– Я же сказала, что не встретила человека, с которым хотела бы связать свою судьбу.
– Нет-нет, – цокая языком, Вардитер хитро подмигнула. – Ты врешь. По глазам вижу, что врешь. Что значит – не встретила человека? Как можно знать такие вещи наперед? Я тоже не хотела жить с твоим дедом, а потом привыкла и даже полюбила его. Разве хорошего человека можно не полюбить? Не-е-ет, ты врешь. Тут должна быть другая причина. Скажи-ка, какая?
Анна прыснула:
– Да нет никакой причины, кроме той, что у меня тоже тяжелый характер. Но это у нас семейное.
– Аман-аман, какой позор! Почему Господь так наказывает нас? Бедная, бедная моя девочка, за что тебе такая горькая судьба? – запричитала Вардитер и исполнила свой коронный трюк: схватившись за сердце, откинулась на спинку стула.
Понимая, что спорить со старухой бесполезно, Анна посмотрела на нее в упор:
– Давай лучше поговорим о моем отце. Настоящем отце, которого искала Лусине. О нем и нашей матери.
Приступ как рукой сняло. Вардитер резко вскочила со стула и топнула ногой. Поразившись неожиданной прыти старухи, которая еще минуту назад едва протягивала руку к чашке, Анна вздрогнула и пролила кофе.
– Не о чем тут говорить! Не о чем! Мало тогда было стыда, теперь еще и ты собираешься поднять всю эту грязь. Кого ты хочешь найти? Кого? Человека, который сначала опозорил, а потом погубил твою мать? Этого негодяя, из-за которого я до сих пор не могу смотреть людям в глаза? Кого ты ищешь, Арев?
– Отца.
– О господи, господи, за что мне такое наказание? Как моя дочь могла породить таких неблагодарных детей? Одна своего приемного отца день и ночь проклинала, вторая теперь умничает. Разве у тебя нет отца? Разве мой сын не стал тебе отцом, бойд тахем, Арев?
– Стал. И я благодарна ему за это. Но я решила найти нашего биологического отца. Лусине ведь искала его?
– Лусине сошла с ума, клянусь могилой своего отца, она сошла с ума! – взвизгнула Вардитер. – Видела бы ты ее полгода назад. Ноги еле держат, глаза горят. Бегала целыми днями, все что-то искала, меня расспрашивала. Я ей тысячу раз говорила: «Не надо, Лусо-джан, ляг в больницу, ляг, пока не поздно». Нет же, не слушалась. Никто меня никогда не слушался. Никто, поэтому все и страдали! – Вардитер подошла к внучке, упала на колени и сжала ее руки: – Арев-джан, прошу тебя, брось эту затею. Что мне сделать, чтобы ты меня послушалась?
– Прости меня, прости, – прошептала Анна, гладя вздрагивающие плечи старухи. – Я знаю, что делаю тебе больно. Клянусь, я сомневалась до последней минуты, но вчера я начала читать дневник Лусине и…
– Ты все-таки нашла проклятую тетрадь! Я весь дом обыскала. Я чувствовала, что в ней есть что-то, что тебе не следует знать. Лусине, бывало, вечерами листала ее, а стоило мне войти – она ее хлоп! – и закрыла! Где она ее прятала?
– В комнате, на верхней полке за книгами.
– Ну уж туда бы я точно не залезла. Что в той тетради?
– Это ее дневник, который она вела в девяносто четвертом году и имена троих человек, которых она подозревала в отцовстве.
– И-и-и-и, глупости все это. Лусине придумала себе невесть что. Ну были у твоей матери ухажеры, так у кого их не было? Один в институте с ней учился, другой – ее школьный учитель, а третий – наш сосед. Я даже вспоминать их не хочу. Но уверяю тебя, Арев, – старуха умоляюще посмотрела на внучку, – среди них нет твоего отца.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю и точка! Я знала свою дочь. Она была… Она была необыкновенной девушкой. Нет, она бы никогда не связалась с теми, кого ты подозреваешь. Разве ж то были мужчины, тьфу! Нет, это не они. Клянусь могилой своего мужа, не они.
– Тогда, может быть, ты знаешь, кто мой настоящий отец? Признайся мне, пожалуйста.
– Нет, не знаю. Я тебя не понимаю. Зачем ворошить прошлое? Что в этом толку? Ну подумай сама, если бы твой отец был порядочным человеком, разве бросил бы он беременную девушку? Разве допустил бы ее смерть? Разве за тридцать два года не пришел бы в наш дом, чтобы увидеть своих дочерей? Зачем тебе искать этого негодяя? Давай лучше я подыщу тебе хорошего жениха. Сын моей соседки Андо…
– Бабушка!
– Очень хороший парень. Хочешь, я покажу тебе его? Пошли на балкон, он наверняка возится со своей машиной. – Вардитер с надеждой посмотрела на внучку. – Чего смеешься?
– Просто меня давно вот так не сватали.
– Потому и дома сидишь, что не сватали, – кряхтя, Вардитер подошла к окну и выглянула во двор. – Смотри, вон он. Чем не жених?
Анна подошла к окну и увидела худощавого парня, сидящего на корточках с гаечным ключом в руке и заглядывающего под машину.
– И семья приличная, – с надеждой в голосе продолжала Вардитер.
– Верю, но ты зря стараешься, я не за тем сюда приехала. – Анна приблизилась к плите. – Я заварю еще кофе. Ты будешь?
– Нет, не буду, мне надо сходить в магазин. – Вардитер повязала голову черным платком и ушла, бросив на пороге: – Если пойдешь гулять, просто захлопни дверь. И прошу тебя, больше не возвращайся к разговорам об отце. У твоей сестры уже ноги остыли, и ты непонятно куда лезешь.
– Хорошо, я не буду.
Анна наблюдала за ней из окна. Бабушка вышла во двор, о чем-то побеседовала с мужчинами, сидящими за столиком под тутовым деревом, и скрылась в подворотне. Анна подошла к телефону и набрала номер Сергея.
– Привет, Сергей. Это Анна.
– Привет, рад тебя слышать. Как дела?
– Нормально.
– И у меня нормально. Хочешь погулять по городу?
– Да. Мне надо решить некоторые вопросы, а потом можем погулять. Давай встретимся в парке возле университета через пару часов.
– Хорошо.
Анна быстренько собралась, положила в сумку дневник сестры и спустилась во двор.
Ей казалось, что за шестнадцать лет она забыла почти все, что связывало ее с Ереваном. Но теперь, шагая по двору, она почувствовала, как воспоминания поднимаются из глубин памяти и оживают в лицах случайных прохожих, кажущихся ей до боли знакомыми, в старом тутовом дереве, все так же раскинувшим зеленый шатер над столиком, за которым мужчины играют в нарды, в звуке падающих на доску костяшек и криках: «Шеш!», в журчании фонтанчика с позолоченной надписью «Любимому другу Ованесу от друга Карапета».
Анна вспомнила, как в детстве она опиралась руками о серый базальт фонтанчика, становилась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до железного наконечника, из которого струилась вода – сладкая и холодная. Иногда отец подсаживал ее, и тогда она широко открывала рот, а струя воды била в горло, приятно щекоча и обдавая холодом.
Анна подошла к фонтанчику и теперь уже наклонилась. Вода была все такой же холодной и сладкой на вкус, и только ржавый наконечник и облупившаяся местами позолота напоминали, что с момента ее последнего визита прошло много лет. Она пила медленно, прикрыв глаза и смакуя каждый глоток, пока кто-то не дернул ее за подол платья. Анна открыла глаза и обернулась. Перед ней стоял чумазый мальчишка лет пяти. В левой руке мальчишка держал тпик,[18] а правой почесывал курчавую макушку.
– Тетя, я тоже хочу пить.
– Пей, – ответила Анна, уступая ему место.
Мальчишка подошел к фонтанчику и жадно припал к нему губами, но едва Анна отвернулась, как он хитро улыбнулся, зажал пальцем отверстие в наконечнике и направил бьющую под напором струю в спину Анны.
– Я тебе сейчас уши надеру, – грозно сказала она, но не выдержала и рассмеялась.
В детстве она и сама обливала водой проходящих мимо соседей.
– Не надерешь! – крикнул мальчишка и с воплем: «Тико, выходи гулять!» – помчался к подъезду.
Анна улыбнулась ему вслед и вышла со двора. Возле дома стояла машина с шашечками.
– Здравствуйте, до университета довезете?
– Конечно, довезу! Садись, дочка, – ответил таксист, ерзая на сиденье.
Судя по довольной улыбке, которая озарила его лицо, он уже давно поджидал пассажиров. Машина тронулась с места.
– В гости приехала? – тут же поинтересовался таксист.
– Да. А как вы догадались?
Таксист усмехнулся и достал из пачки «Наири» сигарету.
– Ваго уже сорок лет таксует. Он сразу видит: что за человек, зачем приехал, к кому приехал.
– Да ладно. Вы ведь определили, что я приехала в гости, потому что я говорю с акцентом.
– Это тоже, – кивнул Ваго. – Но не только…
– Ну в таком случае вы сосед моей бабушки.
– И это правда. Я живу в соседнем доме и бабушку твою знаю, но даже если бы не знал, все равно догадался бы.
– И каким же образом? Вы – телепат?
Ваго выпятил грудь и важно кивнул:
– И это тоже. Ваго сорок лет таксует, он человека насквозь видит.
– Интересно… – Анна равнодушно пожала плечами и отвернулась к окошку.
Таксист промолчал. Он вырулил на проспект и увеличил скорость. Анна не узнавала знакомые улицы. Город ее детства изменился до неузнаваемости. Казалось, что от него остались только облицованные красным и розовым туфом фасады, но в то же время утратившие национальный колорит – Ереван стал похож на любой европейский город – красивый, но безликий. Дома пестрели вывесками кафе и дорогих магазинов, за стеклянными витринами сновали проворные продавцы. «Интересно, осталось ли кафе за углом?» – подумала Анна, вспомнив, как отец водил ее в это уютное местечко, где подавались лучшие в городе кябаб и лахмаджо.
