— Ну, поскольку у тебя нет ничего, кроме книг, я пошла.
Но вместо того, чтобы сдвинуться с места, она продолжила:
— Наверное, хочешь спросить меня, почему я ухожу так рано? Я иду к себе на улицу аль-Гейш. Знаешь, где это? Одна остановка на трамвае от Баб-аль-Шиария… Дом 117.
Я попросил ее, совершенно одурманенный благоуханием женщины:
— Подожди, я сбегаю за конфетами…
— По дороге я найду, что мне хочется. Ты очень добр…
Я сказал, позабыв на мгновение, какие муки моей совести доставит ее пребывание здесь:
— Ты тоже добра…
Она посмотрела на меня взглядом, от которого я погрузился в мечты, потом медленно и грациозно направилась к двери.
Против своей воли я прошептал:
— Не уходи… я хотел сказать… Как хочешь…
Но она улыбнулась, довольная своей победой, и ушла, бросив:
— До встречи…
После нее в комнате остался аромат радостного возбуждения. Она приходила не просто так и совсем неслучайно упомянула номер дома. Мое бедное, все еще цепляющееся за наивность сердце, сильно забилось. Впервые оно встретило реальную женщину, в которую можно влюбиться до беспамятства. До этого оно было больно Лейлой, Лубной, Майей, Офелией и Дездемоной. В последующие дни каждый взгляд, которым мы обменивались украдкой, имел смысл, подтверждающий прелесть жизни. Другие и не подозревали о наших страстных отношениях. Пребывая в растерянности, я задавался вопросом: удержусь ли я на высоте или сорвусь в бездну?
* * *
Сквозь ревущие ветры месяца Амшира моего слуха все-таки достиг шум и гам с верхнего этажа. Я поднялся по лестнице, чтобы узнать, в чем дело, и увидел, как в зале Тарик обрушился на Тахию и ударил ее по лицу. От потрясения меня пригвоздило к месту. Она скрылась в комнате, и Тарик спросил холодно:
— Мы помешали тебе?
Я пробормотал, не выдавая своего волнения:
— Извините.
— Не беспокойся, получай удовольствие от зрелища наших манер.
Она выкрикнула из комнаты дрожащим голосом:
— Я не вернусь больше…
Тарик тут же последовал за ней, хлопнув дверью.
Я унес с собой новую печаль, еще глубже погрузившую меня в отчаяние. Почему такая женщина, как Тахия, согласна проживать унизительную жизнь с типом подобным Тарику? Приносит ли любовь несчастье? Пару дней она действительно не появлялась, но на третий день пришла с сияющим лицом! Мое сердце сжалось, и мне стало еще тяжелее. Я ненавидел то, как она поступала, но моя любовь к ней стала для меня реальностью, от которой никуда не деться. Словно она зародилась, долго прорастала и крепла до того, как я ее осознал. В тот самый день, когда они покидали дом, она задержалась, чтобы поправить чулок и, прежде чем догнать остальных, выронила записку. Я подобрал бумажку с замирающим от радости сердцем и прочитал в ней адрес и час.
* * *
Квартира маленькая, всего две комнаты и прихожая. Но симпатичная и чистая, по ней разлиты чарующие ароматы. В прихожей на тумбочке круглая ваза оранжевого цвета, из которой, словно брызги фонтана, выглядывают розы и другие цветы. Она встретила меня в черном халате и сказала, улыбаясь, указывая на букет:
— В честь нашей встречи!
От переизбытка страсти меня подтолкнуло к ней, наше объятие было долгим, в нем я познал радость первого поцелуя. И если бы у меня был выбор, мы простояли бы так вечность. Но она осторожно высвободилась из моих объятий и провела меня в голубую гостиную, обставленную просто, но со вкусом. Мы сели рядом на большом диване. Она тихо произнесла:
— Мы поступили дерзко, но так и надо.
Я согласился с ней:
— Так и надо.
— Невозможно и дальше скрывать наши отношения.
Я сказал, полный решимости распрощаться с детством:
— Так и надо. Я давно уже люблю тебя.
— Правда?.. Я тоже… Веришь? Я влюбилась в первый раз!
Я не ответил и не поверил. Она горячо выпалила:
— То, что ты видел собственными глазами и слышал, возможно, чересчур, но это был поиск любви, а не сама любовь.
Я заметил с сожалением:
— Жизнь, недостойная такой, как ты.
Она обрадовалась моим словам:
— Нищему не приходится выбирать, что достойно его, а что нет.
— Все должно быть по-другому!
— Что ты имеешь в виду?
— Мы должны начать достойную жизнь.
Она взволнованно заговорила:
— Мне не встречался еще такой человек. Все они были животными…
Я переспросил с отвращением:
— Все?
— Я не хочу ничего от тебя скрывать. Сархан аль-Хиляли, Салем аль-Агруди и, наконец, Тарик.
Я промолчал… Вспомнил свою мать. Она продолжила:
— Если ты из тех, кому трудно закрыть глаза на прошлое, то еще можно отказаться.
Я взял ее ладонь в свои руки. Внутри я ощутил неподвластную разуму силу, толкающую меня на отчаянный поступок. Я сказал:
— Меня интересуют только истинные ценности.
— Мое сердце всегда подсказывало, что ты будешь выше моих мелких страхов.
— Я не ребенок.
Она улыбнулась:
— Но ты все еще школьник.
— Это правда. Мне еще долго учиться.
Она сказала с нескрываемой простотой:
— У меня есть кое-какие сбережения, я могу потерпеть.
Я был пленен. У меня появилось тайное желание покинуть мрачный оскверненный дом. Я уже принял решение, после которого у нас двоих не будет дороги назад, и перед нами откроются новые горизонты. Я сказал:
— Мы обязательно должны заключить брак.
Ее лицо порозовело и от этого стало еще красивее, мои слова привели ее в трепет. Я сказал:
— Мы должны это сделать.
— Я на самом деле хочу изменить жизнь, хочу уйти из театра. Но будет ли отец тебя как-то содержать?
Я ответил с печальной улыбкой:
— Едва ли он предложит, и я вряд ли соглашусь принять его грязные деньги.
— Как же тогда мы поженимся?
— Совсем скоро я закончу среднюю школу. В армию меня не призовут по зрению. Лучше мне пойти работать. Тем более, что мой талант питается опытом, а не систематическим образованием.
— Хватит ли твоей зарплаты?
— Отец попросил освободить его от работы в театре, ему хватает денег от игр и всего остального. Они сейчас будут искать нового суфлера, и я предложу себя вместо отца. Найду работу в театральной сфере, только с театром я связываю свое будущее… Кроме того, у тебя есть квартира, жилищный вопрос стоять не будет.
— А мне продолжать работать в театре, чтобы было легче?
— Конечно, нет. От этих людей надо держаться подальше.
— Как и говорила тебе, я немного скопила. Но пока ты встанешь на ноги, от этих денег ничего не останется.
Я сказал с воодушевлением:
— Мы должны потерпеть, пока не добьемся желаемого благополучия.
После этого мы сдались нашим чувствам и на время забыли обо всем… Наверное, если бы их не было, между нами не состоялось этого разговора. Но она мягко освободилась от моих объятий, шепча:
— Я должна порвать с Тариком… Больше не буду с ним встречаться.
Я спросил ее раздраженно:
— А если он придет сюда?
— Я его не впущу.
Я сказал с вызовом:
— Я сам скажу ему обо всем.
Она забеспокоилась:
— Не дай Бог, это плохо кончится.
Я сказал заносчиво:
— Я готов к схватке с ним!
* * *
Я вернулся в Баб-аль-Шиария другим человеком. Впервые я окинул это место прощальным взглядом, сквозь пелену оно показалось привлекательнее и вызвало нежность. Еще немного и я поднимусь из зрительного зала, чтобы сыграть свою роль в спектакле жизни. Я вдохну свежего воздуха, а не этого гнилого духа старого дома. Я сидел на первом этаже в пустом зале, пока не увидел спускающегося Тарика Рамадана. Он поприветствовал меня и спросил:
— Тахия не приходила?
Я сказал, привстав:
— Нет.
— Я не видел ее в театре.
— Она не пойдет больше в театр.
— В каком смысле?
— Она не придет сюда, и в театр тоже.
— Откуда тебе все это известно?
— Мы женимся.
— Что?
— Мы решили пожениться…
— Мальчишка… Ты сошел с ума? О чем ты говоришь?
— Мы решили поступить с вами честно.
Не успел я сообразить, как он дал мне пощечину. Разозлившись, я пнул его ногой и чуть не свалил на пол. Сразу же прибежали родители. Тарик закричал:
— Комедия… Дитятя женится на Тахии…
Мать запричитала:
— Тахия?! Она же старше тебя на десять лет!
Тарик начал угрожать, и мать сказала ему:
— Собирай свои вещи и — прощай.
Уходя, он прокричал:
— Вам не отделаться от меня.
Некоторое время стояла тишина, потом отец пробормотал со смехом:
— Любовь зла!
Мать сказала мне:
— Аббас… Это временное помешательство, ничего более.
— Нет… Это новая жизнь!
— А как же твои мечты? Как же твое будущее?
— Все устроится лучшим образом.
