– Звучит несколько высокомерно, вы не находите?
– Нет, ничуть.
– Я как-нибудь с удовольствием послушала бы вашу игру.
– Существует художественное исполнение наказания с участием тюремного оркестра. Только вы не бросайте меня, заходите в гости.
– Он сказал, что вы могли бы сделать великолепную карьеру.
– Мою карьеру и так можно считать блестящей. Все-таки она подарила мне знакомство с вами.
– Если бы я познакомилась с вами несколько недель назад, то, наверное, уже испустила бы дух.
– Ну-ну. Не такой уж я прыткий, как вам кажется.
– Скажите, а почему вы губите женщин?
– Это вовсе не так. Ваша постановка вопроса неправомерна.
– Мы ходим по кругу. Времени остается не так уж много. Через три недели начнется процесс.
– Так скоро?
– Представьте себе.
– Как точно вы выразились – мы ходим по кругу. Не хотите со мной потанцевать?
– Мне пора.
– Нет, не надо спешить.
– Нет, надо. И немедленно.
– Мы увидимся снова, я имею в виду после процесса?
– Едва ли.
– А почему нет?
– Это мой принцип.
– Ну тогда – вам хотелось бы снова со мной увидеться?
– Вопрос неактуальный.
– Хотелось бы?
– Я ухожу.
Если мне не будет суждено с ним когда-либо увидеться вновь, значит, я уже виделась с ним тысячу раз, ибо это всегда было изначальное прощание. Когда мы увиделись впервые, на землю падал первый лист, и все уже было решено. Он знал это с самого начала, и только до меня полностью не доходило, как все развивается – без начала и без конца. Что с самого начала это и есть свидание при всем его легкомысленном внешнем восприятии, словно существует безгранично огромное число вероятных возможностей. Однако с первой же секунды складывается так, а не иначе. Зародыш не прорастает, а, наоборот, угасает, возвращаясь к самому первому глухому жесту и к первому крику.
– Как вам спалось, фрау доктор?
– Неплохо.
– А я не сомкнул глаз.
– Что представлял собой Шуман как человек?
– Для осознания этого нам потребуются годы.
– Так попробуйте же.
– Это был многоликий человек – Юлий, мастер Раро, но прежде всего Флорестан и Эвзебий.
– Флорестан?
– Титан. Неистовый и энергичный.
– А Эвзебий?
– Мягкий и меланхоличный.
– Я купила компакт-диск с записью танцев Давида. В исполнении Хризантемы.
– Ну и?
– Для меня открылся новый мир.
– Вы знаете, как называется первая часть книг Шумана о Давиде?
– Нет.
– Тогда, нежная служительница муз, наклонись ко мне, не страшась жестокого слова! Видит небо, что я ни в коей мере не Менцель, а скорее уподобляюсь Александру, повторяющему вслед за Кинтусом Куртиусом: «Я не воюю с женщинами, нет; лишь где оружье есть, иду я в наступленье!» Как лиловым стеблем хочу я помахать критическим жезлом над твоею главой. Или ты считаешь, мне неведомо время, когда хотят говорить и не могут от ощущения блаженства, когда Все хотелось бы прижать к своей груди, еще не найдя составляющих компонентов этого Всего, и когда существует музыка, которая показывает то, что нам суждено будет утратить еще раз?
– Это более чем прекрасно.
– Скромно сказано. Это целый мир.
– Вы все знаете наизусть…
– Я сто раз читал это и перечитывал. Это моя Библия.
– Одно противоречит другому…
– Очень немногое в этом мире сочетается друг с другом. Кроме разве что… мужчины и женщины. Да и то при совершенно определенных условиях, с учетом совершенно определенных признаков. Например, такого мужчины, как я, и такой женщины, как вы.
– Пожалуйста, не говорите такие вещи.
– Вы первая женщина, с которой я так долго беседовал, не испытывая скуку.
– Ничего удивительного. В конце концов, вы говорили о самом себе. Все люди относятся к этому с огромным интересом.
– Всегда с неизменным сарказмом, верно?
– Это совсем трезвое наблюдение.
– Фрау Майнц, я знаю, где мы, знаю, почему вы здесь, и тем не менее…
– Что же?
– Бессмысленно вам это говорить.
– Тогда продолжим. Лиза и Эльза – которая из них была Флорестаном и которая Евсевием?
– Видите ли, именно поэтому я столь охотно беседую с вами.
– Да, да. Вы расставляете ловушки, и я сразу в них попадаю.
– Это совсем не так.
– И все же?
– Это было практически нерасторжимо. По сути дела, две стороны одной медали. Вначале мне показалось, что Лиза – Флорестан, а Эльза – Евсевий. Но когда я узнал обеих ближе, все поменялось до полной противоположности. Какая-то невообразимая пара. Трогательно было наблюдать, как каждая из двух женщин, всю жизнь опекавших друг друга, превратилась в Мату Хари. В платках и защитных очках обе пробирались на свидание в гостиницу. С отчаянным выражением лица обнимались со мной или тайком покупали ажурное нижнее белье – причем обе. Иногда мы отправлялись куда-нибудь развеяться. Втроем. При этом все вели себя подчеркнуто официально, демонстрируя образец утонченной вежливости. Мы вместе обедали, то и дело повторяя «спасибо» и «пожалуйста», в то время как Лиза своей ногой под столом старалась дотронуться до моей, а Эльза украдкой гладила мою руку, пока Лиза удалялась в туалет, чтобы припудрить лицо. Когда же после ресторана мы фланировали по набережной, люди оборачивались, словно я выгуливал парочку королевских пуделей. Должен признаться, что со временем эти игры сделались утомительными, потому что в некотором смысле мне приходилось вкалывать в две смены. Слава Богу, что в эротическом плане обе не отличались особой требовательностью. А больше всего им нравилось, когда после этого самого мы, как дети, натягивали одеяло до подбородка, и я рассказывал всякие истории. Именно истории, а не выдумки с психоподкладкой.
– Вы когда-нибудь еще влюблялись? Я имею в виду после Хризантемы.
– Да.
– Ну и?…
– Мне не хотелось бы распространяться на эту тему.
– Но это не помешало бы.
– Видите ли, я завидую вашей роли в нашей игре. Вы спрашиваете меня обо всем, что хотите, а я, я не могу ответить отказом. Однако почти невозможно отличить вопросы, продиктованные вашим профессиональным интересом, от других, скажем так, сугубо индивидуальных. Мне же, напротив, очень хотелось бы знать больше о вас. Но мне не позволено задавать вопросы.
– Вы когда-нибудь еще влюблялись?
– Да.
– И когда это было?
– Не так давно.
– Когда же?
– Примерно неделю назад.
– Этим вам меня не взять.
– Но вы уже в моих руках.
– Вашу историю можно сдать в архив.
– Это последнее, что вы сделаете. И не только ради вашей карьеры.
– Вы невыносимы.
– Не думаю.
– Я слишком долго колебалась. Завтра на этом месте будет сидеть мой коллега.
– Вам придется передать ему магнитофонные записи. Он все внимательно выслушает. Ваши вопросы. Мои ответы. Буквально все.
– Мне нечего скрывать.
– Неужели?
– Все было в соответствующих рамках.
– Если бы я был вашим коллегой, мне уже через пять минут стало бы ясно, что же произошло.
– Но вы не мой коллега.
– Ну как сказать. Наши профессии не так уж отличаются друг от друга.
– Вы ведь…
– Я человек, которого вы обожаете ненавидеть. К сожалению…
– Вы планировали это с самого начала.
– Давайте сотрудничать.
– Сотрудничать?
– Что я в вас влюбился – это одно дело. Но сначала надо закончить экспертизу, а потом посмотрим.
– Простите?
– Я хотел бы пригласить вас на танец. Мне не терпится ощутить в танце ваше тело, то есть в движении, под музыку. И с моим участием. Как на цепной карусели.
– Я вам не верю. Не верю, и все тут.
– Но вам это известно. Причем уже давно. Вы можете что-нибудь предложить?
– Понятия не имею, о чем вы.
– О будущем. И его я представляю себе не так, что в приемные дни вы принесете мне торт в фольге.
– Вы обезумели.
– Что ж, скажем прямо. Лихое начало. Человек, которого называют убийцей, сумасшедший. То есть невменяемый.
– Подобное никогда не будет обозначено на бумаге. Никогда.
– Ясное дело. Вы выдаете более изящные формулировки. Уж вам-то наверняка придет в голову что-нибудь иное. А сегодняшний отчет я в любом случае уничтожил бы. Это просто намек…
– Да перестаньте. Не сводите меня с ума.
– Пожалуйста, прошу вас. Одного вполне хватит.
– Вы сами хоть понимаете, что мне предлагаете?
– Не гожусь я для тюремного оркестра.
– Не торопитесь, помедленнее. Стало быть, вы хотите побудить меня «раскрутить» вас.
– О побуждении не может быть и речи. Это в ваших интересах. Мы работаем во имя нашего будущего, не больше и не меньше.
– Пожалуйста, не говорите постоянно «мы».
– Я, ты, он, она, оно, мы.
– Вы сущий дьявол.
– Ничего иного я не утверждал. А что тут делаете вы?
– Смешиваю джин с тоником.
– Для меня тоже сделаете?
– Я вас ненавижу.
– За наше будущее. А ведь я знаю, эта мысль вам по душе.
– Я разговаривала с прокурором.