— И это навечно, — добавляет Джоди.
— Твое тело всегда будет идеальным, вот как сейчас. У меня даже утолщение от перелома пропало.
— Мое тело всегда будет таким?
— Да.
— Как сейчас?
— Насколько мне известно.
— А как же занятия в спортзале? Я собирался стать качком. Обзавестись железным прессом и нарастить мышцы.
— Ничего ты не собирался.
— Нет, собирался. Я мечтал быть культуристом. Ходячей горой мяса.
— Не ври. Ты мечтал стать писателем. Дистрофичным хиляком, который только и может, что клаву топтать. И то когда нет сквозняка, а то сдует. Сейчас ты в отличной форме. Работа в универсаме пошла тебе на пользу. Еще увидишь, как здорово ты теперь бегаешь.
— Ты правда считаешь, что я в отличной форме?
— Я же сказала.
Томми выпячивает грудь перед зеркалом. Никакой игры мускулов под фланелевой рубашкой. Томми расстегивает рубашку и заходит на вторую попытку. Разница оказывается невелика.
Томми пожимает плечами.
— А как насчет писательства? Мозг у меня тоже всегда будет, как сейчас? То есть со временем я не поумнею? Хоть чуть-чуть?
— Нет. Но это не потому, что ты вампир, а потому, что мужик.
— Ехидна.
— Я так считаю, вот и все.
Джоди надевает красную кожаную куртку, хотя теперь ей плевать на холодный туман, который натягивало из Бухты, не то, что когда-то. Просто она очень нравится сама себе в куртке, черных джинсах и черной кружевной блузе (ее она прямо из-под носа выхватила у какой-то загребущей дурынды на распродаже в магазине Нордстрома).
— Идем, Томми, надо найти тебе что-нибудь проглотить, пока не поздно.
— Сейчас. Быстренько закончу одно дельце и иду. Подожди минутку.
На этот раз Томми закрывает за собой дверь ванной.
До Джоди доносится звук расстегиваемой на джинсах молнии и какой-то всхрап. Дверь распахивается, и на пороге в два прыжка возникает Томми со спущенными штанами.
— Ты только посмотри. Что же это такое? Глянь только! — голосит Томми, указывая на свой член.
— Я теперь прямо какой-то радиоактивный урод-мутант!
Джоди крепко и нежно берет его за руки и заглядывает в глаза.
— Успокойся. Это всего лишь крайняя плоть.
— Нет у меня никакой крайней плоти. Я обрезан.
— Теперь есть. Видимо, при обращении она опять наросла. Точно так же, как выпрямились пальцы и исчезли шрамы.
— Ведь это уродство какое-то!
— Ничего подобного. Все прекрасно.
— Хочешь потрогать?
— Спасибо. Попозже.
— Прости. Я совсем обалдел. И я еще не закончил.
— Ничего. Все в порядке. Заканчивай, я подожду.
— А как насчет приласкать по-быстрому?
— Если я тебя ублажу, мы наконец уберемся отсюда?
— Наверное, нет.
— Тогда брысь в ванную. — Джоди поворачивает Томми спиной к себе и слегка шлепает.
Два прыжка — и новообретенная крайняя плоть исчезает за дверью ванной. От стука двери Джоди вздрагивает. Надолго ли хватит Томми неудержимой похоти в его новом обличье, ее интересует мало. Джоди нужен товарищ, который понимал бы ее, разделял ее чувства и смотрел на мир глазами вампира. Если бы Томми навечно остался девятнадцатилетним несмышленышем, она, может, и взаправду убила бы его.
— Закончил?
— Да.
— Больше не будешь?
— Нет.
— Точно?
— Не буду. Сохранить бы это дело на память.
— Давай спускай воду и идем уже.
Три
Я бедный, а мой кот такой большой
Влюбленные вампиры шагают по Третьей улице по направлению к Маркет-стрит. Томми идет немного впереди, и Джоди удобно наблюдать за ним. Интересно, как он отнесется к своим новым чувствам? Пусть осмотрится хорошенько, познает самого себя. А если что, подскажем. Она сама прошла через все это каких-то пару месяцев назад, и никакого поводыря у нее не было.
— Я чувствую тепло, исходящее от уличных фонарей. — Задранная голова Томми так и вертится. — Все окна разноцветные, двух одинаковых не найти.
— Выбери что-нибудь одно, Томми. Не хватайся за все сразу. А то впечатлений слишком много.
Джоди ждет не дождется, когда он выскажется насчет ауры, излучаемой каждым человеком. Не о тепле, ясное дело, а о жизненной силе. Пока прохожие сплошь светятся красным и розовым — здоровенькие такие. Только Джоди выискивает совсем другие цвета.
— Что это за шум, будто вода журчит? — интересуется Томми.
— Это канализация под землей. Подожди немного — и шум стихнет. То есть останется, но уже не будет таким назойливым. Ты просто перестанешь его замечать.
— У меня в голове словно тысяча людей говорит одновременно. — Томми переводит взгляд на прохожих.
— Прибавь телевидение и радио. Сосредоточься на чем-нибудь одном, а на все остальное постарайся не обращать внимания.
Томми останавливается и смотрит на окно пятого этажа:
— Там у какого-то мужика на полном ходу секс по телефону.
— Ну уж этого-то ты никогда не упустишь. Джоди сосредотачивается и прислушивается.
И правда, мужик тяжко сопит и дает четкие указания по телефону какой-то грязной девке, какие именно части тела следует умащать острым соусом. Видов соусов несколько. Джоди пробует расслышать голос собеседницы, но он слишком слабый — не иначе, тип сидит в наушниках.
— Ну и козел, — замечает Томми.
— Тсс. Закрой глаза и слушай. Забудь про соусника. Не смотри.
Томми зажмуривается и застывает посреди тротуара.
— Ну и что?
Привалившись к столбу со знаком, запрещающим стоянку, Джоди ухмыляется.
— Что находится справа от тебя?
— А я откуда знаю? Я вверх смотрел.
— Я видела. Сконцентрируйся. Вот твоя правая рука. Что такое в двух футах от нее?
— Вот чушь-то.
— Ты прислушайся. Какая форма у звука, идущего справа?
— Ладно. — Томми напряженно морщится.
Небольшая группа юношей и девушек, все в черном и с одинаковыми модными прическами (скорее всего, студенты Академии художеств, у здания которой остановилась наша парочка), мимоходом замечают Томми.
— Я слышу коробку. Какой-то прямоугольник, — высказывается Томми.
— Во обдолбался, — отмечает один из студентов; пол, судя по голосу, мужской.
— Помню мой первый трип, — говорит другой голос, похоже, женский. — Я очутилась в мужском туалете в «Митероне» в полной уверенности, что нахожусь на инсталляции Марселя Дюшана note 2 .
Выждав, пока студенты пройдут мимо, Джоди возобновляет допрос:
— Квадратный, монолитный, пустой внутри, какой именно?
Приподнявшись на носках, Джоди слегка покачивается. Все лучше, чем тратиться на новые туфли.
— Пустой, — набычившись, изрекает юный вампир. — Это же газетный автомат.
Открыв глаза, Томми смотрит на автомат для продажи газет, потом на Джоди, и на лице у него расцветает улыбка, словно у маленького ребенка, впервые попробовавшего шоколад.
Джоди бросается ему в объятия и нежно целует.
— Мне еще столько всего тебе надо показать.
— Ты что, сказать не могла? — бурчит Томми.
— А как? Разве слова в состоянии передать то, что ты сейчас слышишь и видишь?
Томми принюхивается, словно пытаясь распознать букет вина.
— Нет, я не могу это выразить словами.
— Теперь понимаешь, почему я хотела разделить эти чувства с тобой?
Томми кивает в ответ, но как-то безрадостно.
— С этой стороны все отлично. Но вот с другой стороны…
— С какой еще другой стороны?
— С той, где мертвечина и высасывание крови. Есть хочу.
— Не хнычь, Томми. Нытики такие зануды.
— Я голоден, — настаивает Томми.
Она знает, каково ему сейчас, она и сама не прочь подкрепиться, только как раздобыть пропитание? Доселе она употребляла в пищу Томми теперь пришла пора им обоим отправиться на поиски хлеба насущного (фигурально выражаясь). Занятие малопочтенное, уж она-то в курсе.
— Пошевеливайся, что-нибудь придумаем. Не дуйся. Идем, поглядим на народ на Маркет-стрит. Тебе понравится.
Джоди берет Томми за руку и тащит к главной улице города, где, заполняя мостовые и тротуары, текут туда-сюда потоки туристов, торговцев и психов всех мастей.
Ни дать ни взять реки с притоками.
Реки крови.
— От каждого воняет мочой и грязными ногами, — констатирует Томми, остановившись рядом с аптекой «Уолгринс».
Ранний вечер, привычный вал туристов катится по улицам, словно орда кочевников, снедаемая двумя желаниями — выпить и закусить. Шлюхи, попрошайки, карманники и прочие человеческие отбросы заняли свои места — и оценивают содержимое карманов проплывающей мимо толпы.
Люди из толпы тоже не зевают — держатся за кошельки, за мобильники, стараются не пялиться по сторонам, шагают быстро и целеустремленно.
