— Да-да.
— И вот ты сидишь за деревом и ждёшь: прилетает фазанчик и клюёт твой изюм. Правильно? А дальше?
— Надо думать, он подавится.
— Это само собой. Но дальше происходит совершенно удивительная я вещь. Явление это и открыл мой папаша. Как только изюмина застревает у фазана в глотке, он словно врастает лапами в землю. Только дёргает своей глупой башкой вверх-вниз, вверх-вниз — знаешь, как поршень в насосе, — но с места уже не сдвинется: выходи потихоньку из укрытия и бери его голыми руками.
— Не может такого быть.
— Клянусь, — настаивал Клод. — Подавись он конским волосом, хоть из пушки потом пали — не шелохнётся. Вот какая необъяснимая штука! Но додуматься до такого — надо быть гением, — при воспоминании о великом открытии отца глаза его засверкали от гордости.
— Это был способ номер один, а теперь, — продолжал он, — способ номер два. Он ещё проще, но только нужна леска. Насаживаешь изюмину на крючок, а дальше всё, как на рыбалке, правда, леска должна быть ярдов пятьдесят. Сам ложишься где-нибудь в кустах и ждёшь пока фазан не клюнет.
— Ты уверен, что этот способ изобрёл твой отец?
— Так обычно охотятся рыболовы, — не обращая на мои слова никакого внимания, пояснил Клод. — И особенно те рыболовы, которым нечасто удаётся выбраться к воде. Тащит такой рыбачок за леску фазана, а воображает, будто на крючке у него крупная рыбина. Единственная загвоздка — шуму при этом столько, что мёртвого разбудишь. В общем, встречи с лесником не миновать.
— Ну а способ номер три? — полюбопытствовал я.
— Номер три — просто прелесть, — отозвался Клод. — Последнее, что он изобрёл, перед тем как отдал богу душу.
— В своём роде лебединая песня?
— Вот-вот. Как сейчас помню тот день. Однажды воскресным утром папаша приволок на кухню здоровенного петуха и усадил его на самую середину стола, а сам так хитро улыбается, глаза горят. «Ну всё, — говорит. — Теперь, кажется, придумал». «Что ты ещё придумал? — возмутилась мать. — Хорас, убери со стола эту гадость». А отец словно не слышит, показывает на маленький бумажный колпачок, надетый петуху на голову. Знаешь, как стаканчик для мороженого, только вверх тормашками. «Вот погладь его, — говорит. Погладь-погладь. Он и не пошевельнётся». Петух тем временем принялся царапать колпачок лапой, но всё напрасно — колпачок прочно сидел на голове. «Если закроешь птице глаза, она уже никуда от тебя не денется», — заключил папаша и давай тыкать петуха пальцем в бок, а тот послушно передвигался по столу. «Ну ладно, — обратился папаша к матери. — Этого можешь сварить должны же мы отметить моё новое открытие». Потом папаша взял меня за руку и повёл в большой лес, что на другой стороне Хадденема, этот лес принадлежал тогда герцогу Букингемскому. И там меньше чем за два часа мы с ним поймали пять отличных жирных фазанов, и это доставило ничуть не больше хлопот, как если бы покупать их пришлось в магазине.
Клод так разгорячился от своих детских воспоминаний, что для продолжения рассказа ему пришлось остановиться и перевести дух.
— Одного только не пойму, — воспользовался я заминкой. — Как это он умудрялся в лесу надевать фазанам на головы бумажные колпачки?
— Ни за что не догадаешься.
— Куда уж мне.
— А делается это так. Роешь в земле маленькую ямку. Берёшь листок бумаги и сворачиваешь его стаканчиком, а потом вставляешь в ямку остриём вниз. Внутреннюю поверхность стаканчика смазываешь птичьим клеем и бросаешь в него несколько изюмин. Ну и вокруг ямки нужно изюму разбросать, чтобы фазана навести. И вот появляется фазан. Идёт и клюёт твой изюм, доходит до ямки, клюёт изюм из стаканчика, поднимает голову и!.. Стаканчик уже прочно приклеился, и фазан ничего не видит. Ведь это ж додуматься надо, а, Гордон? Как считаешь?
— А твой папаша и впрямь был гением.
— Ладно-ладно. Ну, слово за тобой. Как будем ловить сегодня птичек?
— Послушай, а тебе не кажется, что это довольно грубая работа?
— Что?! Грубая?! — мои слова глубоко возмутили Клода. — Ну ты даёшь! А кто, интересно, вот уже целых полгода почти каждый день лопает жареных фазанов, причём совершенно бесплатно? — он развернулся и решительно направился к двери.
— Подожди, — остановил я его.
— Так ты идёшь или нет?
— Да, но прежде выслушай меня. Есть одна идейка.
— Оставь её при себе, — огрызнулся Клод. — Всё равно ты в этом ничего не понимаешь.
— Ты помнишь снотворное, которое мне выписал врач в прошлый раз, когда я мучался со своей спиной?
— И что из этого?
— А почему бы нам не испробовать его на фазанах?
Клод закрыл глаза и безнадёжно покачал головой.
— Послушай!
— И слушать нечего, — отозвался он. — Ты больше ничего не мог придумать? Станут они клевать твои дурацкие капсулы!
— А изюм? — не унимался я. — Ты забыл про изюм. Вот послушай. Берём изюм и замачиваем его в воде до набухания. Потом лезвием делаем надрез, осторожно удаляем содержимое и засыпаем туда порошок из капсулы, а затем также осторожно зашиваем надрез обычной ниткой.
— Итак…. - про себя я отметил, что нижняя челюсть у Клода стала потихоньку опускаться. — Итак, — я торжествовал, — у нас получилась аппетитная изюмина, начинённая секоналом. Поверь мне, двух с половиной гранов вполне достаточно, чтобы свалить с ног взрослого человека, а не то что птицу. — Выждав, пока мой план окончательно дойдёт до него, я позволил себе продолжить: — И это ещё не всё. Ты только подумай, как мы сможем с тобой развернуться! Представь: готовим изюму сколько захотим, хоть штук двадцать, и на закате разбрасываем его вблизи кормовых площадок, а сами уходим. Возвращаемся через полчаса — к тому времени лекарство уже начнёт действовать. И очень скоро те фазаны, которые, прежде чем устроиться на ночлег, проглотили хотя бы по одной из наших изюмин, станут падать с деревьев, как переспелые яблоки, а нам лишь останется их подобрать.
— Боже мой, вот это да, — чуть слышно произнёс Клод, глядя на меня с восхищением.
— Да и бояться нам будет нечего. Что из того, если мы, гуляя по лесу, бросим несколько изюмин? Пусть хоть следят за нами!
— Гордон, — ответил он, положив мне на колено руку и уставившись своими огромными и сверкающими, как две звезды, глазами. — Если всё пройдёт удачно, это будет настоящий переворот в браконьерстве.
— Вот видишь!
— Сколько порошков у тебя осталось? — спросил он.
— Сорок девять. Их было пятьдесят, я принял только один.
— Сорок девять — это мало. Нам нужно по крайней мере двести.
— Ты с ума сошёл! — удивился я. Клод отвернулся от меня, медленно подошёл к двери и пристально посмотрел на небо.
— Двести как минимум, — тихо сказал он. — А то и возиться не стоит.
«Что это с ним? — подумал я. — Что он замышляет?»
— Это последняя возможность перед открытием сезона, — пояснил он.
— Но где же я тебе возьму ещё?
— Ты хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?
— Зачем нам так много? Клод обернулся и взглянул на меня широко открытыми и по-детски наивными глазами.
— А что? — переспросил он. — Ты против?
«М-да. А ведь этот безумец и впрямь сорвёт Хейзелу открытие охоты», решил про себя я.
— Ты должен достать двести порошков, — твёрдо сказал Клод.
— Не могу.
— Во всяком случае попробуй. Ежегодно охотничий сезон в лесу у Хейзела открывался первого октября. В этот знаменательный день к нему со всей округи и даже издалека съезжались важные господа — кто познатнее, а кто просто богач — на вид, конечно, весьма тщедушные, но обязательно одетые в твид, при оруженосцах, собаках и с жёнами. И тогда с утра до позднего вечера в долине не смолкали выстрелы. Фазанов хватало на всех, потому что ежегодно их численность пополнялась за счёт новых птиц, хотя и обходилось это Хейзелу невероятно дорого. Насколько я знаю, затраты на одного фазана до того момента, когда его можно отстреливать, превышали пять фунтов (что примерно соответствовало стоимости двухсот буханок хлеба!). Однако Хейзел считал, что расходы окупаются. Пусть всего на несколько часов, но он всё же становился центром этого мирка, и даже сам лорд-наместник, прощаясь и по-приятельски похлопывая Хейзела по спине, пытался вспомнить его имя.
— А что, если уменьшить дозу? — спросил Клод. — Давай попробуем делить одну капсулу на четыре изюмины?
— Давай попробуем.
— А не мало получится для одной птицы?
Его спокойствием можно было только восхищаться. Перед охотничьим сезоном тюрьма грозила и за одного фазана, а Клод собирался разделаться чуть ли не со всеми.
— Четверти капсулы будет вполне достаточно, — ответил я.
— Ты уверен?
— Сам подумай. Доза снотворного рассчитывается в соответствии с весом тела. Даже если засыпать в изюмину четверть капсулы, всё равно получается в двадцать раз больше, чем это нужно для птицы.
