Из кабины я видел, как от барака техсостава к самолету, прихрамывая, шел инженер эскадрильи, уже на ходу прислушиваясь к работе мотора.
Он подошел поближе, остановился и жестом попросил меня поработать сектором газа. Послушал мотор на разных режимах и скрестил над головой руки. Я заглушил двигатель и вылез из самолета.
— Выпиши новый карбюратор, — сказал инженер. — Расконсервируй, промой, собери и поставь на двигатель.
Я посмотрел на часы и понял, что раньше половины седьмого мне отсюда не выбраться.
— Будет у меня когда-нибудь личная жизнь? — раздраженно спросил я.
— Будет, будет...
— А завтра с утра это нельзя сделать?
— А если вылет?
— Какой вылет? — зло сказал я и посмотрел на небо. — Вы смотрите, какая мура собирается. Завтра на весь день дождь обеспечен, и все наши асы будут подыхать от тоски и безделья.
— Климов! — сказал инженер и показал мне глазами на моториста. — Придержи язык. Иди на склад за карбюратором и начинай работать.
— Есть!.. — ответил я.
— Только обязательно расконсервируй! — строго сказал инженер. — Не дай Бог, сетка в масле!.. И высотный корректор проверь.
— Да что я, карбюраторы не ставил?! — огрызнулся я.
Вся эта история катастрофически ломала мои планы. Хорошо еще, если девочки позвонят мне сюда, на аэродром, и я сумею предупредить их о том, что немного задержусь.
К счастью, я догадался дать им номер телефона техучастка. Жаль только, что их двое... Димку бы мне найти, Димку... Если нас окажется четверо, все встанет на свои места.
Димка Соломенцев, сам того не подозревая, чрезвычайно выгодно оттенял меня. Наша разница в возрасте, его щенячья бесшабашность и веселая трепотня, его вполне различимая подчиненность мне и абсолютное неумение пить выдавали в нем мальчишку, рядом с которым я был единственно достойным внимания взрослым мужчиной. А девочки это чувствуют буквально на расстоянии.
Мы с мотористом стояли на двух стремянках и снимали капот с двигателя селезневской машины.
— Слушай, Климов, мне нельзя сегодня пораньше смыться? — виновато спросил моторист. — Дочка болеет...
— Ты в своем уме, Петька? Новый карбюратор разобрать, промыть, собрать и поставить... А у меня только две руки!..
И в это время издалека кто-то прокричал:
— Климо-о-ов!.. К телефону на техучасток!..
Я спрыгнул со стремянки, посмотрел на часы и сказал мотористу:
— Снимай старый карбюратор к чертовой матери! Я сейчас...
Я бежал к телефону и думал: «Ах молодцы девочки! Ах умнички!.. Только бы это вы оказались, только бы вы!.. Даже если я не придумаю себе партнера на сегодняшний вечер, уж как-нибудь я эту стройненькую блондиночку уведу от подруги...»
Это были они. Вернее, она, блондиночка.
— Костя, — сказала она, — в наших с вами планах ничего не изменилось? А то нас с Верочкой приглашают на концерт какой-то дальневосточной филармонии. Тут приехала группа из Хабаровска...
— Ни в коем случае! — разволновался я. — Боже вас упаси от этого дальневосточного кошмара! Это антиискусство. Я обязательно буду.
— Ну хорошо, — согласилась она. — Нам нужно что-нибудь приготовить? Куда-нибудь сходить?
— Я все принесу с собой. Сидите, ждите и накапливайте в себе нежность к робкому провинциалу...
— Послушайте, провинциал, — рассмеялась она, — я не заметила в вас никакой робости.
— Будет, будет... — на всякий случай пообещался.
— Вы кого-нибудь захватите?
— По обстоятельствам.
— Ждем. Привет...
— Привет.
Я положил трубку и посмотрел на часы. Оставалось не больше часа. Не успеть, черт возьми! Не успеть мне его расконсервировать...
Из маленькой комнатки выглянул инженер эскадрильи.
— Ты ей скажи, чтобы сюда не трезвонила, — сказал он и сплюнул. — Кончай с этим делом, понял?
— Такая девушка!.. — засмеялся я. — Софи Лорен!
— Ты давай готовь машину комэска, — недовольно буркнул инженер.
— А как же! — оживился я и снова посмотрел на часы.
Небо было низкое, серое. Погода портилась с каждой минутой. Я шел к самолету и пытался придумать что-то такое, что помогло бы мне отложить всю эту возню с двигателем на завтра. Уведут же девочку, уведут!.. Какая-то еще филармония дальневосточная! Представляю себе этих халтурщиков! Наверное, они сами и приглашают девочек на свой концерт... А провались он, этот карбюратор! Надо же было так не вовремя. Уверен, что его можно сменить завтра...
И тут меня осенило! Я круто изменил направление и побежал к зданию аэропорта. Лишь бы синоптики не смотались!
Синоптики были еще на месте.
— Здравствуй, племя молодое, незнакомое! — сказал я.
— Здравствуй, Климов, здравствуй, — ответили мне синоптики — две пожилые тети.
— Погадайте на червонного короля, какая погодишка будет завтра до двенадцати...
— А тут и гадать нечего, — ответили мне синоптики. — Паршивая будет погода... Такой фронт с дождем идет, что и просветов не предвидится.
— Это с утра?
— На весь день, пожалуй... А тебе-то зачем?
— Значит, вылетов не будет?
— А далеко лететь собрался?
— В Париж. На открытие авиационной выставки.
— Придется тебе, Климов, опоздать к открытию. Разве только тебе сам министр вылет разрешит.
— Ну, спасибо за информацию.
— Кушай на здоровье.
Я выскочил от синоптиков с музыкой в сердце. Все в порядке! Дальше события должны развиваться таким образом: моториста отпустить домой (на кой мне черт лишние глаза?), поставить карбюратор так, как он есть, не расконсервируя его и не промывая. На земле он и так будет работать. И смотаться с аэродрома. Тогда я повсюду успеваю. Завтра в течение дня под видом дополнительной проверки снять его, разобрать, промыть и поставить заново. Блеск! И волки сыты, и овцы целы.
Можно было, конечно, не устраивать этот спектакль. Закрыть сейчас двигатель капотом и сказать, что все в порядке. Завтра было бы возни меньше. Но я знал, что инженер не уйдет домой, пока не увидит и не услышит мотор с новым карбюратором.
Моторист уже снял старый карбюратор и теперь сидел на стремянке и ждал меня.
Я подошел к нему, посмотрел на него и самым доброжелательным образом сказал ему:
— Петро, а Петро!.. Падай передо мной на колени, я тебя отпускаю. Чеши, Пьер, на все четыре стороны, но так, чтобы никто не видел, что ты смываешься раньше времени.
— А карбюратор?
— Все беру на себя.
— Ну спасибо, — сказал моторист. — А то баба моя совсем зачухалась: дочка болеет, я целый день на аэродроме...
— Двигай! — сказал я.
Я шел по улице и, не скрою, с удовольствием разглядывал свое отражение в витринах магазинов и в окнах первых этажей. Около гастронома я остановился. Подтянул галстук, поправил фуражечку и вдруг понял, что безумно хочу каких-нибудь конфет.
Например, соевых батончиков по рубль девяносто. Соевые батончики я просто обожаю. Или «Старт».
А что, думаю, если мне сейчас зайти в гастроном, купить полкило соевых батончиков или «Старта» и тихонько пойти домой, сесть писать письмо Лене. Или наоборот: купить соевые батончики (или «Старт») и пойти к Сахно. И подарить ему очки. Посидеть, попить у них чаю и потопать домой — сесть писать письмо Лене...
Одну минуточку... Где же деньги? У меня же от тех двадцати пяти еще рублей восемь должно было остаться...
Я полез во внутренний карман за деньгами и сразу же наткнулся на очки. Интересно, как я в них выгляжу? Я оглянулся вокруг, убедился, что никто на меня не смотрит, и вытащил из кармана очки. Как только я надел их, вокруг меня все расплылось и потеряло свои привычные очертания. У меня даже голова закружилась. Я поспешно сдернул очки и подумал, что этот нудный старикан из аптеки продал мне слишком сильные очки. Не может же быть, чтобы у Сергея Николаевича зрение уж так отличалось от моего...
Я с испугом посмотрел на эти чертовы очки и спрятал их в карман.
Сделал я это очень вовремя, так как из дверей гастронома вылетел Костя Климов. А мне бы не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь спрашивал меня, что это за очки и кому они предназначены. Как сказал дядя Паша: «Это дело наше, семейное...»
— Старик, тебя мне просто Бог послал! — Климов подхватил меня под руку и куда-то потащил. — Вперед! Только вперед!..
— Да подожди ты... — вяло сказал я. — У меня еще дел по горло...
Но Климов крепко держал меня и все время повторял:
— Старик, это же просто сказка, что я встретил тебя! Просто сказка!..
Прощайте, соевые батончики! Прощайте, мои любимые конфетки «Старт»!.. Черт бы побрал этого Климова!
В десять минут седьмого примчался к нам Костя Климов и притащил с собой какого-то летчика, очень милого рыжего парня по имени Дима.
Да, мы с Веркой подыхаем от тоски в этом маленьком городишке. Да, я с удовольствием познакомилась сегодня утром на улице с этим Костей. Он красивый, у него хорошо подвешен язык, он весело-настойчив и в меру самоуверен. Мы с Веркой пригласили его к себе, начихав на роскошного администратора какой-то там филармонии, такого светского льва из Конотопа, с длинным ногтем левого мизинца.
