправдывался старшой, с готовностью хлопая себя по карманам.
– Вы меня сильно разозлили, быстро сюда три сотни, и чтоб духу вашего здесь больше не было. Понял? Ты меня понял? – улыбнулась Нелка, подходя ближе.
– Понял, понял, – испуганно отсчитывал зеленку бригадир.
– Кстати, скажи спасибо, что он вас сегодня не тряс, – указала Нелка на Толика, – потому что он обычно отрезает уши, выпивает глаза, а оторванной головой играет в футбол.
Третий молча слушал и трясущимися руками грузил дружков в комиссионный «Ауди». Машина сорвалась с места и быстро скрылась за поворотом.
– Табриз, почему ты не достал волыну, – укоризненно шлепали разбитыми губами побитые друзья.
Табриз остановил машину и обернулся к соотечественникам.
– У жирного под мышкой болтался «узи». И вообще, я точно его уже где-то видел. Только вот не припомню, башмаковец он или солнцевский.
На другой день, проснувшись утром, Нелка поняла – ее отношения с Толиком зашли довольно далеко. И решила на честно заработанные деньги приодеть его. На это был потрачен целый день. Толику достались кроссовки, новые сандалии, джинсы и рубаха. Вдобавок, Нелка из своих запасов подарила Толику футболку, купленную в свое время в Амстердаме.
Неискушенная Нелка, гуляя по столице Нидерландского королевства, забрела в магазинчик для геев и, не обращая внимания на вопросительные взгляды продавцов, накупила сувениров. Одну футболку она подарила своему двухметровому папе, вторая досталась Толику.
Футболка была бледно-голубого цвета, на груди белыми нитками шрифтом модерн было вышито слово «pasiv». Толик с благодарностью принял дары, но футболку пообещал носить только дома.
– Почему? – обиделась Нелка. – Ты на качество посмотри.
Толик, загадочно улыбаясь, объяснил причину.
– Конечно, я не должен нарушать семейную традицию, но я на это пойти не могу.
– Что ты имеешь в виду? – ничего не понимая, спросила Нелка.
Толик, продолжая загадочно улыбаться, объяснил.
– Владимир Ильич, мой дедушка, был пидаром, но об этом знают только три человека – сам Ленин, тот, с кем он был, и я.
Нелка прошептала: «Да ты шо?» – и опять превратилась в персонаж с полотен Анри Руссо.
Нелка всё больше и больше увлекалась Толиком. Вот уже неделю она наслаждалась его интеллектом. Рохлей Толик оказался лишь с виду. Он хорошо закончил школу, ему легко давались науки. Он запросто поступал в институты, университеты и академии СССР. И так же легко их бросал. Остановился на институте народного хозяйства, его и закончил. Работал каким-то инженером в объединении «Атлантика». Любил латиноамериканских писателей и рок-музыку. И это были еще не все его достоинства. А главным недостатком была любовь к сладкому и мучному.
Временно они поселились у Нелкиной тети Нины. Та работала проводником на поездах дальнего следования. И сутками не бывала дома. Тетю Нину кроме денег и барахла ничего в жизни не интересовало. Всю квартиру она завесила коврами, заставила картонными ящиками, в которых хранила свою страсть – хрусталь и сервизы. Она не расставляла посуду в серванте. Во-первых, не хватало места, во-вторых, она боялась как бы отдыхающие, которым она сдавала свою квартиру, не забрали что-нибудь на память.
На вопрос, зачем ей такое количество посуды, она ответить не могла. Тетя Нина не ожидала в гости ни большой мусульманской семьи, ни цыганского табора. Это была старая привычка собирать приданое для будущей дочери, которая так и не родилась. Возможно, из-за того, что у тети Нины требования к своему будущему мужу росли пропорционально собранному приданому.
