Татьяна де Росней - Бумеранг судьбы

– В это время года это единственный работающий отель в городе.

Она идет куда быстрее меня, и я выбиваюсь из сил, стараясь не отстать. Мы молчим, но это молчание не угнетает. А когда приходим в отель, оказывается, что в баре никого нет. Мы какое-то время ожидаем, но место остается безнадежно безлюдным.

– У вас в номере должен быть мини-бар, – говорит Анжель.

И снова этот прямой, открытый взгляд. В ней есть что-то, что одновременно пугает и возбуждает меня. Она идет за мной к моему номеру. Я долго путаюсь в ключах. Потом дверь скользящим движением открывается и закрывается с легким щелчком. Анжель в моих объятиях, я ощущаю прикосновение ее шелковистых волос к своей щеке. Она жарко меня целует. От нее пахнет мятой и табаком. Она выше Астрид, и тело у нее более мускулистое. Анжель самая высокая и мускулистая из женщин, которых мне довелось в последнее время обнимать. Я чувствую себя полным идиотом. Здесь и сейчас, обнимая ее, я стою не шевелясь, как неуклюжий подросток. Но мои руки наконец оживают. Я прижимаю ее к себе, как потерпевший кораблекрушение прижимает спасательный жилет, обнимаю нетерпеливо, мои руки на ее пояснице. Наши тела сливаются, Анжель вздыхает, и эти вздохи идут из самой глубины ее существа. Мы падаем на кровать, и она садится на меня сверху так же гармонично-грациозно, как на свой мотоцикл. Ее глаза блестят, как у кошки. Легкая улыбка играет у нее на губах, когда Анжель расстегивает мой ремень и открывает ширинку. Чувственные и точные прикосновения – и у меня моментально возникает эрекция. Все это время Анжель смотрит мне в глаза, улыбается, даже в тот момент, когда я вхожу в нее. Она тотчас же искусно заставляет меня замедлить движения, и я понимаю, что это не тот случай, когда кульминация наступает стремительно.

Мой взгляд неотрывно скользит по стройному, как у хищницы, телу. Анжель наклоняется и берет в ладони мое лицо, целует меня удивительно нежно. Она никуда не торопится, она наслаждается происходящим. Этот медленный танец порождает исключительную силу – я чувствую, как она поднимается во мне, от ног вверх, потом по позвоночнику. Ощущение такое сильное, что граничит с болью. Анжель вытягивается на мне, с трудом переводя дух. Ладонями я ощущаю влагу на ее спине.

– Спасибо, – шепчет она. – Мне это было нужно.

У меня вырывается сухой смешок.

– Прости, что повторяю твои слова, но мне это тоже было нужно.

Она берет с ночного столика сигарету, зажигает и протягивает мне.

– Я знала с той минуты, когда в первый раз тебя увидела.

– Знала что?

– Что пересплю с тобой.

Анжель берет у меня сигарету.

Я вдруг замечаю, что на мне презерватив. Она надела его так ловко, что я ничего не почувствовал.

– Ты до сих пор ее любишь, правда?

– Что?

Но я прекрасно понимаю, что она имеет в виду.

– Свою жену.

К чему скрывать правду от этой красивой удивительной незнакомки?

– Да, я до сих пор ее люблю. Она ушла от меня к другому год назад. Я чувствую себя дерьмово.

Анжель гасит сигарету.

– Я была в этом уверена. Взять хотя бы, как ты на нее смотришь. Ты, наверное, страдал.

– Да.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Я архитектор. Самый что ни на есть обычный. Восстанавливаю и ремонтирую офисы, магазины, больницы, библиотеки, лаборатории – что придется. Не слишком увлекательное занятие. Я не творец.

– Любишь говорить о себе плохо, я права?

– Да, права, – отвечаю я, задетый за живое.

– Мой тебе совет – перестань.

Я потихоньку снимаю презерватив, намереваясь встать и выбросить его в туалете. И, как всегда, стараюсь не смотреть на себя в зеркало.

– А вы, мадам Руватье? Чем вы занимаетесь? – говорю я, вставая с кровати и втягивая живот.

В ее взгляде чувствуется холод.

– Я танатолог.

– А что это за профессия?

– Если совсем просто, то бальзамировщица.

От удивления я теряю дар речи.

Она улыбается. У нее прекрасные ровные и белые зубы.

– Целыми днями вожусь с трупами. Трогаю их вот этими руками, которые только что тебя ласкали.

Я перевожу взгляд на ее руки. Они сильные, ловкие и все же бесспорно женские.

– Многим мужчинам не нравится моя работа. Поэтому я стараюсь об этом не говорить. У них пропадает эрекция. Тебе это тоже неприятно?

– Нет, – отвечаю я, и не кривлю душой. – Но это меня удивляет. Расскажи мне о своей работе. Я первый раз в жизни вижу бальзамировщицу.

– Суть моей работы – уважать смерть. Вот так. Если бы твоя сестра погибла прошлой ночью в аварии, хотя, слава тебе, Господи, этого не случилось, я бы поработала с ней, чтобы ее лицо имело умиротворенное выражение. Чтобы ты и твоя семья могли в последний раз посмотреть на нее, не испытывая страха.

– Как ты это делаешь?

Анжель передергивает плечами.

– Это настоящая работа. Такая же, как и у тебя. Ты подправляешь офисы, а я – смерть.

– Это тяжело?

– Да. Когда привозят ребенка, младенца. Или беременную женщину.

Я вздрагиваю.

– А у тебя есть дети?

– Нет. Я не очень люблю семейную жизнь. Но мне нравится смотреть на чужих детей.

– Ты замужем?

– Это что, допрос? Ответ снова отрицательный. Нет, я не из тех, кто хочет замуж. Еще вопросы будут?

– Нет, мадам.

– Вот и хорошо. Потому что мне пора. Мой приятель может что-то заподозрить.

– Твой приятель? – повторяю я, не сумев скрыть удивления.

Анжель одаривает меня широкой улыбкой.

– Да. Это удивительно, но даже у меня есть приятель.

Она встает и идет в ванную. Я слышу звук льющейся из душа воды. Спустя пару минут Анжель выходит, завернувшись в полотенце. Я любуюсь ею, и она это знает. Она надевает белье, джинсы, майку.

– Мы еще увидимся. Ты это знаешь, м-м-м?

– Угу, – отвечаю я, затаив дыхание.

Она наклоняется и целует меня в губы. Поцелуй выходит нежным и сладким.

– Я с тобой не закончила, мсье парижанин. И не втягивай живот. Ты и так очень сексуален.

И снова раздается легкий щелчок двери. Она ушла. Я до сих пор не могу оправиться от удивления, словно меня с ног до головы неожиданно накрыла огромная волна. Стоя под душем, я глупо улыбаюсь, вспоминая ее слова. Помимо дерзости и искренности есть в этой женщине нечто очень привлекательное – пылкость, очарование, перед которыми невозможно устоять. Натягивая брюки, я думаю о том, что она только что совершила чудо – благодаря ей я вдруг помирился сам с собой, обрел душевное равновесие, которого не знал уже много месяцев. И, черт побери, я напеваю себе под нос!

Я наконец решаюсь посмотреть на себя в зеркало. Длинное лицо. Густые брови. Тонковатые руки и ноги и… пузо. Я усмехаюсь. Мужчина в зеркальном отражении больше не кажется мне похожим на собачку Друппи.[10] Он довольно-таки привлекательный, у него неплохие волосы «соль с перцем», правда растрепанные, а в карих глазах горит демонический огонек.

Если бы Астрид сейчас меня увидела… Если бы Астрид хотела меня так, как эта Анжель Руватье, которая не стесняясь говорит, что желает продолжения. Когда же я наконец перестану тосковать по своей бывшей жене? Когда смогу перевернуть эту страницу и пойти вперед?

Я думаю о работе Анжель. Я понятия не имею, что такое танатопрактика. Да и хочу ли я это знать? Неизвестность меня завораживает, но я не испытываю желания углубляться в эту тему. Я вспоминаю, что когда-то видел по телевизору документальный фильм о том, как обрабатывают трупы. Вводят сыворотку, разглаживают лицо, зашивают раны, выпрямляют руки и ноги, накладывают особый макияж… «Ужасная профессия», – сказала Астрид, которая смотрела программу вместе со мной. Здесь, в провинциальной больнице, с какими трупами приходится иметь дело Анжель? Старики, жертвы аварий, онкобольные, сердечники. Побывало ли в руках танатолога тело моей матери? Там, в больнице, я закрыл глаза. Интересно, сделала ли Мелани то же самое?

Похоронная церемония состоялась в церкви Сен-Пьер-де-Шайо, в десяти минутах от авеню Клебер. Мать похоронили на кладбище недалеко от Трокадеро, в семейном склепе семьи Рей. Лет десять назад я водил туда своих детей. Хотел показать им ее могилу, могилу бабушки, которой они никогда не знали. Почему я совсем не помню ее похорон? Какие-то вспышки, темнота в церкви, людей немного, шепот, белые лилии с одуряющим ароматом. Незнакомые люди идут друг за другом, по очереди нас обнимая… Мне нужно поговорить об этом с сестрой. Я спрошу у нее, видела ли она лицо матери после смерти. Увы, сейчас неподходящее время для такого разговора, и я это знаю.

Я пытаюсь угадать, что же Мелани хотела сказать мне, когда машина свернула с дороги. После аварии я постоянно думаю об этом, эта тайна не выходит у меня из головы. Да, разгадка наверняка спрятана в укромном уголке моей памяти, лежит там мертвым, тяжелым грузом. Я еще не решил, стоит ли рассказывать об этом доктору Бессон. Ну как ей об этом сказать и что она подумает? Есть на свете один человек, с которым бы я охотно об этом поговорил, – моя бывшая жена. Но она далеко.