Да, разве что в матросы осталось податься. Первую мою профессию – техническую – жизнь, по сути дела, упразднила, вторую – как бы гуманитарную – еще не утвердила и вряд ли уже утвердит.
Как раз накануне нашей с тобой первой встречи жизнь об этом мне напомнила, с присущим ей ехидством. Буквально за неделю рухнул мой внутренний рейтинг до нуля, до полного разочарования в себе и в человечестве. Я, кажется, тебе уже рассказывал, как в веселые времена, в конце восьмидесятых, завлекли меня веселые люди в Центр системного трудового стимулирования. Одна из тусовок, расплодившихся вокруг Собчака и его команды. Рассуждали мы тогда вроде бы по уму, толково: как обсчитать экономическую реформу. Денег настоящих в стране не было: рубли в сбербанках все равно пришлось бы аннулировать – будь на месте Ельцина с Гайдаром кто угодно. Хоть бы
Брежнев еще десять лет протянул, хоть бы мы кого-нибудь из царственно грассирующих Романовых импортировали и на престол посадили. А что у нас было да и теперь еще – при всем идиотизме – есть? Природные ресурсы – раз, человеческие ресурсы – два. Может быть, даже человеческие на первом месте. Трудоголиков, как и лодырей, всегда меньшинство – точно так же, как чистых алкоголиков и чистых трезвенников. И не только у нас, но и везде во всем мире.
Большинство людей может работать, а может дурака валять – по обстоятельствам. И вся штука – в том, как эти обстоятельства структурировать.
Моделей мы напридумывали множество, используя методы математические, статистические, всякую там соционику, – красиво до ужаса! Только вот практического применения на государственном уровне – никакого. И стали мы для регионов разрабатывать модели динамизации трудовых ресурсов, по заказам продвинутых губернаторов. Может быть, теперь где-нибудь за Уралом или Байкалом что-то куда-то повернулось по нашим предначертаниям – не знаю: ездить туда не довелось, на командировки средств нет, да и зарплата, оставаясь в прежнем объеме, превратилась из нормальной в еле-еле удовлетворительную.
Выезды в Москву, правда, случаются. Для нашего брата ленинградца они всегда по кайфу и дают ощущение уверенности. Возвращаешься в свой
“знакомый до слез” на один-два пункта выросшим и посолидневшим.
Лично мне Москва больше всего нравится в момент, когда ее покидаю.
Полночь близится, я шагаю, как по ковровой дорожке, по платформе
Ленинградского вокзала вдоль вытянувшейся в северо-западную сторону
“Стрелы” или “Авроры”. Если вагон у меня в голове поезда, то по дороге почти всегда успеваю заметить у входа в седьмой или шестой какое-нибудь всенародно известное пузо, принадлежащее, к примеру, артисту Винокуру – вечному телевизионному “Вовчику”. И у меня в компании бывших одноклассников тоже были свои Вовчик и Лёвчик, которые вполне могли дурными голосами орать про “соловьиную рощу”, правда, после хорошего поддавона. Как они теперь? Давно не виделись…
Вагонное радио вдруг ни с того ни с сего начинает грозить, что “лица в нетрезвом состоянии” будут немедленно ссаживаться с поезда. Ну что за бред, блин! Это совершенно нормально, что многие приходят сюда под газом – после прощальной встречи с родными или после корпоративной вечеринки. Но ведь все пассажиры тут же сразу на боковую: легли пьяными – встанут трезвыми. И за эту вагонную ночь они, между прочим, деньги платят, с каждым годом все большие. Могла бы эта чертова “естественная монополия” за такие бабки и поухаживать за утомленным пассажиром. Озвереешь, наблюдая уродливый синтез дикого капитализма и советской принудительной трезвости!
Только я на верхнюю полку полез, как из динамика тот же голос, но уже с достойной, благородной интонацией повествует о том, что в вагоне-ресторане имеется роскошный выбор блюд, а также напитков -
“для тех, у кого есть голова на плечах”. И ведь достает меня это приглашение: вот что значит позитивная мотивация в рекламе!
Спускаюсь обратно, надеваю пиджак, проверяю наличие бумажника в кармане, головы на плечах – и в путь, через несколько вагонов.
Довольно неразумно, конечно: сто – сто пятьдесят граммов напитка в сочетании с минимальной закуской типа салатика обойдутся минимум в две сотни – на эту сумму можно было заранее две поллитры взять, колбаски, сырку и все купе напоить. Ну да ладно!
Сколько, однако, голов на плечах нашлось в этот поздний час! Совсем свободных столиков нет, пристраиваюсь тет-а-тет к сидящему у окна молодому менеджеру из нефтяной компании. Конечно, менеджеру, а что: разве бывают другие профессии у таких молодых-продвинутых?
Правильный овал лица, очки в модной оправе, белая рубашка, диагонально-полосатый галстук (по всему видно, не единственный, выбранный из множества и завязанный сегодня утром), учтиво-приветливая улыбка – менеджер и есть. И где такому служить, кроме нефтяной компании? Что есть в экономике Российской Федерации, кроме торговли нефтью?
А вот в этом пункте я и ошибся как раз. Молодой человек, оказалось, работает в российско-немецком бюро по высоким технологиям, имея дело ровно с теми железками и проводками, которые я десять лет назад бездумно оставил. Я его ни о чем расспросить не успел, а он из меня за полчаса извлек всю информацию, включая телефонный номер, который я, надо сказать, даю теперь редко. Не потому, конечно, что себя уж такой значимой персоной считаю, а как раз наоборот: телефон запишут, а потом отсутствие звонков каждый день будет намекать на твое не очень уютное место в нижней части социальной лестницы.
Через неделю звонок: “Здравствуйте, это Виталий. Мы с вами в поезде познакомились. Во-первых, я хотел бы вас пригласить на встречу и фуршет в „Прибалтийской”. Надеюсь, вам и вашей супруге, как философу, будет интересно пообщаться…”
Ничего себе! Значит, я тогда со ста пятидесяти граммов и про философа своего розовогрудого успел порассказать… Ну, “во-первых” тогда оказалось неплохое: и вино было настоящее, и ярко-пестрая публика любопытная. А “во-вторых” – это вполне деловое предложение насчет одной разработки, причем желательно привлечь, говорит, инженеров-электронщиков со старым, советским опытом.
Тут я первым делом высвечиваю на экране памяти Вову Белова и Леву
Краснова, верных товарищей моих – по Техноложке, по пьянкам-гулянкам и по романтическим нашим халтурам. Вспомните, ребята, как мы тогда засиживались до полуночи на закрытом объекте – улица Благодатная, неподалеку от “Электросилы”. Контора секретная, халтура еще секретнее, вахтер не одну поллитру от нас имел, мы же сами – ни капли. Паяли заказное изделие, как простые радиомонтажники, но гордились тем, что в состоянии заработать по две сотни, превышающие месячный инженерский оклад. Да и не в деньгах одних дело было.
Вечер, тишина. Погружение, самосозерцание такое глубокое, именно что благодать сходила…
А теперь нам предлагают примерно то же самое, только оплата – в евро. Жаль, что не прежними голубыми немецкими бумажками с изображением распахнутого настежь рояля и пленительным портретом пианистки Клары Шуман. Но это можно пережить. Идьёт? (“Идьёт” – было у нас такое компанейское словечко вместо “идет” – передразнивание иностранного акцента с замаскированным намеком на чей-то идиотизм.)
Трудно теперь сказать, кто именно оказался неисправимым “идиётом”, но сотрудничество наше российско-немецкое не состоялось. Из-за конфликта между русскими.
Оказалось, Вова с Левой разругались в лоскуты и уже три-четыре года не контактируют. Услышав имя экс-друга, Краснов белеет от злобы, а
Белов в аналогичной ситуации краснеет от негодования: “С ним – ни за что!”
А уж какая дружба у них была! Прочная, каменноостровская – дворовая, школьная и далее везде. Я ведь к ним уже как бы третьим присоединился, причем так и не был удостоен звания настоящего друга.
Каюсь: бывало, что предавал я товарищей, сидя в “Норде” за кофием и пирожными с какой-нибудь улыбчивой дурочкой – вместо того чтобы честно расчерчивать преферансную пульку или млеть в банной парилке среди могучих мужских тел. “Проститутка Троцкий” – такое прозвище было мне за это дано. Потом я женился, очень женился – в отличие от Вовы и Левы, которые всегда были женаты умеренно. Не в смысле каких-то там супружеских измен, конечно. Нет, просто для них место любой женщины, в том числе любимой, в том числе жены, – внизу.
Понимаешь? А для меня наоборот. Так я постепенно выпадал, вылетал из своего мужского круга и даже распада его не заметил.
И что делать теперь? Виталий вместе с немцами готов был еще потерпеть, подождать новых вариантов, но зачем ему голову морочить?
Кого я найду для партнерства? Человек со связями – это не я. И все мои концепции о трудовых стимулах тоже разом потерпели крах. Вот тебе два инженера – “Лёва унд Вова”. Были когда-то интеллектуалами и сторонниками экономической свободы, приветствовали крушение
