a) чтобы Камилло стоял перед нею на коленях в общественных местах и на ротондах пляжей;
б) чтобы она и только она имела право читать все письма Камилло;
в) чтобы она была единственной женщиной в мире, Женщиной с большой буквы, вокруг которой бы все толпились, за которой бы все ухаживали, которую бы все баловали; чтобы она вызывала всеобщий интерес, была бы местом паломничества, предметом изучения и наблюдений, объектом желания, безраздельной королевой элегантности, красоты и ума, абсолютной властительницей всех сердец, деспотом, тираном, идолом и фетишем.
Вот все, чего ей хотелось.
Но к чему тратить слова на парочку, которая занимает весьма скромное место в нашем повествовании? Довершим картину, сказав, что они тысячу раз решали расстаться и столько же раз оказывались снова в объятиях друг друга, убедившись в невозможности осуществить это мудрое решение.
* * *
Итак, они совершали сентиментальное путешествие по местам, где зародилась их любовь, как они называли в моменты затишья то странное чувство, которое их объединяло. Сразу же по приезде они закрылись у себя в номере, и кое-кто утверждал, что слышал грохот разбиваемых тарелок и звон разлетающихся зеркал. Потом они спустились в вестибюль как раз в ту минуту, когда наши друзья возвращались после бесплодных поисков ключей силами водолаза.
Группа силача-гренадера, участники которой занимались только шведской гимнастикой, почти потеряла интерес к поискам ключей, оставив это занятие женам. Веселые купальщицы из Майами впали в глубокую грусть. Уититтерли, напротив, не утратил своей спокойной уверенности.
– Я немного фаталист… – начал он, поднимая длинные руки, облаченные в нитяные митенки.
– Ух! – крикнул ему Ланцилло. – Не действуйте нам на нервы!
Уититтерли отошел в сторону, бормоча:
– Если судьбе угодно, чтобы они нашлись, они найдутся.
– Надо что-то делать, – сказал Джедеоне Суаресу. – Нельзя же сидеть тут сложа руки.
Внезапно Ланцилло сделал старикам и веселым купальщицам с пляжа Майами знак замолчать и прислушаться к тому, что говорят сидящие неподалеку от них любовники.
Все напрягли слух.
– Марина, – говорил Камилло, – как ты меня третируешь, и это в пансионате, где мы с тобой познакомились.
– Хорош же ты, – отвечала она, – ты все забыл: мы познакомились в замке Фиоренцина.
На что Камилло:
– Это очень странно. Готов поклясться, что я познакомился с тобой на пляже, и что-то я не припомню…
– На пляже, – пробормотала женщина – растрогавшись, сама того не желая, – мы обменялись первой пощечиной.
Камилло тоже растрогался.
– Так, значит, – сказал он, – мы познакомились в том старинном замке, который одиноко возвышается в нескольких часах пути отсюда?
– Именно там.
– Где хранятся какие-то средневековые реликвии?
– Как раз этот.
– Сейчас припоминаю.
– Погромче, пожалуйста! – воскликнул Суарес, который был туговат на ухо.
– Сейчас я припоминаю, – продолжал молодой человек, повышая голос. – Нас познакомил как раз хозяин замка, синьор Павони, такой любезный человек. Надо будет навестить его.
– Конечно.
Ланцилло сделал знак друзьям следовать за ним, и когда они вышли из зала, он сказал:
– Вы слышали, ребята? В двух часах пути отсюда стоит одинокий старинный замок Фиоренцина, где хранятся какие-то средневековые реликвии. Хозяин его – приятнейший человек и, конечно же, окажет нам гостеприимство. Очень вероятно, что среди его древностей найдется какой-нибудь ключ от этих проклятых устройств и вдруг подойдет и нам. А может, найдутся ключи и для других. Но это не важно. Как вы думаете?
– В замок Фиоренцина! – закричали оба старика и Андреа.
Они попрощались с женщинами, призвали их верить и ждать, и отправились в путь.
* * *
Через час, – но что это я говорю, через час, – через пятьдесят пять минут, когда муки голода подали о себе знать, наши герои вошли в полевой трактир с залами на втором этаже.
Был здесь один из тех бродячих музыкантов, которые ходят по ярмаркам с хитроумным инструментом, состоящим из барабана, висящего за плечами, двух тарелок над головой, треугольника над плечом, бубна под мышкой и нескольких погремушек на ногах; все это приводилось в действие одновременным движением ног и подмышек, создавая впечатление примитивного оркестра.
И поедая свой скудный обед под вьющимися растениями, музыкант не переставая играл на своем оркестре, двигая ногами под грубо сколоченным столом и подмышками.
– А зачем? – спросил у него Суарес, который расположился с товарищами за соседним столом.
– Дорогой синьор, – объяснил музыкант, – я ни в чем себе не отказываю. В путешествиях я привык обедать в трактирах с оркестром, поэтому оказавшись в маленьких селениях, я таким образом сопровождаю свой обед музыкой.
– Неплохая мысль! – пробормотал Суарес, сожалея, что не может осуществить ее сам.
Человек-оркестр выпил и добавил:
– Такую роскошь не каждый может себе позволить. У меня есть коллега, который, к примеру, этого себе позволить не может.
– А почему?
– Он играет на волынке.
– Вот те на! – воскликнул Андреа. – И что же, он не может играть на волынке во время еды?
– Сын мой, говори потише! – с горечью сказал его отец.
Час спустя – но что я говорю, час – минуту спустя они уплатили по счету и снова пустились в путь.
* * *
На небольшой площади стоял фургон цыган, прибывших несколько часов назад, а в кружке, состоявшем из крестьян и отдыхающих, худой клоун в ужасающем гриме показывал фокусы, пока его жена в платье танцовщицы великолепно играла на барабане. Фокусник попросил:
– Не мог бы кто-нибудь из господ дать мне на минутку сигарету?
Суарес дал ему сигарету.
– А сейчас, – прибавил мрачный клоун, – не мог бы кто-нибудь дать мне спичку?
Получив спичку, он зажег сигарету и проглотил ее: после чего она вылезала у него последовательно из глаз, из носа, из спины и так далее, причем все время оставалась зажженной. Он проделал все эти фокусы, затем с первыми аплодисментами публики выкурил сигарету и перешел к другому номеру с криком:
– А сейчас, господа, еще более удивительный фокус, который я показывал в Париже и в Катандзаро. Кто из вас мог бы дать мне на минутку тарелку спагетти?
Никто не пошевелился, и наши друзья, к большому неудовольствию Андреа, снова пустились в путь. Уходя, они все еще слышали жалобный голос клоуна, повторявшего:
– Ну же, синьоры, кто может оказать мне любезность и предоставить всего лишь на минутку тарелку спагетти? Вы? Нет? Вы? Нет? Вы? Нет?
Они уже далеко отошли от селения, а все еще слышали за спиной приглушенный расстоянием жалобный безответный призыв:
– Кто из господ будет так добр и предоставит мне всего лишь на одну минутку тарелку спагетти? Вы? Нет? Вы? Нет? Вы? Нет?
– Добро пожаловать в замок Фиоренцина! – прокричал с верхней площадки парадной лестницы красивый господин с белой бородкой, в белых брюках и синем пиджаке, когда наши друзья вступили в старинный замок.
Это было восхитительное сооружение – один из тех замков, которые в средние века сооружались на берегу моря, неизвестно, для того ли, чтобы подавать тревогу, когда подходили корсары, или когда прибывала полиция.
Именно здесь синьор Павони – так звали владельца замка, этого самого радушного старичка с аккуратной бородкой и в белых брюках – проводил свои исторические и научные разыскания.
– Отрываем от работы? – спросил у него Джедеоне после представления.
– Напротив, – ответил владелец замка, – мне будет приятно немного отдохнуть. Несколько минут назад я поставил точку в большом труде, итоге долгих филологических изысканий под названием «Употребляли ли древние слово “негодяй”?». А сейчас я собирался приступить к другому, давно мною задуманному, большому исследованию по физике. – Он показал гостям листок и добавил: – Видите? Я уже написал заглавие: «Способствуют ли ночные сумерки распространению искусственного света?».
Джедеоне долго изучал заглавие; потом сказал:
– Полагаю, что да.
– Да, да, – вымолвил владелец замка. – Легко сказать, но нужно это доказать, дорогой мой синьор! Я сделаю это предметом многих, многих томов. И доказательство будет еще труднее, поскольку я хочу изложить его в виде шарад.
– Изумительный труд! – воскликнул Суарес.
* * *
Когда синьор Павони узнал о цели прихода наших друзей, он сказал:
– Я предоставлю в ваше распоряжение все мои древности, но хочу сразу вас предупредить, что ключей здесь нет.
– Тогда, – с горечью пробормотал Джедеоне, – мы вас напрасно побеспокоили.
Хозяин замка указал на Суареса.
– Жаль! – сказал он. – Я бы охотно опробовал мои орудия пыток на этом господине.
Посетители собрались уходить, но хозяин замка задержал их.
– Что касается ключей, – сказал он, – ради вас я позволю себе воспользоваться ключами от погреба. Сейчас позову прислужницу.
