Свечкину пришлось, давясь от отвращения, варить кашу на воде. Он поставил кастрюлю на плиту, пока вода нагревалась, покурил на лестнице. Балкона у них не было.
На испещренном засохшей, пупырчатой харкотой пролете Олег Свечкин понял, что так жить больше нельзя. Нужно было меняться.
Муж, хрипя, взгромоздился на Анжелу. Она еще не проснулась, но его это не беспокоило. Плюнув на пальцы, он потер ее бритую щелку и вошел, хрюкнув, как боров. Анжела сосредоточенно выколупывала сонные остатки из глаз. Отвернувшись к стене, она зевнула. Проблемой большинства мужчин является их полное незнание того, как заниматься любовью. Единственное, что они умеют, — это трахаться.
Он закончил наконец свою долбежку, в то время, как она размышляла, больно ли было рожать Анжелине Джоли. Поднялся и ушел в ванную. Утром он почему-то всегда по часу лежал в горячей воде. Анжела сбросила одеяло и вскочила с кровати.
А я любила, я любила
Его опять, опять, опять, —
жизнерадостно напевала она.
А я страдала, его теряя,
Моя попытка номер пять.
Она была красива какой-то первобытной красотой. Даже пара (как она считала) лишних килограммов ее не портили. Любуясь Анжелой, муж всегда сравнивал ее с чем-то съестным — корица, мед, масло, кофе. Она была уверена, что сравнение имеет более глубокий смысл, нежели тот, который вкладывал в него муж, норовя ее съесть. Мужчины черпали в ней силу, как в пище.
Взвился телефон, но Анжела не подошла, зная, что это мама. Накинув легкомысленный шелковый халатик, она пошлепала на кухню, чтобы скушать пасту из сыра бри с сельдереем. Дашка, ее подруга, похудела на сельдерее до сорок восьмого, а это, учитывая Дашкины габариты, было большой победой.
Анжела заедала пастой последнюю сельдерейную палочку, когда муж вперся в кухню. Голый. Телефон снова раззвенелся, отразив мамин номер.
— Дай кофе, — потянулся муж, — сгущеночка!
Она сварила ему кофе по всем правилам, с кардамоном и гвоздикой. В быту Анжела была перфекционисткой — ее домработница каждый четверг пехала на цветочный рынок у Киевского вокзала и волокла оттуда пук свежих лилий. Их тяжкий тропический запах успокаивал Анжелу.
Она представляла себя диким биологическим существом, прыгающим в зарослях монстеры или раскачивающимся, ухая, на лиане. Она блаженствовала перед источавшей ароматы вазой, размышляя, как прекрасно, когда тебе ничего не нужно, кроме тепла и мягкого лиственного логова, где можно сладко поспать, уложив под бок детеныша.
Кофе Анжела не пила с тех пор, как однажды с похмелья грохнулась после него в обморок. К алкоголю она тоже относилась с осторожностью, выработав для себя «правило трех бокалов» для всех напитков.
Три кружки пива, три бокала вина и три рюмки любого крепкого спиртного — все, естественно, по отдельности. В обычной жизни — не более двух порций алкоголя в день. Муж, хлебавший литрами, считал Анжелу почти что Девой Марией.
Он сожрал яичницу с сыром и помидорами, хлеба с маслом и засобирался на работу. Рубашки и костюмы, идеально, даже с некоторой маниакальностью выглаженные, висели в шкафу в спальне. Глажка доставляла удовольствие домработнице Наташе.
Пока муж одевался, Анжела почистила его ботинки детским кремом.
— До вечера, бутербродик, — бросил он, сбегая по лестнице.
Так он намеревался сохранить фигуру. Сколько же она говорила этому идиоту, что для фигуры полезно подниматься, а не спускаться пешком.
Анжела с мужем жили в добротной «сталинке» на Можайском Валу.
— Да, мама! — взревела Анжела, когда телефон зазвонил в третий раз.
— Ты одна? — орала мама. — Я уже в такси, еду к тебе.
— Хорошо, — вздохнула Анжела.
— Чего купить? — спрашивала мама в своей обычной манере.
— Ну, не знаю… — Рот наполнился слюной, сельдереем ни черта не наешься. — Может, курицу?
— Я возьму и пожарю тебе, кстати, — видимо, таксист маме попался неразговорчивый, — ты не знаешь, Анжелина Джоли родила?
— Приезжай, обсудим, — сказала Анжела.
Мама ворвалась, звеня пакетами, через десять минут. Анжела алчно схватила покупки и отнесла на кухню.
— Наташка придет? — крикнула мама, обтирая каблуки специально подложенной под половик тряпочкой. Она никогда не разувалась, потому что опухали ноги.
— Нет, мам! — точно так же заорала из кухни Анжела. — Сегодня среда, я ее отпускаю!
В пакетах обнаружилась французская курица в упаковке, чеснок и помидоры, батон белого хлеба, а также пол-литра Johnnie Walker, десяток слабоалкогольных коктейлей и пиво. У мамы была странная черта — после виски пить пиво.
Не заставляя себя ждать, мама влетела в кухню и, отвернув крышку виски, плеснула себе в кофейную чашку с остатками гущи, из которой пил Анжелин муж.
Несмотря на увлечение спиртным, выглядела мама неплохо. Пьянку компенсировали массажи и спа. Она была чуть потолще Анжелы, но с той же «рюмочной» фигурой — узкая талия и массивный зад, переходящий в длинные ровные ноги. Уже лет пятнадцать мама красилась в платину.
Она выпила и отломила горбушку батона, бросив:
— Курицу в раковину положи, пусть разморозится.
Анжела послушно исполнила указание, с мамой она становилась несколько безвольной. После чего ушла в спальню переодеться. Ее повседневным туалетом были джинсы и облегающий топ. Перед приходом мужа она облачалась в мини-юбку, предусмотрительно повысив температуру кондиционера.
Вообще-то Анжела планировала с утра поработать. Она лабала похабные романы, в которых герои круглыми сутками бухали, бросались друг в друга бутылками, а потом, узрев истину, без усилий выбирались из кромешного ада, который представляла собой их жизнь. У гламурной общественности она слыла популярной, особенно ее рекламировал критик Коля Кульберг из журнала «Плакат», с которым Анжела примерно два раза в неделю спала.
Мама вдребезги разрушила Анжелины планы, но она не слишком переживала.
Когда Анжела вернулась на кухню, мама успела помыть посуду, отдрочить плиту, стереть со стола и выпить треть бутылки.
— Ты даже представить себе не можешь, что произошло, — произнесла она, подвигая дочери стул.
— Что? — Плюнув на все, Анжела налила себе «Джонни», правда добавив в стакан льда.
— А то! — заорала мама. — То! Твой папа собрался разводиться!
— Что?! — переспросила Анжела.
— Да понятно, что! — мама освежила свою чашку. — Нашел молодую блядину, а мне — пинок под зад!
В обычной ситуации Анжела попросила бы маму не выражаться, но сейчас залпом допила виски и снова налила полный стакан. Мелькнула мысль, что «правило трех бокалов» сегодня не сработает, а завтра она встретит с раскалывающейся головой, вонью изо рта и заходящимся сердчишком.
— Как говорится, — мама выпила, — где была совесть, там вырос хрен.
— О господи… Мама… Я не знаю такой пословицы…
Мама победительно сверкнула глазами. Это немного не вязалось с ожидавшим ее положением разведенки под полтинник, но Анжела, оцепенев, ждала от нее новых, еще более жутких подробностей.
— А понимаешь ли ты, деточка, — мама вперила в Анжелу помутневшие, похожие на куски мороженой рыбы глаза, — что твоя веселая жизнь о-о-очень быстро теперь закончится?
— Моя? — испугалась Анжела.
— Твоя, твоя! Он разведется, оставит мне какие-то копейки!.. Кстати, ты знаешь, недавно в «Семь дней» писали, — мама пьяно отвлеклась, — что труд женщины, сидящей с ребенком, они там все подсчитали, оценивается в двенадцать тысяч долларов в месяц! В месяц! — повторила она с ударением на последний слог. — А я с этим козлом прожила двадцать семь лет! Вот пусть он мне мои денежки и возвращает!..
— Мама… — прошептала Анжела, перед которой вдруг во всех унизительных нюансах предстала картина будущего.
Отец женится на ее ровеснице и сварливо не дает ни копейки, мама методично спивается, отлученная, по финансовым причинам, от спа и гомиков-массажистов, ей самой приходится клянчить у жадного — а он и был таким — мужа, и кончится все тем, что Анжела, полностью бесправная, засядет дома с ребенком, которого придется родить, чтобы муж ее не бросил, по утрам тихо впуская маму с целью дать ей на пиво.
— Мама! — повторила она. — Надо что-то делать!
— Все схвачено! — бодро отозвалась мама, «выжимая» бутылку. — Я сегодня уже говорила с Галкой, — Галка была Анжелиной тетей — такая же пьянь, как мама, но вдобавок еще и шлюха, — мы наймем киллера, у нее есть связи, и останемся без этого козла, с тобой вдвоем, с правами на его сраные романы, и нам не придется менять свой образ жизни из-за того, что у этого козла, когда он раскрыл ширинку, вывалились все мозги!
«Наверное, писательница я в маму», — быстро подумала Анжела.
