Фейер (пробует поддеть его иначе). Ты читал хоть что-нибудь об истории евреев?
Леон (дружелюбно). Не слишком много. (Спохватывается.) Если вы беспокоитесь из-за религии, так это зря. У меня была бар-мицва.
Фейер. Не из-за чего я не беспокоюсь. Скажи, читал ли ты больших еврейских писателей — Переца[23], Шолом-Алейхема, Аша?
Леон. Слышал про них.
Фейер. Ты читаешь серьезные книжки?
Леон. Еще бы, я член Книжного клуба[24].
Фейер. Ты что, сам не можешь выбрать книгу? Спрашивается, зачем ты тогда ходил в колледж?
Леон. В основном я выбираю сам. Но быть членом хорошего книжного клуба очень даже полезно — сберегает время. (Смотрит на часы.) Когда Адель должна вернуться? Давно бы пора.
Фейер. Почему ты ей не позвонил, тогда она бы знала, что ты придешь? Позвонить не так и дорого.
Леон. Хотел сделать ей сюрприз. Сегодня утром в Ньюарк приехал мой брат Морти, он согласился заменить меня в магазине, и я смог уехать пораньше. По средам магазин работает допоздна.
Фейер (смотрит на старые карманные часы). Она задерживается.
Леон. Рамми. Я опять выиграл. (Показывает карты.)
Фейер (скрывая раздражение). Но лучше всего я играл Шекспира — дер ид[25] Шейлок. Гамлет, дер ешива бухер[26], сцену кадиша[27] по его отцу, покойному королю, я играл потрясающе. Играл я и в «Кайниг Лир унд зайн Тохтер»[28].
Встает, снова снимает очки, читает на английском:
Итак, все женщины наперечет:
Наполовину — как бы Божьи твари,
Наполовину же — потемки, ад,
Кентавры, серный пламень преисподней,
Ожоги, немощь, пагуба, конец!
Тьфу, тьфу, тьфу! Аптекарь, — унцию мускусу, чтобы отбить в душе этот смрад! Вот деньги[29].
Леон так, словно он слышит этот монолог не в первый раз, заканчивает подытоживать счет. Основательно тасует карты, Фейер тем временем снова надевает очки, садится, смотрит на него изучающе.
Леон. Еще партию? Идем голова в голову, счет два два. По очкам мы сравнялись.
Фейер. Последнюю.
Леон снова сдает, игра продолжается.
Фейер (открывает карту, продолжает поддевать Леона). Скажи, Леон, ты любишь трагедии?
Леон. Люблю ли я трагедии?
Фейер. Любишь ли ты трагедии смотреть, читать?
Леон. Могу смотреть, могу не смотреть. Вообще-то по характеру я человек жизнерадостный.
Фейер (раскладывает карты по порядку). Но ты же ходил в колледж. Ты хороший бизнесмен. Адель говорит, ты каждый день читаешь «Нью-Йорк таймс». Иначе говоря, ты человек умный. Словом, ответь мне на такой вопрос: почему все без исключения лучшие писатели и поэты пишут трагедии? И почему любой театр ставит такие пьесы и самые разные люди платят хорошие деньги за то, чтобы посмотреть трагедию? Почему бы это?
Леон. По правде говоря, у меня как-то не было случая над этим задуматься.
Фейер (с подковыркой). Сделай одолжение, подумай над этим сейчас.
Леон (настороженно). Ну, не знаю, точно не скажу, но мне кажется, что в жизни много трагического. Постепенно понимаешь, что к чему.
Фейер. Что значит «кажется»? Ты что, не знаешь точно? Подумай — на нас чуть не каждый день обрушиваются катастрофы, убийства, болезни, разочарования. Одной мысли о смерти и той хватило бы.
Леон (подавленно). Я вас понимаю.
Фейер (с нескрываемой издевкой). Тебе только кажется, что ты понимаешь. Знаешь ли ты на самом деле, что такое человеческое существование? Знаешь ли ты, что такое Вселенная? Я говорю не только об ушедших в иной мир, но и о миллионах людей — а их миллионы, — живущих неизвестно для чего. Ведь одни не знают ничего, кроме нищеты, болезней, страдания. Другие живут в тюрьме, как русские. По-твоему, это хорошая жизнь для человека?
В дверях показывается Бен Гликман, жадно заглядывает в комнату, видит Леона и поднимается к себе. Игроки, что один, что другой, его не замечают.
Леон. Я бы так не сказал.
Фейер. А раз ты все это знаешь, знаешь, как живут люди, что ж ты ничего не делаешь? Нельзя быть равнодушным — надо стараться изменить жизнь, когда это необходимо, помогать по мере сил.
Леон. Я стараюсь помогать. Я регулярно делаю пожертвования на благотворительность, в том числе и на Федерацию «Объединенная еврейская взаимопомощь».
Фейер. Этого недостаточно.
Леон. А что вы делаете?
Фейер (откладывает карты, пылко). Что я делаю? Мое сердце болит за тех, кто страдает. Мое сердце истекает кровью из-за всех жестокостей, которые творятся в мире.
Леон молча разглядывает свои карты.
Фейер (берет свои карты, говорит более спокойно, но гнет свою линию). Тебе случалось хоть когда-нибудь думать о том, что происходит с тобой, у тебя в душе, когда ты смотришь трагедию, Шекспира, скажем?
Леон (неожиданно для него самого в его памяти всплывают слова). Я переживаю катарсис через сострадание и ужас.
Фейер (после паузы). Уволь меня от цитат из твоих учебников. Писатель пишет трагедию, чтобы люди не забывали о своей человеческой сущности. Он показывает нам, как мы живем. Высвечивает смысл нашей жизни так, чтобы он стал ясен и нам. Вот почему он пишет трагедии, вот почему мы играем их. Я больше всего любил трагедии, при том, что бесподобно играл и в комедиях. «Лид махт ойх лахн»[30]. (Театрально смеется, затем невозмутимо берет карты, ходит.) Рамми!
Леон. Ваша взяла. (Подытоживает счет.) Похоже, я вам должен ровно пятьдесят один цент. (Вынимает кошелек для мелочи, выкладывает два четвертака, цент и бережно пододвигает деньги к Фейеру.)
Фейер (небрежно, не глядя на деньги). Ну, Леон, расскажи, что новенького в бейсболе?
Леон (заглатывает наживку). По-моему, впереди, как всегда, «Янки» и «Доджеры». (Спохватывается.) Боюсь, я не очень в курсе, мистер Фейер.
Фейер. Если ты не в курсе, тогда о чем ты говоришь с покупателями — ведь ты спортивными товарами торгуешь?
Леон (терпеливо). Обо всем, что угодно, вовсе не обязательно о спорте. Люди есть люди — о чем только они не говорят. (Пододвигает три монеты поближе к Фейеру.) Приберите деньги, мистер Фейер.
Фейер. Деньги меня не волнуют. Я играю потому, что мне нравится играть. (Его осеняет мысль.) Знаешь историю про знаменитого раввина и богача? Он был богатый и скупой. Раввин подвел его к окну и говорит: «Что ты там видишь, скажи?» Богач посмотрел и говорит: «Улицу, что еще я могу видеть?» — «А что на улице?» — «Что на улице? — говорит богатый еврей. — Люди, они идут по улице». Тогда раввин подвел его к зеркалу и говорит: «А что ты теперь видишь?» — «Что я вижу теперь? — говорит богач. — Себя, кого же еще». — «Что такое окно, как ты заметил, это стекло, а что такое зеркало — тоже стекло. Только в зеркале на оборотную сторону стекла нанесено серебро, а стоит тебе увидеть серебро, как ты видишь только себя».
Леон (все еще не теряя терпения). Я смотрю на это так: рамми — игра случая. Если играть на деньги, проигравший платит деньги, а выигравший любезно берет их. (Снова пододвигает монеты к Фейеру.)
Фейер (отодвигает монеты). Попрошу не учить меня манерам. Ты еще не родился, а у меня уже были отличные манеры.
Леон. Мистер Фейер, если вам хочется меня оскорбить, есть способы и получше.
Фейер. С какой стати мне тебя оскорблять?
Леон. И пожалуйста, не думайте, что я ничего не понимаю. Я вам не нравлюсь, и это ясно, как Божий день, хотя я бы много дал, чтобы узнать почему.
Фейер. Я тебе скажу почему, если ты соблаговолишь сказать мне, ради чего ты живешь. Какова твоя жизненная философия?
Леон. Я живу, потому что я живой.
Фейер. Отлично, но к чему ты стремишься в жизни? Это тоже важно.
Леон (уже не скрывая раздражения). А вот это уже мое дело. Послушайте, мистер Фейер, не думайте, что я дурак и мне невдомек, почему вы подвергли меня допросу с пристрастием. Вы притворяетесь, будто сердечно ко мне расположены, для того лишь, чтобы меня уязвить. Но я не такой тупой и понимаю, к чему вы клоните: хотите показать, что меня не интересуют насущные вопросы, ну, и что у меня одни деньги на уме. Но все это лишь прикрытие. В вас сильны предубеждения, вот почему вас не устраивает, что Адель собирается выйти за меня замуж.
