Только когда он случайно наткнулся на фотографию девушки в красном платье, с черными, как смоль, волосами, стоящей возле колеса обозрения, Луис понял, что его грех все время был инструментом божественного поиска. Вот она, Девушка Его Мечты.
Фото 9. Марджи Адамс, перепачканная мукой, покраснела, когда Джун заметила, что та слизывает крем с пластиковых фигурок жениха и невесты на торте.
Кроме того, что Марджи Адамс — превосходный повар–кондитер, она еще и экономка бабушки Розы и дедушки Джо, подвижная, но крепкая и мускулистая женщина, которую Джун с уверенностью считает лесбиянкой. Это специально для нее Джун не надела нижнее белье, надеясь этим как‑то отвлечь внимание Марджи от своей странной просьбы положить в торт целую коробку разрезанной голубой бумаги.
— На удачу, — говорит Джун, улыбаясь своей милой и неискренней улыбкой в расчете на то, что Маржди не сможет ей отказать.
Фото 10. Виолетта совершает Танец Никчемных Свадебных Подарков в одних трусиках, прижимая салатницу к обнаженной груди.
На салатнице нарисованы собравшиеся в кружок фиолетовые койоты, воющие непонятно на что. Виолетта ее терпеть не может.
Позже, придумывая неискренние слова благодарности, она вспомнит салатницу, которая была у них в семье. Она также вспомнит подносы, солонки и перечницы, кастрюли и сковороды, подставки для блюд — все эти предметы обихода, тщательно и с утонченным вниманием, как она думала раньше, выбранные ее родителями. Сейчас она понимает, что их семейная салатница, которая никогда никому особенно не нравилась, но была нужна, тоже, возможно, была подарена ее родителям на свадьбу. Те вещи, что казались такими ценными в детстве, оказались случайными и нежеланными.
Фото 11. Луис идет к взятому напрокат микроавтобусу за запонками и видит на крыльце Джун, которая рассматривает свое отражение в стекле.
Она — снаружи, он внутри. Именно так все было, когда он впервые обратил на нее внимание. Он едва не делает ту же ошибку, что и тогда, думая, что она так сосредоточенно рассматривает его, а не собственное отражение. Он тогда зашел в книжный магазин в Сан–Франциско. Джун (как она позже говорила, оправдываясь) всего лишь смотрела на свое отражение, чтобы проверить, не выпала ли у нее из уха сережка. Она только что надела свитер через голову, и в подобных ситуациях потеряла уже не одну сережку. Честно говоря, она предпочла бы потерять целую пару. Как она сказала Луису, она была сторонницей полного разрыва. Нет ничего хорошего в том, чтобы хранить части некогда целого, — они будут отвлекать внимание всякий раз, когда откроешь шкатулку, наполненную тем, что потерял в жизни.
Луис пошел за Джун от книжного магазина к кафе, узнав в ней Девушку Своей Мечты. Знакомыми показались ему и ее тщательно рассчитанные попытки представить себя не той, кем она была на самом деле.
Позже он задал себе вопрос — стала бы она с ним спать, если бы он не был в городе проездом, навещая друзей в выходные, если бы она никогда не узнала, что он на самом деле из Нью–Йорка. Ведь для Джун он был возможностью, заранее обреченной на неудачу, потенциальным предметом для сожалений, в отличие от местного незнакомца, встреча с которым давала бы кучу возможностей.
Фото 12. Виолет и Барт, брат Джун, вооружившись льняной салфеткой с гербом, шутливо стегает свою мать, Тенни Шайдеггер, которая слишком поздно заметила, что флорист забыл удалить из лилий пестики.
Барт никогда не ударит свою будущую жену, но истратит тысячи долларов на проституток–садисток. Жена его случайно увидит счет, оплаченный Бартом кредитной картой, на котором получатель услуг будет неуклюже замаскирован под магазин кухонных товаров «Ложка и сбивалка»,[4]и с нежностью задумается о неотъемлемой Мужской Слабости.
Фото 13. Бабушка Роза Шайдеггер плачет во время обеда перед бракосочетанием.
Ее муж Джо не разрешил ей взять вторую порцию куриного тетразини и выпить вторую чашку кофе. Он огрызнулся, и Роза заплакала. Не сказав ни слова, он встает, кладет салфетку на несъеденный обед и выходит из комнаты.
— Он всегда вынуждает меня уходить раньше, чем нужно, — жалуется Роза Маржи. — На прошлой свадьбе я хотела потанцевать подольше.
Роза уныло смотрит через окно на дорогу к усадьбе, на две колеи, что все приближаются и приближаются друг к другу на спуске с холма. Ей почему‑то кажется несправедливым то, что эти две линии уходят в землю. Наоборот, думает она, они должны подальше разойтись в стороны и так достичь далекого горизонта. Она встает, чтобы лучше их разглядеть, надеясь, что вдали две колеи все‑таки расходятся, и при этом сбрасывает свой стакан с соком на дощатый пол.
Роза с ненавистью смотрит на осколки, как будто из‑за них с нее сорвали маску.
— Мне не следовало выходить за него замуж, — говорит Роза Марджи, громко и медленно, как если бы та, подобно Джо, была тугоуха. Роза, держа за руку Маржи, чтобы не упасть, наступает каблуками на осколки и давит их, крошит, превращая в острые, радужные снежинки.
Фото 14. Луис порезался при бритье, увидев в зеркале отражение Джун за окном, на лужайке.
Когда он впервые узнал? Конечно же, не в Сан–Франциско. В то время он и Виолет только начали встречаться, и он даже не помнит, знал ли тогда, что у нее есть сестра. Только когда Луис однажды приехал в загородный коттедж Шайдеггеров на озере Санапи, чтобы отпраздновать День Независимости, две Джун слились для него в одну энергичную темноволосую девушку со спадающей с загорелого плеча шлейкой купальника и бедрами, обмотанными полотенцем, на котором отпечатались машинное масло и лак для дерева. Он смотрел на нее через окно гостиной, а она смотрела внутрь, играя с мочками ушей, в которых не было сережек, и, очевидно, искала взглядом его, а не кого другого.
Фото 15. Джун смотрит на фотографию.
Это сделанный с помощью автоспуска снимок ее и Луиса в «Орлином Гнезде», небольшом гостевом домике на озере Санапи, отделенном от большого дома решеткой, плотно увитой плющом. Под одеялом они оба обнаженные. Освещение в домике было настолько плохим, что их лица сияют из тени двухъярусной кровати, круглее и белее, чем они должны были быть в июльский праздничный уикэнд.
Джун очень хорошо помнит, где тогда была Виолет — на прощальной вечеринке Сьюзи Минтерн, уезжающей в Корпус Мира (два года в Ботсване — очень странный выбор для девушки, которая так любит ухаживать за своими ногами, как Сьюзи). Виолет попросила ее «развлечь Луиса», потому что была настолько же светловолосой и глупой, насколько Джун была темноволосой и мудрой. Так они и оказались в домике, пахнущем керосином и сосновыми иголками и плесенью, где слушали, как волны злобно обрушиваются на маленький каменистый пляж всякий раз, когда кто‑то проезжал по озеру на водных лыжах. Луис любил ее тогда с такой силой, что у него ребра раздвигались — она это чувствовала.
Сделать этот снимок было ее идеей. Он по понятным причинам поначалу сопротивлялся, но потом его любовь ко всему извращенному взяла верх над разумом. Или все дело было в том, что Джун настаивала так сильно, зная, что для того, чтобы ее любить, ему понадобится существование где‑нибудь в мире такого доказательства. Тогда он бы мог случайно попасться Луису на глаза, дав возможность тайком понаблюдать за обрамленным эпизодом страсти. Это могла быть и его собственная страсть, но ему все равно должно было казаться, что он крадет ее у незнакомца.
Фото 16. Дедушка Джо заводит машину, чтобы уехать от своей плачущей жены.
Джо умышленно затевает такие конфликты. Он не хочет расстраивать Розу и поэтому считает, что лучше ей не знать правду. Он смотрит на карту, прикидывая расстояние до ближайшей индейской резервации. Пятнадцать миль. Он трогает в кармане толстую пачку свернутых банкнот и готовится к непродолжительному удовольствию за столом для игры в кости. Это напоминает ему китайский игральный дом, в который он ходил перед первым свиданием с Розой. Хозяин, Джимми Вонг, посоветовал ему тогда заучить китайскую пословицу про черепицу. «Это очаровывает девушек», — заверил его Джимми. То был единственный раз, когда Джимми не разделал его в пух и прах.
Фото 17. Виолет, в купальном халате, с мокрыми непричесанными волосами, звонит из автомата недалеко от кухонного окна.
До нее доносятся запахи ее свадебного пира на ранних стадиях — сквозь вымазанные жиром решетки кухонных окон пробиваются призраки вянущего лука и поджариваемого чеснока. Она слышит бессмысленную болтовню летнего персонала усадьбы — неуверенных в себе молоденьких студенток из Массачусеттса, Вирджинии и Вермонта, сплетничающих про то, какая шлюха Хоуп — спит с конюхом за то, что тот покупает ей пиво. Его зовут Нортон — деревенщина с членом почти таких же размеров, как у его подопечных жеребцов. Джун не может не заметить в их голосах зависть и восхищение, которые они чувствуют по отношению к Хоуп–Шлюхе, и, возможно, желание, чтобы она поделилась с ними добычей распутной женщины — пивом «Шлитц», «Уайдерманн» и «Олд Милуоки».
