Там была еще небольшая детская площадка — качели и горка, поеденные дождем и временем. А вдалеке — рассыпающийся сарайчик лимонно-желтого цвета. Казалось, можно услышать играющих во дворе детей, различить их голоса, так похожие на наши с сестрой, то набирающие громкость, то затихающие в пыльных завитушках ветра. Я села прямо в дорожную пыль, выплескивая гнев на мать. Вслух. Громко. Она заставила нас жить в жутком месте. Оказалась паршивой матерью. Не смогла спастись сама. Не сумела спасти нас. И потому мы с сестрой, даже повзрослев, не нашли сил хоть как-то помочь ей.
Потом я поднялась, отряхнула штаны, залезла в машину и уехала.
А теперь пришла пора принять решение. Разобраться в той истории. Рассказать ее. Хотя бы для того, чтобы выцарапать из ее недр то проклятое слово — оно, как сказала сестра, создает иллюзию незначительности события, позволяя ему истаять и сгинуть из памяти участников, лишая невинные жертвы малейшего шанса на справедливость, на отмщение. И смею надеяться, отныне никто никогда не назовет ни то, что случилось в моем детстве, ни то, что произошло за киноварными воротами, происшествием.
Неужели этого можно добиться, просто написав книгу?
И не только этого.
«Ты, — спросила я себя, — ты ни в чем не виновата?»
О нет. Отнюдь. Я призываю к ответу свое прошлое и себя нынешнюю. Но речь пойдет не только о вине — коллективной или личной, — но и о прощении. Не слишком сложно призвать кого-то к ответственности, но можно еще и попытаться спросить себя и тех, кто тебя любил: разве мы все не достойны прощения?
Прошлое никогда не покинет тебя, оно всегда рядом. И, возможно, в этом есть что-то хорошее.
Работая над романом, я решила изменить некоторые события, названия мест и имена. Но сохранила деталь, от которой до сих пор щемит сердце, — маленький красный браслетик.
Тот, кто несчастен, затягивает в омут своего несчастья и тех, кто ему близок.
Это правда.
Но любовь, даже неправедная, запретная, тоже остается с тобой.
Маленький красный браслетик.
А. Л.
Реальность — самый ломай! из наших врагов. Она атакует те стороны нашей души, где мы ее не ждали и где мы не приготовились к обороне
Марсель Пруст. В поисках утраченного времени [3]
— Бастиан, умоляю тебя, сделай то, о чем ты мечтаешь!
— Мне отец не велел витать в облаках фантазии!
— Назови мое имя! Пожалуйста, назови мое имя! Бастиан! Спаси нас! Спаси нас, пожалуйста! [4]
Из фильма «Бесконечная история»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Франческа вышла первой. Прикрыла глаза от солнца. Посмотрела на ярко-красные ворота. Свет бил в глаза, мешая что-либо различить, но они точно были там — так человек, встречи с которым ты бесконечно долго ждал, приветствует тебя, раскрывая свои объятия. Франческа улыбнулась.
Она скрылась в салоне черного «Рено сценик» и вытащила из автокресла Эмму, младшую дочь. Едва оказавшись на руках, годовалая малышка с пепельными кудряшками, такими же, как у отца и сестры, сжала ее ладонь. Больше всего на свете она любила играть с пальцами Франчески. Даже ее первым словом был палец, других она, кажется, и не знала.
Девочка устроилась в объятиях матери. Та указала на ворота.
— Видишь, дорогая, какие они красивые, красные? — спросила Франческа.
Эмма взволнованно заерзала, словно танцуя. Франческа засмеялась и легонько поцеловала девочку в ухо. Эмма была неотразима. Франческа сжала ее крепче. Сделала шаг к воротам.
Она не могла оторвать от них глаз.
Массимо, ее муж, тоже вылез из машины. Потянулся к задней дверце, открыл ее. И появилась Анджела, старшая дочка. Сначала одна нога на земле, потом другая, кроссовки со звездочками, которые девочка надевала каждый день. Массимо немного наклонился и взял ее за руки, помогая выбраться из салона. Береги голову.
Франческа улыбнулась. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что происходит за спиной: сцена повторялась каждый раз, где бы они ни оказались.
Голосок Анджелы доносился будто издалека, ему вторил мужской голос, который Франческа знала лучше всех голосов на свете: Массимо. Затем муж и старшая дочь подошли к ней. Вот они уже рядом. Франческа взяла дочь за руку. Ее макушка почти на уровне пояса — как быстро она выросла! Их ожидают прекрасные дни, и надо не забыть насладиться ими сполна. Массимо обнял жену за плечи. Все четверо посмотрели на ворота.
Теперь Франческа могла хорошенько их разглядеть: ярко-красные, кажется, что свежевыкрашенные, литые, величественные, всего в нескольких метрах. Неприступные. И она отчетливо видит каждую малюсенькую деталь. Франческа снова улыбнулась — возможно, никогда прежде ее лицо не сияло таким счастьем.
Ее окружало все, что она любила. Идеальный круг: муж, дочери и их новый дом за красными воротами. И в этом доме наконец-то появится шанс осуществить свою мечту. Поработать над книгой.
Он, ее мужчина, отец ее дочерей, сказал, ласково касаясь ее спины:
— Франческа, ты готова?
Она была готова, она никогда не чувствовала себя так хорошо. Новый мир начинался именно здесь. Она нежно прижала к себе Эмму.
— Ну, мы идем? — сказал Массимо, обращаясь к семье, и засмеялся.
Франческа вдохнула воздух последних дней февраля, которые здесь казались весенними, и ответила:
— Идем.
Рука, удерживающая Эмму, немного ныла — слабая тупая боль, фон, напоминающий шум в ушах. На самом деле неприятное ощущение приносило радость: весомое, живое свидетельство существования дочери.
Потому что Франческа была матерью и хотела быть ею больше всего на свете, а матери всегда обнимают своих дочерей.
Анджела устала, тряхнула руку Франчески, а потом вырвалась. Вихрем пролетела несколько метров до ворот. С каждым шагом серьезность, которая появилась в ней с тех пор, как родилась младшая сестра, исчезала; Анджела снова превращалась в ребенка, и это было так заметно. Девочка бросилась всем телом на ворота, да так, что отскочила рикошетом назад, но створки даже не пошевелились.
— Первая! — крикнула она, хохоча, и обернулась к родителям, ожидая заслуженной похвалы. Те кивнули, улыбаясь, и впервые за несколько месяцев глаза Анджелы, по-кукольному большие и круглые, перестали строго смотреть на мать и отца, как происходило с пятилетнего возраста. Они сияли от радости.
— Ка-сный.
Франческа недоверчиво посмотрела на Эмму. Детка сказала: «красный». Ее первое слово после «пальца».
— Очень хорошо, дорогая! Красный, да! — и Франческа снова поцеловала ее.
Массимо, нагруженный чемоданами, присоединился к Анджеле у ворот. Повернулся к Франческе. Он никогда еще не выглядел настолько довольным.
Здесь мы будем счастливы.
2
Свободной рукой Франческа дотронулась до красных ворот. Толкнула створку, открывая ее, чувствуя, как та накалилась от солнца. И боль, словно от укуса, внезапно пронзила ее ладонь.
Она отдернула руку от раскаленного металла. Посмотрела на руку.
Кровь, красная, цветом темнее краски ворот, текла по ее ладони к запястью.
Франческа удивленно посмотрела на ранку. Потом прижала ладонь к губам.
Все еще держа Эмму на руках, осмотрела ворота. Ничего. Должно быть, какое-то насекомое. И ранка почти прекратила кровоточить.
— Вы кого-то ищете? — отвлек ее властный голос. Франческа и думать забыла о руке.
С ней заговорила маленькая, очень худая женщина лет шестидесяти пяти, с волосами, собранными в пучок. В руках метла до этого она подметала двор. Женщина пристально смотрела на Франческу.
