К обеду мы ждем гостей. Итальянского художника и его жену-датчанку. Trés chic[77]. Модная пара, вращающаяся в мире богатых и знаменитых. Он маленький и толстый, однако при этом не пропускает ни одной юбки, и пару раз после одной или двух распитых бутылок приставал и ко мне. Но я-то знаю, что внутри этого Казановы скрывается славный и щедрый человек с добрым сердцем.
Я познакомилась с ними в начале восьмидесятых, когда играла в театре в Копенгагене. Пару лет назад они купили дом на юге Франции, недалеко от нас, и вот теперь мы оказались соседями. Они приезжают довольно поздно и привозят с собой несколько кассет с записями латинской самбы — музыки, под которую любят обедать. Интересно, что они скажут, когда увидят наш жалкий кассетник, думаю я, с широкой улыбкой принимая подарок.
Датчанка, стройная, сдержанная и холодная, как снежная королева, выступает в длинном, ослепительно белом льняном платье. Итальянец, как обычно, с головы до ног в модном черном. Как выясняется, собак он не особенно любит, хотя у них есть две свои.
С прибытием гостей Анри впервые за сутки оживляется, встает и начинает махать хвостом, приветствуя их.
— А почему он на привязи? — интересуется наш друг художник.
— Мы только вчера взяли его из приюта, и чтобы он не убежал… — начинаю объяснять я, а он тем временем открывает бутылку шампанского — приношение гостей к нашему столу.
На другой стороне лужайки Мишель колдует над барбекю. В вечернее небо поднимается дым, пахнущий местными травами и зажаренным на углях мясом.
— Пес привыкнет, только если вы спустите его с привязи. Он на свободе должен почувствовать границы участка.
Мне кажется, Ольга права, да и в любом случае я весь день ищу предлог, чтобы отвязать Анри. Мишель зовет меня и вручает блюдо с выложенными на него кусками жареной баранины. Я передаю ему то, что сказала Ольга.
— Ну, если ты так думаешь, — с сомнением говорит он.
Одним прыжком я поднимаюсь по ступенькам и отвязываю Анри. Пес вне себя от счастья. За двадцать четыре часа он сделал только три коротенькие санитарные прогулки и одну длинную, во время которой на поводке таскал меня вверх и вниз по склону. Хвост у него мотается, как взбесившийся маятник.
— Пошли, малыш, — приглашаю я его, полагая, что он сейчас спустится со мной по ступенькам туда, где наши друзья потягивают шампанское и восхищаются видами. Однако пес не двигается с места, и только его хвост все набирает скорость. Я уже чувствую неладное, но не успеваю принять никаких мер, потому что в следующую секунду Анри делает гигантский прыжок и приземляется прямо на спины наших гостей. Те, естественно, валятся на пыльный, вытоптанный газон. Бокалы, к счастью, остаются целы, но пара с ног до головы облита шампанским, а на платье у Ольги появляются два зеленых пятна от травы.
— До чего же дружелюбный парень, — добродушно комментирует художник, поднимаясь на ноги и стряхивая с себя пыль. — Хорошо было бы, если бы мои любовницы приветствовали меня таким же образом.
* * *
А в следующую пятницу я получаю телеграмму от мадам Б. Оценка участка была произведена неверно, говорится в ней. У меня холодеет спина. Все лето я с ужасом ждала чего-то подобного. Взяв себя в руки, читаю дальше. Вследствие того, что вторая часть участка оказалась на треть акра больше первой — то есть той, которую мы сейчас покупаем, — нам полагается возмещение в несколько тысяч франков. Я издаю такой радостный вопль, что только что отъехавший на своем мопеде почтальон испуганно оглядывается. Мне уже неоднократно приходило в голову, что этот бородатый толстяк и его маленький, хрупкий мопед совсем не созданы друг для друга. К нам он обычно приезжает, уже раздав большую часть своей ноши, но я ума не приложу, как ему удается проделать первую половину пути с полным грузом газет, журналов и писем.
Впрочем, сейчас мне не до этого. Я несусь в деревню, чтобы поскорее обрадовать Мишеля в Париже.
А он говорит мне, что теперь мы сможем позволить себе кровать.
Кровать!
Через час я уже в Каннах и заказываю самую большую кровать, какую только смогла найти. Пока я оставляю в магазине аванс. Остальную сумму придется заплатить через два месяца, когда покупка будет доставлена. Все наше возмещение я ухнула на один-единственный предмет меблировки, но это ничуть не омрачает моего счастья.
* * *
Заслышав дальний треск мопеда, Анри несется по дорожке и прячется в кустах, готовясь приветствовать почтальона. Когда на повороте тот слегка сбрасывает скорость, пес подпрыгивает в воздух и приземляется ровно посреди дороги, прямо перед мопедом, отчаянно лая. Увы, в результате этой сердечной встречи почтальон тоже взлетает на воздух.
Я слышу крики и лай и выбегаю из кабинета, чтобы узнать, что случилось. Посреди дорожки прямо на асфальте стоит на четвереньках несчастный, толстый, трясущийся от страха человек и дрожащими руками пытается собрать рассыпавшуюся корреспонденцию, а вокруг него, обезумев от радости, с лаем скачет собака. Переднее колесо мопеда получило серьезные повреждения.
Анри смотрит победителем.
Я хватаю его за ошейник и оттаскиваю прочь, а почтальон грозит мне вслед судебным процессом.
— J’avais presqu’une crise cardiaque![78] — ругается он.
* * *
Я еду по бегущему вдоль берега шоссе, проезжаю старинный городок Антиб, огибаю бухту Дез-Анже — и все это для того, чтобы попасть на антикварный рынок в Ницце. Он находится в старом итальянском квартале, где все дома выкрашены в охряной или ярко-желтый цвет. Там мне скоро попадается на глаза то, что я ищу, — прилавки, заваленные старинными простынями и кружевными наволочками. Они такие большие, такие квадратные и восхитительно дешевые, и совсем как новые! На некоторых из них — белым на белом — вышиты чьи-то инициалы. Мне хотелось бы знать, для кого их так любовно вышивали и что случилось с этими людьми. Почему они ни разу не воспользовались этими восхитительными вещицами? Внезапная смерть? Расстроившаяся свадьба? Мне хотелось бы купить их все для нашей новой роскошной кровати. Я уже представляю, как буду застилать ее свежевыглаженной, пахнущей лавандой тканью. Прохладной, белой и манящей. Мы будем нежиться на них жаркими летними днями и зимними ночами, тесно прижавшись друг к другу, слушая треск дров в камине.
Продавщица, крошечная женщина, едва видная за горами постельного белья и скатертей, обедает за маленьким столиком в компании с мужчиной и ребенком. Я замечаю цыпленка в густом томатном соусе, несколько бутылок красного вина, фрукты, два багета и ассорти сыров. Ничего удивительного — это ведь Франция! Мы быстренько договариваемся о цене, она упаковывает льняные простыни, наволочки и скатерть в пакеты, и мы расстаемся, довольные друг другом и сделкой. Я еще некоторое время брожу по рынку, приглядывая большие стеклянные банки, кувшины или бутыли для будущего урожая оливкового масла. Ничего подходящего мне не попадается, но ведь пока не сезон.
Вернувшись, я собираю в саду букет: маргаритки, листья эвкалипта и ветки пальм — все из шести маленьких горшочков, купленных в питомнике всего по двадцать франков за штуку. Красиво расставив все в банках из-под конфитюра, я украшаю нашу спальню.
Сегодня вечером возвращается Мишель, и я не помню, когда последний раз так волновалась. Теперь надо заняться обедом. Процесс фаршировки цыпленка прерывает отчаянный лай Анри. Неужели еще один кабан? Я выглядываю в окно кухни и, к своему изумлению, вижу в нашей сосновой роще на склоне целую кучу народа. Они ходят вокруг деревьев и тычут палками в кусты. Я бегом поднимаюсь по склону, не обращая внимания на острые шипы ежевики, и представляюсь им. В ответ они сообщают, что собирают здесь грибы. Очень деликатно я намекаю им, что они находятся в частном владении, но в ответ слышу, что они всю жизнь собирали грибы в этой роще и намерены собирать и дальше.
Пристыженная, я возвращаюсь в дом. В следующем году непременно надо будет опередить их и собрать все грибы самой. Хотя не исключено, что я отравлю нас обоих, потому что совсем в них не разбираюсь.
Когда часом позже я еду в деревню за свежим хлебом, то замечаю в витрине аптеки большие плакаты, на которых в цвете изображены все виды местных грибов. А кроме того, выясняется, любой может прийти сюда с полной корзиной и аптекарь скажет, что можно есть, а что — нельзя. Значит, мы можем спокойно собирать собственный урожай funghi. Я с интересом изучаю картинки в витрине. Среди прочих вижу белые грибы и лисички, которые, как я потом прочитала, перекочевали сюда из Италии. А еще обращаю внимание на березовый гриб, растущий прямо на стволе и размером, как сказано, напоминающий детскую голову. Не уверена, что это звучит очень аппетитно.
* * *
За обедом мне приходится рассказать Мишелю о подвигах Анри. Он сокрушенно качает головой. Но худшее еще ждет нас впереди: почтальон выполнил свою угрозу, и в субботу мы получаем из почтового управления письменное предупреждение, что, если мы не призовем к порядку свою собаку, дело будет передано в суд и тогда животное придется уничтожить.
