Бригадир Жан-Франсуа Сир увидел ввалившийся отряд и обвел взглядом своих разгоряченных людей. Потом его взгляд остановился на незнакомце.
— Что у вас? — спросил он.
— Препятствие движению на вокзале Сен-Лазар, повлекшее скопление народа, неповиновение приказу разойтись и силам общественного порядка, — выпалил одним духом полицейский Робер Шавре.
— Он не сопротивлялся, — уточнил Жан-Пьер Дюфраншмен с мрачным видом.
— Других подбивал сопротивляться.
— Никого он не подбивал сопротивляться, — твердо настаивал Жан-Пьер, глядя на своего напарника столь же мрачно, сколь и решительно.
Тот удивленно промолчал. Бригадир сердито нахмурился. Ничего хорошего, когда двое подчиненных противоречат друг другу при составлении протокола. Незнакомец слушал эту перепалку с задумчивым видом.
— Это толпа сопротивлялась, — внес поправку третий полицейский.
— Политика? — спросил бригадир, в упор глядя на незнакомца, который показался ему удивительно спокойным.
— Возможно, — сказал Шавре.
— И что он говорил?
— Не знаю, не смог всего расслышать… Ерунду всякую… вроде насчет религии.
— Это не одно и то же. Ладно, допросим в моем кабинете. А потом оформим по-быстрому.
Шавре и его коллега провели незнакомца в кабинет бригадира. Тот сел и достал из пластиковой ячейки бланк протокола. Незнакомец стоял между двумя полицейскими.
— Ваши документы.
— У меня их нет.
Бригадир поднял брови.
— Потеряли?
— У меня никогда их не было.
Брови бригадира поднялись еще выше, до самого предела.
— У вас никогда не было документов?
— Нет.
Предгрозовое затишье воцарилось в кабинете на несколько секунд.
— Вы француз?
Человек пожал плечами.
— Где родились, знаете?
Еще одно пожатие плеч.
— Как вас зовут?
— Эмманюэль.
— Эмманюэль, а дальше?
— Жозеф.
— Эмманюэль Жозеф, так?
Человек кивнул.
— Сколько лет?
Человек не ответил, но посмотрел на бригадира с сочувствием.
— Я спрашиваю, сколько вам лет, слышите? — нетерпеливо повторил тот.
— Две тысячи десять.
— Издеваетесь надо мной, что ли?
— Вовсе нет, господин бригадир. Две тысячи десять лет.
Тот грохнул кулаком по столу.
— Обыщите его! — приказал он своим подчиненным.
Тут одно за другим произошли три события. Сначала зазвонил мобильный телефон Жан-Пьера. Он нажал на кнопку, поднес телефон к уху, послушал и изменился в лице. Бригадир поймал его растерянный взгляд.
— Что там?
— Мой мальчишка…
Бригадир нахмурился.
— Случилось что-нибудь?
— Это моя жена… Он вернулся домой… бегом…
— Бегом?
Бригадиру Сиру было известно состояние сынишки Жан-Пьера, известно было и что такое муковисцидоз. Дети, подхватившие эту гадость, не имеют привычки к беготне.
— В точности, как говорил этот человек…
— Какой человек?
— Вот этот, которого вы допрашиваете…
Казалось, бригадир озадачен.
Шавре меж тем закончил обыск.
— Вот все, что я нашел. Билет на метро.
— Дай сюда, посмотрим, откуда он.
И тут произошло второе событие. Полицейские вдруг выпучили глаза и переглянулись. Двое из них увидели, как лицо бригадира Сира за несколько секунд обросло патриаршей бородой до пупа. Сам бригадир вместе с Жан-Пьером Дюфраншменом наблюдал то же явление на лице Робера Шавре. И только Дюфраншмен не был поражен этим скоропалительным оволосением. Он просто держал свой мобильник в руке, внезапно лишившись дара речи.
Третье событие. В кабинет вошла их взволнованная начальница, капитан Брижитт Фешмор, и тоже онемела при виде двух бородачей.
— В чем дело? — спросил бригадир.
Она вытянула шею и прохрипела:
— Что тут у вас творится? Откуда бороды?
Только тогда бригадир заметил свое украшение.
— Да что же это? — вдруг пронзительно завопил он.
— Там, — промямлила капитан Фешмор, — толпа осаждает комиссариат и требует освобождения не знаю кого.
— Я тебе перезвоню, — сказал Жан-Пьер жене.
Бригадир подбежал к окну. И одновременно увидел толпу и отражение собственной бороды. Сквозь закрытые окна доносились крики. Он в ужасе обернулся и приказал:
— Вышвырните этого типа вон! Немедля!
Капитан Фешмор взвизгнула. Жан-Пьер поспешно повел Эмманюэля Жозефа к двери во двор здания.
Коридор наполнился истошными воплями бригадира: он требовал бритву.
— Уходите! — сказал Жан-Пьер незнакомцу. — Уходите, прошу вас. И спасибо! Спасибо за моего сына, не знаю как…
На него накатили слезы. Он наклонился и поцеловал незнакомцу руки.
— Скажите, где я могу вас найти.
— Вы меня найдете, — ответил Эмманюэль Жозеф с чуть грустной улыбкой.
И спокойным шагом направился к выходу из здания, находившегося чуть в стороне от окружавшей комиссариат толпы. Дюфраншмену показалось, что его там поджидала какая-то женщина. Но он не успел ее разглядеть, поскольку на улице поднялась кутерьма.
На следующий день в «Ле Паризьен» появилась следующая заметка:
КОЛЛЕКТИВНАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОМ КОМИССАРИАТЕ ДЕВЯТОГО ОКРУГА
Вчера около 11 часов толпа человек в двести (по утверждениям полицейских — в пятьдесят) осадила комиссариат на улице Шоша, требуя освобождения задержанного, который чуть раньше стал причиной скопления народа на вокзале Сен-Лазар, читая мысли прибывших либо собиравшихся сесть на поезд пассажиров. По некоторым сведениям, у двоих полицейских, проводивших допрос задержанного, некоего Эмманюэля Жозефа, внезапно выросли длинные, до самого живота, бороды. В комиссариате отказались подтвердить или опровергнуть эти необычные слухи, хотя и признали, что человек пятьдесят и в самом деле явились требовать освобождения «мага».
Министр внутренних дел, человек не слишком расположенный к глупым шуткам, наткнулся на нее и потребовал от префекта полиции направить ему отчет об этом происшествии, подрывающем престиж полиции. Префект, как говорится, спроворил дознание (посмел бы он отложить его до завтра!). Результат оказался противоречивым. Не только бригадир Сир и полицейский Шавре подтвердили, что у них за несколько секунд выросли окладистые бороды, но еще и их начальница, капитан Фешмор, была этому свидетелем.
— Нацепили фальшивые, что ли? — спросил инспектор, проводивший дознание.
— Нет, инспектор, — ответила капитан Фешмор. — Во-первых, не думаю, чтобы двое полицейских с отличным послужным списком устроили маскарад при допросе задержанного, а во-вторых, я сама видела, как они потом брились в душевой. Да и многие другие из моих людей также видели, как они сбривали бороды. Сир был особенно взбешен.
— Но в чем смысл этой выходки? — спросил инспектор.
— Никакого смысла, так уж вышло. Я не сумасшедшая. И не было у нас коллективной галлюцинации. Можете спросить у бригадира Сира: он сохранил несколько клочков своей бороды на тот случай, если подвергнется дисциплинарному взысканию.
— Не понимаю…
— Он отдаст ее на генетический анализ, чтобы доказать, что это его собственная борода, — ответила капитан Фешмор.
Эти слова означали, что центральный комиссариат Девятого округа, наверняка очень сплоченный, готов встретить любые административные меры, какие только могло повлечь за собой это дело. Все догадывались, что министр потребует головы обоих виновников, если не самой капитана Фешмор.
— И что я, по-вашему, должен написать в рапорте об этих выдумках?
Фешмор не ответила.
— Но сами-то вы что об этом думаете?
— Думаю, что это имеет отношение к тому задержанному, Эмманюэлю Жозефу. Он и в самом деле маг.
— Маг? — переспросил инспектор, окончательно сбитый с толку.
— Во время задержания на вокзале Сен-Лазар он объявил рядовому Дюфраншмену, что его сын болен муковисцидозом, но если он помолится — мальчик выздоровеет.
— Что? — спросил ошеломленный инспектор. — Вы верите в этот вздор?
— Инспектор, у меня диплом по математике, и я верю в то, что вижу своими глазами, — ответила она спокойно. — Я знаю, что сын Жан-Пьера Дюфраншмена был болен муковисцидозом. И знаю, что через час он выздоровел.
Инспектор посмотрел на нее пристально и сурово. Брижитт Фешмор не сомневалась, что тот напишет в своем рапорте: «Центральный комиссариат Девятого округа был поражен приступом коллективного помешательства». Или того хуже. Министр начнет свирепствовать. Что ж, чему быть — того не миновать.
Инспектор встал и сухо попрощался.
Было это в понедельник.
А в среду знающая свое дело «Канар аншене» дала на первой полосе заголовок: «ОТ ПОЛИЦЕЙСКИХ БОРОД У МИНИСТРА ШЕРСТЬ ДЫБОМ».
