Ознакомительная версия.
– Ну, хорошо, хорошо! – великодушно сказал Федяев, который, как и все работники прокуратуры, любил беззащитного Мячикова. – Давайте договоримся так: поработайте еще месяц. Если вы себя проявите, мы вернемся к этому разговору!
– Я проявлю! – пообещал Мячиков. – Я еще на многое способен.
– Ну и прекрасно! – благодушно сказал Федяев, решив про себя, что за этот месяц не поручит Мячикову ни одного дела.
В течение последнего часа к Федяеву обратились с просьбами два человека: один нужный, а другой ненужный.
А ненужные люди не должны обращаться с просьбами. Только они этого не знают.
В то время как Николая Сергеевича взашей выталкивали на пенсию, его друг инженер Воробьев уходил на пенсию добровольцем.
Проводы на пенсию – это трогательное мероприятие. Чтобы больше никогда не видеть юбиляра, сотрудники скидываются на подарки, остаются после работы и произносят речи о заслугах бывшего сослуживца.
Комиссия по проводам В.П. Воробьева хорошо подготовила представление.
Валентин Петрович сидел сейчас в президиуме, да не просто сидел, а между референтом министра и управляющим трестом.
Был зачитан заранее организованный телеграфный поток приветствий от всех филиалов треста. И юбиляр принял все за чистую монету.
После приветственных телеграмм над залом появился плакат: «На кого ты нас оставляешь?» Нестандартный текст плаката был предварительно согласован с управляющим трестом.
Юбиляр оглядел президиум и подумал, что действительно оставить не на кого.
На сцену вышел главный бухгалтер. Он должен был выступать первым.
– Дорогой Валентин Петрович! – проникновенно начал главный бухгалтер, прижимая к сердцу электрическую кофеварку.
Перед заседанием Валентину Петровичу объяснили, что, когда его станут приветствовать, он должен вставать.
Валентин Петрович встал.
– Я не представляю себе, что дважды в месяц буду подписывать ведомость на получение заработной платы без вашей фамилии! – улыбнулся бухгалтер.
Он вручил кофеварку и расцеловался с Воробьевым, который мысленно представил себе ведомость, где между Барашом и Добродеевым нет фамилии Воробьева.
Не успел Валентин Петрович поставить кофеварку на маленький столик, специально подготовленный для подношений, и сесть, как на сцене появился начальник планового отдела.
– Дорогой Валентин Петрович! – восторженно закричал начальник планового отдела, прижимая к груди мельхиоровый подстаканник.
Валентин Петрович встал.
– Я не представляю себе, что приду завтра на работу и не увижу тебя! – вздохнул оратор и вручил подстаканник Воробьеву. Они расцеловались, и Валентин Петрович с некоторым удивлением подумал, что не испытывает огорчения от разлуки с начальником планового отдела. «Все-таки я нехороший человек», – отметил про себя Воробьев, поставил подарок на стол и сел.
Плановика сменил главный инженер.
– Друг ты мой, Валентин Петрович! – печально сказал главный инженер, прижимая к груди рыболовный набор.
Валентин Петрович встал и внимательно слушал, стараясь не упустить ни одного слова.
– Ты человек необыкновенный. Я вспоминаю, – закатил глаза главный инженер, – как понадобилось перевезти из Свердловской области глыбу мрамора весом двести с лишним тонн для памятника Фонвизину, который «Недоросля» написал, – пояснил оратор аудитории, – ну, на Фонвизинской площади, – и вдруг выяснилось: этот мрамор перевезти невозможно!
Валентин Петрович покивал головой: мол, действительно, было невозможно.
– Мраморная глыба не помещалась на железнодорожной платформе, – увлеченно продолжал главный инженер, – не проходила под мостами, а ее надо было перевезти целиком, а не кусками. Понимаете, для постамента. Все специалисты зашли в тупик. И тогда эту сложную техническую задачу, которая, кстати сказать, к профилю нашего треста не имела ни малейшего отношения, решил Валентин Петрович. У него вообще светлая голова, в которой полным-полно разных идей.
Оратор повернулся к юбиляру и спросил глухим голосом:
– Зачем ты, Валентин Петрович, преждевременно закапываешь в землю талант инженера?
Воробьев вспомнил про свой талант и подумал, что на самом деле добровольно закапывает его в землю. От этой мысли у Валентина Петровича больно сжалось сердце. Дрожащей рукой он положил рыболовный набор рядом с кофеваркой и подстаканником, налил боржома и выпил.
На этот раз сесть Воробьев не успел. На сцену выскочила секретарь комсомольской организации и запричитала, прижимая к груди трехрожковый подсвечник:
– Дорогой Валентин Петрович! Сколько раз мы, молодежь, пользовались вашими советами. Вы щедро делились с нами своим опытом. Мы осиротели сегодня!
– Это верно, – неожиданно для самого себя вслух сказал Воробьев. – Бедная вы сиротка! – Он нежно поцеловал девушку и сел, забыв взять подарок.
В зале зашушукались. Оторопевшая комсомолка сама поставила подарок возле остальных жертвоприношений.
Пытаясь прийти в себя после неожиданного заявления юбиляра, управляющий трестом наклонился к референту министра:
– У нас заготовлен номер художественной самодеятельности. Вы не возражаете?
Референт министра кивнул.
Тотчас на сцену взобрались двое – парень с гитарой и девица в брюках.
– Не уезжай ты, мой голубчик, – затянула девица, прижимая к груди руки. Ее подарком была песня.
Валентин Петрович встал.
Печально жить мне без тебя.
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня...
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня...
Нервы у Валентина Петровича сдали окончательно, он заплакал, пролепетал: «Спасибо» – и сел.
– Дорогой Валентин Петрович! – тихо начал управляющий трестом, прижимая к груди никелированный самовар.
Валентин Петрович встал.
– Мне трудно говорить, сегодня у меня траурный день, – драматически продолжал управляющий. – Мы проработали с тобой двадцать лет. Ты – моя правая рука. Сегодня ее безжалостно отрубают...
Мысль о том, что управляющий станет одноруким, доконала плачущего юбиляра, и он перестал соображать.
– Дорогой Валентин! – попросил управляющий. – Разреши в трудные минуты обращаться к тебе за помощью...
Голос управляющего дрогнул, он махнул рукой, как бы показывая, что нет у него сил довести до конца эту мучительную речь. Он трижды облобызал юбиляра и вручил самовар. Они вдвоем водрузили его на подарочный столик. Воробьев всхлипывал как ребенок, не стыдясь слез.
Наконец поднялся референт министра.
Референт начал говорить еще тише, чем управляющий трестом. Давно известно: чем выше, тем тише! Сначала был зачитан благодарственный приказ по министерству. Потом референт министра говорил от себя лично. Он ничего не прижимал к груди. Его подарком было его присутствие. Он не мог замыкаться в узких рамках такого частного происшествия, как уход на пенсию. Он смотрел на жизнь шире и глубже. Он долго говорил о поднятии производительности труда, привычно призвал коллектив к новым трудовым успехам, под конец спохватился, вспомнил, ради чего проводится совещание, пожал Валентину Петровичу руку, вручил ему приказ и пошутил:
– Я не понимаю, какие трудовые успехи могут быть у «Промстальпродукции» без вас!
Но Валентин Петрович уже не понимал шуток. Он вышел на авансцену и громко сказал:
– Товарищи!.. Я так растроган... Я и не представлял себе, что вы меня любите так сильно... Я жалею, что не позвал сюда жену, дочь, ее жениха Володю и моего лучшего друга Колю Мячикова. Я вас тоже люблю...
Он взял самовар и молча вернул его управляющему трестом.
– Тебе не понравился самовар? – растерянно спросил управляющий.
– Мне сейчас не до самовара! – загадочно ответил Воробьев.
Зал, до этого скучавший, заинтересованно притих.
Валентин Петрович подскочил к столику с подарками, сгреб их в охапку и сошел со сцены к народу.
– Вы меня убедили! – растроганно сказал Валентин Петрович, отдавая главному инженеру рыболовный набор.
– Я понял, что я еще нужен! – признался Воробьев секретарю комсомольской организации, возвращая трехрожковый подсвечник.
– Пусть у меня больное сердце, пусть мне шестьдесят два, пусть я заслужил отдых, – я не уйду на пенсию, я остаюсь с вами! – И Валентин Петрович всучил главному бухгалтеру мельхиоровый подстаканник.
– Минуточку! – остановил распоясавшегося юбиляра главный бухгалтер. – Во-первых, я дарил вам не подстаканник, а кофеварку...
– Извините! – Воробьев быстро исправил ошибку.
– Во-вторых, – продолжал бухгалтер, – кофеварка приобретена на средства из директорского фонда. Списать я ее не могу. А в-третьих, что мне теперь делать с этой кофеваркой?
– Положите ее на депонент! – хулигански посоветовал Валентин Петрович. Раздав сувениры, он возвратился на сцену и в упор спросил референта министра:
Ознакомительная версия.
