— Да уж, хуже не придумаешь. Спокойной ночи, Луи.
Еще одна пауза, чтобы дать время Роберту передумать и, наконец, капитуляция.
— До свидания, Роберт, — пробормотал он и повесил трубку.
Роберт положил трубку, опустил голову и закрыл лицо руками. Такие вещи трудно осознать в один присест. После стольких лет Николь вернулась в его жизнь. Неужели их короткая связь могла и вправду дать жизнь ребенку? Сын?
О Господи, что же мне делать?
— Добрый вечер. Профессор.
Роберт вздрогнул и поднял голову.
Это была уборщица, Лайла Коулмен.
— Как поживаете, миссис Коулмен?
— Ничего. А как ваша статистика?
— Прекрасно.
— Скажите, вам случайно не попадались счастливые номера? Надо платить за квартиру, а мне в последнее время просто чертовски не везет.
— Простите, миссис Коулмен, но и мне самому не очень-то везет.
— Ну что ж. Профессор, как говорится, на нет и суда нет. По мне так на бога надейся, а сам не плошай.
Она высыпала в мешок содержимое его мусорной корзины и смахнула тряпкой пыль со стола.
— Ладно, пойду дальше, профессор. Желаю вам хорошо провести лето и дать отдых своим замечательным мозгам.
Миссис Коулмен вышла и тихонько закрыла за собой дверь. Но что-то из сказанного ею застряло у него в голове. На бога надейся, а сам не плошай. Совсем не по-профессорски. Зато совершенно по-человечески.
Звук шагов уборщицы постепенно замер в конце коридора, а Роберт все еще сидел, тупо уставившись на телефонный аппарат. В душе его чувство ярости боролось с разумом. Не сходи с ума. Не рискуй благополучием своей семьи. На свете нет ничего дороже. Почем ты знаешь, что это правда? Постарайся как можно скорее об этом забыть.
Забыть?
Какая-то неодолимая сила заставила его поднять трубку. Даже начав набирать номер, он еще не знал, что собирается сказать.
— Алло, это я. Роберт.
— Отлично. Я знал, что ты передумаешь.
— Послушай, Луи. Мне надо подумать. Я позвоню вам завтра.
— Ладно, ладно. Он чудный малый. Но, пожалуйста, позвони пораньше, хорошо?
— Спокойной ночи, Луи.
Оба одновременно повесили трубку. Роберт был в ужасе. На карту поставлена вся жизнь. Что заставило его позвонить еще раз?
Любовь к Николь? Нет. Кроме ярости, он теперь ничего к ней не испытывает.
Мальчик, которого он никогда в жизни не видел?
Двигаясь как зомби, он вышел на автостоянку. Он был охвачен смятением и страхом. Надо с кем-нибудь поговорить. Но на всем белом свете у него был только один близкий друг, который по-настоящему его понимал.
Его жена, Шейла.
К этому времени шоссе почти опустело, и до Лексингтона он добрался слишком быстро. Времени не хватало. Чтобы взять себя в руки. Чтобы собраться с мыслями. Черт побери, что я ей скажу? Как я посмотрю ей в глаза?
— Ты почему так поздно являешься домой, Роберт? Девятилетняя Паула постоянно разучивала роль его жены.
— Заседание кафедры, — отвечал Роберт, притворившись. Будто не заметил, что младшая дочь, игнорируя строжайший запрет, опять назвала его по имени.
На кухне Джессика Беквит, в свои двенадцать с половиной лет изображавшая двадцатипятилетнюю, беседовала с матерью. Тема: психи, кретины, зубрилы.
— Говорю тебе, мама, во всей нашей школе нет ни одного порядочного мужчины.
— Что тут происходит? — спросил Роберт, входя в кухню и целуя двух старших женщин. Он твердо решил вести себя естественно.
— Джесси недовольна качествами представителей противоположного пола, вернее, полным отсутствием таковых в ее школе.
— Так может, перевести тебя в другую школу? — шутливо предложил он.
— До чего ж ты все-таки бестолковый, папа. Весь штат Массачусетс — один сплошной ослиный заповедник. Затхлая провинция.
Шейла бросила примирительный взгляд на мужа.
— Так что вы предлагаете, мисс Беквит? — спросил он.
Джесси покраснела. Отец прервал ее на самом интересном месте.
— Мама знает, — отвечала она.
— Европу, — пояснила Шейла. — Твоя дочь мечтает нынешним летом поехать в Европу специальным туром для тинэйджеров.
— Но ведь строго говоря, она еще не тинэйджер,[2] — возразил Роберт.
— Ой, папа, да не будь же таким педантом, — вздохнула Джессика. — Я достаточно взрослая, чтобы ехать.
— Но и достаточно юная, чтобы еще годик подождать.
— Папа, я категорически отказываюсь провести еще одно лето в лоне нашей буржуазной семьи на скучной Кейп-Коде.
— Тогда иди работать.
— Я бы с удовольствием, но меня по возрасту не возьмут.
— Q.E.D.[3], мисс Беквит, — удовлетворенно объяснил Роберт.
— Пожалуйста, отстань от меня со своими премудростями. А что, если вдруг разразится атомная война? Ведь я могу погибнуть, так и не увидев Лувра.
— Джессика, — возразил Роберт, искренне радуясь, что можно отвлечься от обуревавших его мрачных мыслей. — Из достоверных источников мне недавно стало известно, что еще по крайней мере три года атомной войны не будет. Ergo[4], тебе хватит времени осмотреть Лувр, прежде чем мы все загнемся.
— Папа, оставь свои дурацкие шуточки.
— Джесси, но ведь ты первая завела этот разговор, — вставила Шейла, испытанный рефери на матчах по боксу между отцом и старшей дочерью.
— Да ну вас! С такими людьми, как вы, бесполезно разговаривать. — Тяжко вздохнула Джессика Беквит и, преисполнившись презрения, выплыла из кухни.
Они остались вдвоем. Почему она сегодня такая красивая, — подумал Роберт.
— Она несносна. Нужно законодательно отменить трудный возраст у подростков, — сказала Шейла, направляясь к мужу за ежевечерним поцелуем, которого она дожидалась с самого утра. — Ты почему так поздно являешься домой, Роберт? Опять слушали разглагольствования «уважаемого коллеги»? — спросила она, обнимая Роберта.
— Да. Он был сегодня на редкость невыносим.
За долгие годы супружества они разработали нечто вроде тайного кода. Так например, кафедра Роберта состояла из трех мужчин, двух женщин и «уважаемого коллеги» — Герберта Гаррисона, напыщенного многословного осла, который вечно был со всеми не согласен. Друзья Беквитов тоже проходили под разными кличками: Драная кошка, Обезьян.
Семейная жизнь Беквитов была идеально синхронизирована. И Шейла обладала радаром, безошибочно фиксировавшим тончайшие оттенки эмоций мужа.
— Ты не заболел?
— Нет, а что?
— У тебя какой-то бледный вид.
— Это бледность истинного ученого. Достаточно двух дней на Кейп-Коде, и я стану бронзовым.
— Все равно, обещай мне, что сегодня не будешь работать.
— Ладно, — отозвался Роберт (как будто он сегодня сможет сконцентрироваться на чем-нибудь!). — А у тебя остались какие-нибудь дела для издательства?
— Ничего срочного. Я все еще пытаюсь разобраться в этой писанине о русско-китайских дипломатических отношениях. Должна тебе сказать, что даже для университетского профессора проза Рейнгардта слишком мутная.
— Детка. Если все ваши авторы будут писать как Черчилль, ты останешься без работы. Слушай, давай не будем сегодня ничего делать.
— Чудесно. Что ты задумал? — ее зеленые глаза засияли.
— Хорошо. А пока накрой на стол, ладно?
— Папа, а когда тебе было столько лет, сколько мне, до которого часа тебе позволяли смотреть телевизор? — обольстительно улыбаясь, спросила Паула.
— Когда мне было столько лет, сколько тебе, телевизоров вообще не было.
— Неужели ты такой старый?
— Папа хочет сказать, — вмешалась Шейла, стараясь обойти острые углы, — что он уже тогда знал о преимуществе книг.
— Книги мы читаем в школе, — возразила Паула. — Можно мне сейчас поглядеть ящик?
— Только если ты приготовила все уроки, — отвечала Шейла.
— А что там идет? — спросил Роберт, преисполненный сознания родительского долга в отношении культурных запросов своего потомства.
— «Скотт и Зельда», — ответила Паула.
— Ну что ж, это звучит более или менее познавательно. Это по Пи-би-эс?
— Ох, папа, — сердито вмешалась Джесси, — неужели ты и этого не знаешь?
— Как это не знаю?! Позвольте заметить, я прочел всего Вальтера Скотта.
— «Скотт и Зельда» — это сериал, — с глубоким отвращением пояснила Паула.
— О собаке с Марса и о девочке из Калифорнии, — добавила Джесси, — Очень любопытно. Кто откуда?
— Ну папа, даже мама и та это знает.
Шейла окинула Роберта полным любви взглядом. Ах мы, жалкие невежды, уже не малейшего понятия обо всем этом не имеем, подумала она и сказала:
— Роберт, иди посмотри вместе с ними. Я уберу со стола.
— Нет, — возразил Роберт. — Со стола уберу я, а ты иди смотреть похождения этого чудесного Пса Скотта.
