В доме еще темно. Но уже кто-то встал. Утреннее солнце пробивается сквозь щели в ставнях. Гала поворачивается, чтобы окно появилось из-за ее слепого пятна. Вчера возможности казались беспредельными, но с сегодняшнего дня все, что с ними будет происходить, будет пробиваться сквозь узкие границы этой комнаты.
Когда им порой приходилось подолгу ждать на съемочной площадке во время съемок какого-нибудь голландского фильма — молодые режиссеры обращали на нее внимание и в студенческие годы — Гала от скуки любила наблюдать за работой осветителей. Ей нравилось следить за скольжением теней. Больше всего ее завораживало нарастание силы света от мощных осветительных приборов. Пока открыты все четыре створки одновременно, эффект юпитера не бросается в глаза. Он просто освещает всю сцену, и в этом нет ничего особенного. Никаких теней. Но когда лампа установлена, и створки на ней закрыты, и пучок света сужен и направлен, — только тогда лучи обретают мощь. Внезапно все становится рельефным. Четким. Контрастным.
В темные комнаты дома в Париоли Рим попадает через несколько щелей в деревянных ставнях. От этого город сияет особенно ярко.
— Тирули, тирула, — поет кто-то.
— Это он, — говорит Гала.
Они стоят вместе с Максимом на Виа Маргутта перед домом Снапораза. Окно на втором этаже открывается. Внутри дома видна часть стены и угол картины. Больше ничего. Максим пожимает плечами. Он не верит, что такую знаменитость можно столь просто найти.
— Питипо, питипа.
Гала молчит, боясь помешать великому человеку, и только толкает Максима в бок.
В баре на углу Виа дель Бабуино и Пьяцца дель Пополо[65] висит телефон. Максим уже купил жетоны и подчеркнул номер Снапораза в толстом справочнике. Он уже три раза собирается позвонить и больше откладывать не намерен. Набирает номер.
— Ма chi e?[66] — Усталый женский голос, возможно, секретарши.
Гала прижимается ухом к трубке. Упирается лбом в лоб Максиму. Когда Максим говорит, его голос вибрирует в ней. Частью по-итальянски, частью по-французски Максим объясняет, что они — актеры.
— Да, понимаю. И что вы хотите?
Хороший вопрос. Максим не знает, что сказать.
Сожалею, но синьора Снапораза нет.
Трубку повесили. Галин лоб отодвигается от лба Максима.
Тот же бар через несколько часов: поскольку террасы здесь нет, хозяин ставит для них два стула прямо на тротуар. Вместо стола служит багажник припаркованного мопеда. На нем — пустые чашки, большая книга кастинга и другие бумаги. Максим и Гала по очереди следят за Виа Маргутта, пока один из них обзванивает различные агентства. Одно за другим. Телефонные жетончики расходуются горстями. Как ни странно, иностранцы на рынке пользуются спросом. Высокие? Светловолосые? В ближайшие дни двоих «аттори оландези» повсюду приглашают на прослушивание. Потом они набираются смелости, чтобы позвонить таким знаменитым режиссерам, как Паскуале Скуитьери,[67] Кастальди, Челентано, Марко Беллокио,[68] Дарио Ардженто,[69] Франко Брусати.[70] К каждому у них придуман персональный подход: выражение восхищения по поводу последнего шедевра оного; блеф, ибо голландские кинопрокатчики не любят рисковать, поэтому большинство из этих фильмов ни Гала, ни Максим никогда не видели. Один из режиссеров оказывается настолько любезным, что назначает им встречу.
В итоге они вознаграждают себя бутылкой «Спуманте».[71] Максим переписывает набело листок с назначенными встречами. На разорванной карте отмечает пунктиром маршруты ко всем местам, где могла бы начаться их карьера. Весь город испещрен ими. Остается лишь выбрать.
— «Скайлайт», — говорит он, подумав. — На Виа Анджело Брунетти. Это рядом, на противоположной стороне площади.
Лифт, в котором они поднимаются на самый последний этаж, где находится бюро кастинга, представляет собой тесную медную клетку. Максим и Гала стоят, прижавшись друг к другу. Старая конструкция медленно ползет вверх в длинной шахте. Вокруг нее вьются мраморные ступени широкой лестницы.
— Надо было меньше пить.
— Фортуна требует, чтобы мы попотели.
Максим снимает волосинку с губ у Галы и целует их. Гала стирает помаду с его подбородка. Они одновременно смотрят вверх. Так, прижавшись живот к животу, приближаются к яркому молочно-белому свету на крыше.
— Впечатляет, — говорит директор бюро кастинга. На коленях у него лежит их резюме и презентационная папка.
— Так-так, молодцы, неплохо.
Он листает фото, не глядя. Вместо этого неотрывно смотрит на молодых людей.
— Да, абсолютно, в этом что-то есть. Я работаю здесь много лет, и у меня выработался взгляд на подобные вещи. Хороший материал. Очень плодотворный разговор.
От них ему только требуется посмотреть, как падает свет на скулы. Кроме того, он хочет снять каждого по отдельности. Открывает дверь в соседний офис и просит секретаршу не звать его к телефону некоторое время. Он будет занят.
— Странный парень, — шепчет Гала.
— В Голландии на нас никто так не реагировал.
— Вот поэтому мы бы и задохнулись, если бы остались там.
— Не говори, — поддакивает Максим, — задохнулись бы и засохли.
Фульвани — так зовут агента — просовывает голову в дверь. На лице — ни следа былого обаяния.
— О чем вы тут шепчетесь? — спрашивает он подозрительно.
Через секунду снова улыбается.
— Я сделаю для вас то, что когда-то сделал для себя сам.
Он выкладывает свои фотографии на стол. Там он запечатлен молодым человеком, обнимающим Чальтона Хестона.[72]
— «Бен Гур». Моя первая роль. И мгновенный успех. Видели фильм? Я играл одного из прокаженных.
Первым в соседнюю комнату он берет с собой Максима. Комната представляет собой застекленную террасу на крыше дома — продолжение офиса. Фульвани нажимает на кнопку. Со всех сторон вдоль окон автоматически опускаются жалюзи. Включает лампу. Направляет свет, чтобы он освещал лицо Максима лишь с одной стороны. Рассматривает его глаза издали и вблизи. Линию скул и носа. Затем поворачивает лампу и таким же образом изучает тени с другой стороны.
— У тебя глубоко посаженные глаза. Поэтому всегда опускай подбородок, иначе выглядишь, как покойник. Но вот скулы — это твой капитал. Высокие скулы обеспечат тебе счастье на всю жизнь.
С щелчком подняв жалюзи, Фульвани берет фотоаппарат и делает несколько пробных снимков.
— Теперь без рубашки.
Максим снимает рубашку. Фульвани ощупывает его руки и разглядывает мышцы спины.
— Ты спортсмен?
— Нет, — отвечает Максим, — у меня просто большое сердце. Легкие расположены далеко друг от друга. Поэтому грудная клетка такая широкая.
— Некоторым все дается.
Фульвани делает еще несколько фотографий.
— Ты ее трахаешь?
Максим думает, что он ослышался.
— Или она твоя подружка, — уточняет Фульвани, — та девушка, с которой ты пришел. Fate l'amore?[73]
— Это имеет какое-то значение для ролей, которые мы получим? — спрашивает резко Максим.
Надевает рубашку. Фульвани протягивает ему руку.
— Добро пожаловать в итальянское кино.
— Что бы ни случилось, одна ты туда не пойдешь, — говорит Максим по-голландски Гале, как только возвращается в офис.
Гала молчит.
— Думаю, я сейчас сделаю то, чего никогда еще не делал, — говорит Фульвани. Ходит взад-вперед по своему кабинету. Долго что-то обдумывает. Вздохнув проводит рукой по волосам.
— Но именно потому, что меня все знают и знают, что я никогда не беспокою по пустякам, они должны будут отнестись серьезно.
Ничего не говоря, он исчезает в соседнем помещении. Обсуждает что-то с секретаршей.
— Не надо его сейчас гладить против шерсти, — говорит Гала, Он ведь хочет нам помочь.
Фульвани возвращается, берет телефонную трубку и набирает номер.
Щщ Никто не может пробиться напрямую к Снапоразу. Все проходят через Фиамеллу.
Прикрывает трубку рукой.
— Когда-то была его любовницей, теперь — его Цербера.
— Вы звоните Снапоразу? — спрашивает Гала.
Фульвани раздраженно качает головой.
— Для того, чтобы попасть к Фиамелле, надо сначала поговорить с Сальвини.
«Вот видишь, как надежно и профессионально», — говорит взгляд Галы. Наконец трубку поднимают.
— Сальвини? Сальвини, добрый день! У меня для тебя есть кое-что. Их должна видеть Фиамелла. Как это от кого? От Фульвани, естественно! Послушай, я делаю тебе одолжение. Соллима и Бертолуччи тоже занимаются кастингом, может, мне им позвонить? Да, думаю, я так и сделаю. Сначала одному, потом другому. Фиамелла будет в ярости… Перезвонить? Зачем мне доставлять тебе такое удовольствие? Да, сначала трудно, зато потом — слава! Тогда в пять. В полшестого я преподнесу этот подарок Бертолуччи. Семь часов, и горе тебе, если ты всем не расскажешь, откуда берешь своих звезд. В «Скайлайте» мы достаем их прямо с неба!
