Татьяна де Росней - Бумеранг судьбы

Мне внезапно стало нечем дышать.

– А какая она была? – спрашивает Арно.

– Внешне она была похожа на Мелани. Та же фигура, тот же цвет волос. Она была веселая, активная. Полная жизни.

Я замолкаю. Сильная боль пронзает сердце. Я не могу продолжать.

– Прости, что огорчил тебя своими расспросами, – бормочет Арно. – Мы поговорим об этом в другой раз. Не волнуйся, пап.

Он вытягивает вперед свои длинные ноги и ласково похлопывает меня по спине. Вне всяких сомнений, он смущен тем, что стал свидетелем моей боли.

Женщина в голубой униформе, с которой я недавно виделся в коридоре, снова проходит мимо нас и снова мне улыбается. У нее красивые ноги. Приятная улыбка. Я улыбаюсь в ответ.

Звонит мобильный Арно, и он встает, чтобы ответить. Мой сын понижает голос и отходит от меня. Я ничего не знаю о его жизни. Он редко приводит домой своих школьных приятелей. Чаще других я вижу неприятную девицу с волосами цвета воронова крыла и фиолетовыми губами – эдакую Офелию, которая уже успела наполовину утонуть. Они закрываются в комнате Арно и включают музыку. Честно говоря, я ненавижу задавать сыну вопросы. Однажды, когда я попытался деликатно чем-то поинтересоваться, в ответ услышал ледяное: «Ты что, гестапо?» С тех пор я ни о чем не спрашиваю. В его возрасте я терпеть не мог, когда отец совал нос в мои дела. Но я никогда бы не осмелился ответить ему в таком тоне.

Я зажигаю сигарету и встаю, чтобы размять ноги. Я размышляю. Как лучше организовать пребывание Мелани в больнице? Я не знаю, с чего начать. И вдруг я замечаю, что рядом кто-то есть. Оборачиваюсь и вижу длинноногую женщину в голубой униформе.

– Можно попросить у вас сигарету?

Я неловко протягиваю ей свою пачку. Таким же неловким жестом даю прикурить.

– Вы здесь работаете?

У нее удивительные глаза, почти золотые. Судя по всему, ей около сорока, может, чуть меньше. Но на нее приятно смотреть, это я знаю точно.

– Да, – отвечает она.

Мы оба испытываем некоторую неловкость. Я украдкой смотрю на ее бейдж. Анжель Руватье.

– Вы врач?

Она улыбается.

– Не совсем.

Я не успеваю задать следующий вопрос – она меня опережает:

– Этот парень – ваш сын?

– Да. Мы здесь, потому что…

– Я знаю, почему вы здесь, – говорит она. – Это маленькая больница.

У нее низкий голос, и говорит она дружелюбным тоном. Но ее присутствие рождает во мне странное чувство, хотя я не могу дать ему определения. Словно между нами воздвигнут барьер.

– Вашей сестре повезло. Удар был сильный. И вам тоже повезло.

– Да, мне очень повезло.

Мы молча делаем несколько затяжек.

– Если я правильно понял, вы работаете с доктором Бессон.

– Она руководит больницей.

Я замечаю, что у женщины нет обручального кольца. Совсем недавно я не обращал внимания на подобные вещи.

– Мне пора. Спасибо за сигарету.

Я любуюсь ее стройными удлиненными икрами. И не могу вспомнить, как выглядела последняя женщина, с которой я спал. Наверное, это была девушка, с которой я познакомился по Интернету. Это было одно из свиданий на час или два. Использованный презерватив, торопливое прощание – и через минуту ты уже не помнишь, как она выглядела.

Самая интересная женщина, с которой я познакомился после развода, это Эллен, и она замужем. Одна из ее дочерей изучает изобразительное искусство, как и моя Марго. Но Эллен не хочет впутываться в любовную авантюру. Она предпочитает, чтобы мы оставались друзьями. И мне это тоже нравится. Она стала ценным союзником. Когда мы обедаем вместе в одном из ресторанчиков быстрого питания в Латинском квартале, она берет меня за руку и выслушивает мои жалобы на жизнь. Это, судя по всему, не беспокоит ее мужа. Как бы то ни было, у него нет повода для ревности. Эллен живет на бульваре Себастополь, в квартире, где царит веселый беспорядок. Она унаследовала ее от деда и обставила в весьма дерзкой манере. Фасад дома пребывает в довольно плачевном состоянии. Квартал расположен между районами Ле-Аль и Бобур, этими двумя символами президентского тщеславия. Когда я бываю в гостях у Эллен, на меня волной накатывают детские воспоминания. Гуляя, мы с отцом любили проходить мимо рынка в Ле-Аль, которого давно уже нет. Он часто уводил меня из Шестнадцатого округа, чтобы показать старый Париж, – город, который, казалось, сошел со страниц Эмиля Золя. Помню, как исподтишка глазел на проституток, стоявших вдоль улицы Сен-Дени, пока отец не приказывал мне прекратить это немедленно.

Я смотрю на Астрид и Марго, которые возвращаются из отеля. После душа они выглядят бодрей. Лицо Астрид менее напряжено, она выглядит отдохнувшей. Она держит Марго за руку, и их руки раскачиваются. Мы с Марго, когда она была маленькой, тоже так ходили.

Я знаю, что очень скоро они уедут. И ничего с этим не поделать. Мне надо собраться с силами. Как всегда, мне нужно на это время.

К концу дня на лицо Мелани, оттененное белой подушкой, стали возвращаться краски. Или все дело в моем воображении? Все разошлись, и мы остались с ней в постепенно спадающей августовской жаре, в компании тихо жужжащего вентилятора.

Сегодня после обеда я позвонил ее начальнику Тьерри Дранкуру, ее ассистентке и самым близким друзьям – Валери, Лоре и Эдуарду. Объясняя, что случилось, я пытался говорить как можно мягче и спокойнее, но все они тут же разволновались. Может, они могут нам что-нибудь выслать или как-нибудь помочь? Как Мелани себя чувствует? Я успокаивал их, повторяя, что с Мелани все хорошо и скоро она поправится. В телефоне сестры я обнаружил несколько сообщений от ее престарелого красавца, но не стал ему перезванивать.

В тишине мужского туалета, расположенного в конце коридора, я позвонил моим лучшим друзьям – Эллен, Дидье и Эммануэлю – и рассказал им уже совсем другим, дрожащим голосом, что я испугался и что до сих пор боюсь смотреть на Мелани, лежащую на больничной койке – распластанную, неподвижную, с пустым взглядом. Эллен разрыдалась, Дидье какое-то время от волнения не мог говорить. Один Эммануэль нашел в себе силы успокоить меня своим зычным голосом и искренним смехом. Он предложил приехать в больницу, чтобы поддержать меня, и я целое мгновение наслаждался мыслью о том, как это было бы здорово.

– Думаю, мне больше никогда не захочется садиться за руль, – произносит Мелани слабым голосом.

– Подумай лучше о чем-нибудь другом. Об этом рано говорить.

Она пытается пожать плечами и морщится от боли.

– Дети выросли. Люка почти юноша. У Марго оранжевые волосы, а у Арно – козлиная бородка.

Ее потрескавшиеся губы раскрываются в улыбке.

– И Астрид… – добавляет она.

– Ну да, и Астрид.

Мелани медленно поднимает руку, чтобы прикоснуться к моей руке. Сжимает ее и не отпускает.

– Этот, как его там, не приезжал?

– Слава Богу, нет.

В палату в сопровождении медсестры входит врач. Пришло время вечернего осмотра. Прощаясь, я целую сестру и выхожу из комнаты. Иду по коридорам. Каучуковые подошвы моих теннисных туфель, соприкасаясь с линолеумом, поскрипывают. Выходя из больницы, я вижу ее. Она на улице, недалеко от входной двери.

Анжель Руватье. На ней черные джинсы и черная майка. И она сидит на великолепном мотоцикле «Harley-Davidson». Под мышкой у нее шлем. В руке телефон. Темные волосы упали на лицо, поэтому я не вижу его выражения. Несколько секунд я ее рассматриваю. Мой взгляд поднимается от ягодиц по спине, обнимает ее женственно-округлые плечи. У нее коричневые предплечья, наверное, в отпуске она много загорала. Я представляю ее себе в купальнике, задаюсь вопросами: как она живет? замужем ли она или одинока? есть ли у нее дети? как пахнет ее кожа там, под шелковой занавесью волос? Анжель, вероятно, что-то почувствовала: оборачивается и смотрит на меня. У меня колотится сердце. Она улыбается, прячет телефон в карман и делает знак подойти.

– Как чувствует себя ваша сестра? – спрашивает она. Ее глаза даже при таком освещении кажутся золотыми.

– По-моему, ей лучше, спасибо.

– У вас прекрасная семья. Жена, дочь, сыновья…

– Спасибо.

– Они уже уехали?

– Да.

Повисает пауза.

– Мы в разводе.

Зачем я это сказал? Глупая патетика.

– Похоже, вы здесь застряли?

– Я тоже так думаю. Я буду со своей сестрой, пока ее не разрешат перевезти в Париж.

Анжель встает с мотоцикла. Я восхищаюсь грацией, с которой она перекидывает ногу через сиденье.

– У вас найдется время выпить стаканчик? – спрашивает она, глядя мне прямо в глаза.

– Конечно, – отвечаю я, старательно скрывая свое смущение. – А где?

– Выбор невелик. Возле мэрии есть бар, но в это время он уже закрыт. И еще один – в отеле «lAuberge du Dauphin».

– Я там остановился.

– В это время года это единственный работающий отель в городе.

Она идет куда быстрее меня, и я выбиваюсь из сил, стараясь не отстать. Мы молчим, но это молчание не угнетает. А когда приходим в отель, оказывается, что в баре никого нет. Мы какое-то время ожидаем, но место остается безнадежно безлюдным.