— На моей памяти с весны ты влюблялся по меньшей мере в дюжину девушек, а сейчас начало июля. Официантка в забегаловке, и Гонория Глоссоп, и…
— Ха! Хо! Те девушки? Быстро проходящие увлечения. Теперь это серьёзно.
— Где ты с ней познакомился?
— На крыше автобуса. Её зовут Шарлотта Кордэ Роуботам.
— Великий боже!
— Она не виновата, бедное дитя. Её отец окрестил её так потому, что он является горячим приверженцем революции, а подлинная Шарлотта Кордэ, если мне не изменяет память, обожала резать угнетателей в ванных, за что её можно только уважать. Ты обязательно должен познакомиться с Роуботамом-старшим, Берти. Удивительный старик. Собирается истребить всю буржуазию, раздать землю бедным и отменить титулы. Что может быть справедливее? Но ты спрашивал меня о Шарлотте. Мы сидели на крыше автобуса, и в это время пошёл дождь. Я предложил ей свой зонтик, и мы разговорились о том, о сём. Я влюбился и взял её адрес, а через несколько дней купил бороду и пошёл знакомиться с семьёй Роуботамов.
— Но для чего тебе понадобилась борода?
— Видишь ли, пока мы ехали в автобусе, Шарлотта мне всё рассказала о своём отце, и я понял, что если хочу бывать у них в доме, мне надо стать членом этой самой «Красной Зари». Сам понимаешь, не мог же я толкать речи в Гайд-парке, не изменив своей внешности. Поэтому я купил бороду, и, клянусь своими поджилками, старина, я в неё просто влюбился! Когда мне приходится её снимать, чтобы, скажем, пойти в клуб, я чувствую себя голым! Борода здорово помогла мне наладить отношения со стариком Роуботамом. Он уверен, что я большевик, вынужденный скрываться от полиции. Нет, правда, ты обязательно должен познакомиться с Роуботамом, Берти. Кстати, что ты делаешь завтра днём?
— Ничего особенного. А в чём дело?
— Прекрасно! Тогда ты сможешь всех нас пригласить к себе на чай. Я обещал сводить их в популярное кафе «Львы» после сходки, которая состоится завтра в Ламберте, но так даже лучше. Сэкономлю кучу денег, а в наши дни, если ты не потратил пенни, считай, ты его заработал. Дядя сказал тебе, что он женился?
— Да. Кроме того, он дал мне понять, что ваши отношения стали весьма прохладными.
— Прохладными? Они на точке замерзания. С тех пор как старикан женился, он тратит деньги направо и налево, а на мне экономит. Я думаю, звание пэра обошлось ему в кругленькую сумму. Говорят, сейчас даже титул баронета стоит чёрт-те сколько. И он содержит скаковую конюшню. Кстати, загони последнюю рубашку и все деньги поставь на Океанский Бриз. Скачки на гудвудский кубок. Верняк.
— Сам знаю.
— Пролететь невозможно. Я собираюсь выиграть достаточно денег, чтобы жениться на Шарлотте. Ты, конечно, будешь в Гудвуде?
— Естественно!
— Мы тоже. В день скачек у нас состоится сходка рядом с пэддоком.
— Но послушай, зачем тебе так рисковать? Твой дядя наверняка будет в Гудвуде. А вдруг ты попадёшься ему на глаза? Он обозлится хуже некуда, если узнает в тебе парня, который смешал его с грязью в Гайд-парке.
— Как, прах побери, он может меня узнать? Пошевели мозгами, ты, вороватый кровопийца! Мне сошло это с рук вчера, сойдёт и в Гудвуде. Ну ладно, спасибо тебе за любезное приглашение, старина. Мы будем счастливы прийти к тебе завтра. Прими нас как следует, и да благословит тебя бог. Кстати, я, должно быть, ввёл тебя в заблуждение словом «чай». Не вздумай угостить нас ломтиками хлеба с маслом толщиной с сигаретную бумагу. Мы, революционеры, любим хорошо поесть. Нам потребуется что-нибудь вроде омлета, оладьев, джема, ветчины, булочек и сардин. Придём ровно в пять.
— Но, послушай, я не знаю…
— Всё ты знаешь. Олух царя небесного, ты ещё не раз поблагодаришь меня за этот чай после того, как разразится революция. Когда ты увидишь, как старик Роуботам бежит по Пикадилли, держа в каждой руке по окровавленному ножу, ты будешь счастлив напомнить ему, что в своё время он пил у тебя чай с устрицами. Нас будет четверо: Шарлотта, твой покорный слуга, старик и товарищ Батт. Он наверняка с нами увяжется.
— Кто такой, чёрт побери, товарищ Батт?
— Ты не обратил внимания на парня, который стоял слева от меня в Гайд-парке? Невысокий тщедушный тип. Похож на дохлую треску. Это Батт. Мой соперник, прах его побери. В настоящий момент он вроде как обручён с Шарлоттой. Пока я не появился, его дело было на мази. У него голос как труба, и старик Роуботам души в нём не чает. Но, — будь я проклят, — если я не смогу переплюнуть этого Батта, заткнуть его за пояс и выбросить на помойку, где ему самое место, значит, я уже не тот, что был раньше. Может, он и умеет надрывать глотку, но у него нет моего дара красноречия. Слава богу, в Оксфорде я управлял лодкой во время регаты. Ну ладно, мне пора. Послушай, не подскажешь, где бы мне раздобыть пятьдесят фунтов?
— Почему бы тебе не пойти работать?
— Работать? — изумлённо переспросил Бинго. — Мне? Нет, спасибо, я как-нибудь выкручусь. Дело в том, что на Океанский Бриз я хочу поставить не меньше полтинника. До завтра, Берти. Благослови тебя господь, старичок, и не забудь про оладьи.
* * *
Понятия не имею, почему так получилось, но ещё со школьной скамьи я чувствовал себя ответственным за малыша Бинго. Я хочу сказать, он мне не сын (слава богу), и не брат, и вообще не имеет ко мне ни малейшего отношения, но тем не менее большую часть моей жизни я вынужден хлопотать над ним как курица над яйцом и вечно вытаскивать его из всяких передряг. Должно быть, тут дело в том, что я человек редкой души, или как там это называется. По правде говоря, его последнее любовное приключение довольно сильно меня обеспокоило. Казалось, он выбивался из последних сил, чтобы стать членом семьи умалишённых, но как, прах меня побери, он собирался содержать даже ненормальную жену на ноль дохода в год, было выше моего понимания. Старикан Биттлшэм наверняка бы перестал выплачивать Бинго содержание, если бы он вступил в подобный брак, а чем лишить Бинго содержания, проще было дать ему топором по голове и прекратить его мучения раз и навсегда.
— Дживз, — сказал я, вернувшись домой. — Я сильно волнуюсь.
— Сэр?
— За мистера Литтла. Я тебе ничего сейчас не стану объяснять, потому что завтра он приведёт к нам на чай своих друзей, и тогда ты сможешь составить о них своё мнение. Я хочу, чтобы ты внимательно наблюдал за ними, Дживз, и сделал бы определённые выводы.
— Слушаюсь, сэр.
— Кстати, насчёт чая. Подай на стол оладьи.
— Да, сэр.
— А также джем, ветчину, булочки, омлет и пять или шесть вагонов сардин.
— Сардин, сэр? — переспросил Дживз, задрожав с головы до ног.
— Сардин.
Наступило неловкое молчание.
— Не упрекай меня, Дживз, — сказал я. — Это не моя вина.
— Нет, сэр.
— Ну, кажется, всё.
— Да, сэр.
Я видел, что малый явно загрустил.
* * *
Когда ты ждёшь в жизни каких-то больших неприятностей, как правило, всё обходится, но в случае с Бинго и его друзьями этого не произошло. С того самого момента, как он навязался ко мне в гости, я чувствовал, что дело дрянь, и не ошибся. Самым неприятным во всей этой истории был факт, что впервые с тех пор, как я познакомился с Дживзом, я увидел его почти взволнованным. Мне кажется, у каждого человека есть своё больное место, и малыш Бинго ударил по нему Дживза в тот самый момент, когда ворвался в комнату, украшенный шестидюймовой бородой, свисавшей с его подбородка. Я совсем забыл предупредить Дживза насчёт бороды, и для бедняги она была как гром среди ясного неба. Я увидел, как у малого отвалилась нижняя челюсть, после чего он ухватился за стол, чтобы не упасть. Заметьте, я его не виню. Мало кто выглядел омерзительнее, чем малыш Бинго, поросший мхом. Дживз побледнел, но слабость его быстро прошла, и он вновь стал самим собой. И тем не менее мне было ясно, что он испытал сильное душевное потрясение.
Малыш Бинго был слишком занят тем, что представлял меня толпе своих знакомых, и поэтому не обратил на Дживза никакого внимания. Такую коллекцию людей я видел впервые в жизни. Товарищ Батт выглядел как упырь, вышедший из мёртвого леса после дождя; побитый молью — другими словами я не могу описать старика Роуботама; что же касается Шарлотты, глядя на неё, я перенёсся в неведомый мне кошмарный мир. По правде говоря, если б она отказалась от жирной пищи и занялась бы зарядкой по утрам и вечерам, это пошло бы на пользу и ей, и тем, кто с ней общался. А так её было слишком много. Пышные формы. Вежливо говоря, чрезмерная упитанность. Кроме того, быть может, у неё и было золотое сердце, но первое, что бросалось в глаза, были её золотые зубы. Я знал, что малыш Бинго, когда на него находило, мог влюбиться в любую особь противоположного пола, но на этот раз я не находил ему оправданий.
— Мой друг, мистер Вустер, — заключил Бинго церемонию представления. Старик Роуботам сначала оглядел меня с ног до головы, потом окинул точно
