И хотя я не собираюсь оспаривать высказывание чандлеровского героя или, еще круче, народную французскую мудрость, но все-таки выскажу свое мнение: сказав друг другу напоследок те или иные слова прощания, люди еще не умирают. Момент «крошечной смерти» наступает тогда, когда мы, где-то глубоко внутри, начинаем осознавать, что прощание уже свершилось. И мы чувствуем, как произнесенное нами «прощай» и следующее за ним расставание вдруг наваливаются на нас невыносимой тяжестью. Однако, чтобы прочувствовать это в полной мере, необходимо время, временной промежуток, который позволит нам оглянуться вокруг, увидеть мир заново.
Жизнь не раз вынуждала меня прощаться с близкими и дорогими мне людьми. Но что-то не припоминаю ни одного случая, когда бы это получилось у меня красиво. Ну не умею я этого делать. Как правило, после того как все уже позади, я еще долго мучаюсь мыслью о том, что ведь должны же существовать какие-то более честные, искренние, правильные слова. Остается чувство горечи. Оно не настолько сильно, чтобы заставить меня изменить образ жизни, но его вполне хватает, чтобы в который раз заставить меня задуматься о том, какой же я, в сущности, никчемный человек. Мы, люди, редко умираем в одночасье, смерть в виде разных переживаний накапливается в нас постепенно.
Давайте я расскажу вам об одном красивом прощании.
В последнюю новогоднюю ночь двадцатого века закат на северном побережье острова Кауай [77] был великолепен. Прежде чем окончательно скрыться из виду, ярко-оранжевый сгусток огня задержался, завис на несколько мгновений над краем горы и окрасил гряды облаков и поверхность моря в такой же сочный оранжевый цвет. Наслаждаясь видом заходящего солнца, я без особой цели ехал на машине вдоль моря. По радио передавали известную композицию Брайана Уилсона [78]«Caroline, No» [79]. Я неожиданно растрогался настолько, что у меня даже дыхание перехватило. Я не то что подпеть, звука не мог из себя выдавить. До этого момента я как-то даже не вникал в то, что век двадцатый уходит. Уходит навсегда. Для меня это было не более чем календарной проблемой. Но, услышав эту песню, я вдруг осознал, что это слова прощания. Оставляя гигантский сгусток времени позади, я прощался с ним. Или он со мной. Это чувство росло во мне, от него никуда было не деться.
Первый раз я услышал песню «Caroline, No», когда мне было шестнадцать. Честно говоря, тогда я мало что смыслил в музыке и не сумел по достоинству оценить эту композицию. Но теперь-то я отлично все понимаю. На все сто. «Вот так он уходит, мой двадцатый век», — подумал я. Нет, не подумал. Почувствовал. Понятно, что в этом переживании не было ничего особенного, просто оно было очень личным. Моим.
На фоне восхитительного заката и отличной музыки мне — лично мне — удалось красиво попрощаться с покидающим меня двадцатым веком. Ну что ж, изредка случается в нашей жизни и такое.
Собранные здесь пятьдесят коротких текстов на протяжении года еженедельно публиковались в журнале «Ан-ан». Кажется, этот журнал читают в основном молодые женщины в возрасте около двадцати. Но я как не представлял, так до сих пор и не представляю себе, какого рода литература их интересует, да и, вообще, интересует ли их литература (к сожалению, в моем ближайшем окружении нет никого, кто принадлежал бы к этой возрастной категории). В общем, я решил не тратить зря время на пустые раздумья и писать, что хочу и как хочу, — главное, чтобы мне самому было интересно.
Единственным ограничением, которое я себе поставил в связи с предполагаемой молодостью предполагаемого читателя, было не писать так, будто то, о чем я пишу, — вещи всем известные и не нуждаются ни в каких объяснениях. И еще я решил ни в коем случае не навязывать читателям свое мнение о том, что правильно, а что — нет. Ведь то, что хорошо одному, может оказаться отнюдь не таким хорошим для другого. И то, что в какой-то момент правильно, уже в следующий момент может оказаться неправильным.
Примерно с такими вот установками я приступил к работе и каждую неделю без особого напряжения выдавал по одному эссе, в котором я сам был всего лишь частью пейзажа. Не знаю, что думали читательницы «Ан-ан» о моих текстах, но мне самому это времяпрепровождение очень нравилось, ведь я мог писать что хочу и как хочу. Тексты, вошедшие в эту книжку, в мировом масштабе вряд ли кому-то пригодятся, но для меня как для автора будет большим счастьем, если вы просто получите удовольствие, прочтя их, или случайно отыщете в них что-то полезное для себя.
Иллюстрации к моим текстам в журнале делала Аюми Охаси, и этот факт, надо сказать, очень меня вдохновлял. Я помнил ее работы еще с тех времен, когда, будучи еще безмозглым школьником, недалеко ушедшим в своем развитии от обезьяны, покупал каждую неделю и прочитывал от корки до корки журнал «Хэйбон Панч», обложки для которого оформляла юная Охаси-сан. Кроме иллюстраций, опубликованных в журнале «Ан-ан», Охаси-сан согласилась сделать для этой книжки множество дополнительных рисунков. И я ей очень благодарен за это.
Аюми Охаси
История одной журнальной публикации
Это было в конце лета 1999 года. Мне позвонил главный редактор журнала «Ан-ан» и попросил прислать ему оригиналы офортов, опубликованных в количестве шести штук в журнале для иллюстраторов, который издается издательским домом «Когэнся», — отобранные для «Illustration» офорты были для меня первым опытом работы в этой технике. Предположив, что мои работы заинтересовали кого-то из знакомых главного редактора, я отправила ему несколько офортов.
Ответа долго не было, и я решила, что его уже и не будет. Наверное, мои работы им не понравились. Но как раз в этот момент и зазвонил телефон: «„Ан-ан“ собирается печатать по одному эссе Харуки Мураками в каждом номере, а в качестве иллюстраций мы хотели бы видеть ваши офорты». «Эссе Харуки Мураками в каждом номере? Повезло вам! — сказала я. — А какого рода иллюстрации вас интересуют?» «Думаю, будет лучше всего, если вы встретитесь с автором и обсудите с ним этот вопрос», — ответил главред. И добавил: «Ему, похоже, очень понравились ваши работы».
Значит, у меня будет заказ на иллюстрации. Значит, Мураками-сан видел те офорты, которые я посылала главреду. И значит, повезло вовсе не журналу, а мне. Ведь редакция всегда может обратиться к писателю и попросить его написать что-нибудь для журнала. А я — что я? Даже если мне очень захочется иллюстрировать тексты Харуки Мураками, не могу же я его попросить написать что-нибудь для моих иллюстраций. Такое даже во сне не приснится. (А если и приснится, то что с того? Проснешься потом и расстроишься, что это был всего-навсего сон.) В общем, мне действительно повезло. «Как здорово, — думала я, — что я иллюстратор! Как здорово, что я решила попробовать заняться офортами».
Понимаете, я ведь поклонница Харуки Мураками. Я из тех, кто сразу бежит в магазин, как только выходит его новая книжка. Из тех, кто ходит по книжным лавкам и наводит порядок на тех полках, где стоят его произведения.
Так что, получив эту работу, я ужасно разволновалась.
Для колонки «Радио Мураками» журнал выделил страничку с минималистическим дизайном. На этой страничке в течение года будут появляться эссе моего любимого писателя. И, хотя я еще не очень освоила технику офорта, я решила, что второго такого шанса у меня не будет. Надо постараться. И я буду стараться!
Как делают офорт? Сначала нужно нанести рисунок острой иглой на медную дощечку, такого же размера, как будущая иллюстрация. Потом профессиональный гравер заполнит эту дощечку чернилами и сделает отпечаток на влажной бумаге (если бумага недостаточно влажная, чернила на нее не переходят).
Эта техника называется «сухая игла». Первый оттиск надо рассматривать очень тщательно — вдруг понадобится что-то исправить? Если все в порядке и исправления не нужны, полученный оттиск растягивается на доске и сохнет так в течение двух дней. Довольно длительный процесс. Вообще-то «Ан-ан» выходит раз в неделю, но Мураками-сан передавал мне рукопись порциями по четыре эссе, поэтому у меня было достаточно времени и никаких накладок со сроками не возникло.
Однако каждый раз я сомневалась насчет своих иллюстраций. Например, кот-короккэ на 110-й странице. Или девочка, которая высунула язык (с. 145). Судя по отзывам читателей, кот им не очень понравился, а девочка, наоборот, пришлась по душе. Но я-то переживала за них обоих совершенно одинаково. И читательские отзывы для меня — вечная загадка.
Во время работы над публикацией я читала эссе Харуки Мураками второй после редактора. Это был восхитительный год, и он пролетел незаметно. Я в очередной раз осознала, что все в этом мире кончается.
Но издательский дом «Магазин Хауз» почти сразу же решил издать «Радио Мураками» отдельной книжкой. Во время подготовки к публикации Мураками-сан попросил, чтобы к каждому эссе было по два офорта. Так что в книжке, которая увидела свет в июне 2001 года, было действительно много моих иллюстраций.
