И он деловито зашагал к девочкам.
3
Как Франческа и представляла, их новый дом распахнул перед ними свои двери на пятом этаже. Они с Массимо видели кондоминиум всего пару раз, и еще несколько раз она приезжала сюда одна. Очень непросто организовать переезд из Милана в Рим, когда, с одной стороны, на тебе висят дети, а с другой — работа. Так что либо она ехала смотреть квартиры, а муж оставался с дочерьми, либо наоборот. В покупку этого жилья были вложены все их сбережения, все их усилия. Они вычерпали все до донышка. Мысль взволновала Франческу: это все, о чем можно мечтать. Она словно совершала прыжок в темноту — бросить любимую работу в журнале, лучшую подругу и коллегу Еву, людей, которых она знала с рождения, отца, места, где родилась и выросла, одним словом, знакомый и родной Милан, и вслед за Массимо уехать в Рим, где у них никого не было. Родители ее мужа, коренные миланцы, лет десять назад переехали во Фьезоле, маленький городок под Флоренцией. От Рима, в общем-то, недалеко, но эти двое никогда не покидали свое убежище среди холмов Тосканы. Они отказались от машин, поездов, самолетов: «Никуда дальше газетного киоска я от дома не уйду», — заявил отец Массимо. И за десять лет ни разу не нарушил своего слова.
Франческа приложила массу усилий, совершенствуясь в мастерстве иллюстратора, и со временем достигла определенных высот, хоть ей это и непросто далось. Сначала появилась на свет Анджела, потом Эмма, но Франческа и Массимо всегда помогали друг другу в повседневных хлопотах. Казалось, жизнь налаживается, Эмме исполнилось шесть месяцев, и Франческа вернулась к работе. А потом — эта новость.
«Ты спишь? — спросил Массимо в ту ночь. — Эй. Ты спишь?»
«Спала, — повернувшись, она посмотрела на мужа. — В чем дело?»
Нет, Массимо не хватило смелости предложить ей такое безумие: переезд в Рим. Но среди университетских преподавателей проводился конкурс, и у ее мужа были очень хорошие шансы на победу. Он предложил ей всего лишь подумать.
«Давай поговорим об этом завтра, что скажешь?»
Но через несколько минут она придвинулась к нему в постели, обняла и прошептала:
«Это ужасно интересно. У меня есть одна идея».
Приоткрывать свой замысел она не стала. И в последующие дни, когда он спрашивал, только улыбалась, игриво и загадочно. Через месяц они узнали, что Массимо выиграл конкурс.
«Уверена, что хочешь переехать?» — спросил он. Она обвила руками его шею. А на следующий день позвонила подруге-редактору и сказала: «Пора, пора мне решиться и сесть за книгу, которую ты всегда просила меня написать».
Голос Евы в трубке задрожал от восторга.
«Фра-а-а! — она всегда так говорила. — Ка-а-акие прекрасные новости! Отли-и-ично! Когда сдашь рукопись?»
Текст детской книги, которую Франческа задумала давным-давно, был готов. «Подруга-темнота». Не хватало только иллюстраций. Рисование было ее страстью, самым прекрасным делом на свете, но раньше она рисовала только для себя. Франческа всегда думала, что рано или поздно бросит все, чтобы осуществить свою мечту. И вот этот момент настал.
«А когда нужно сдать?»
Сразу после этого разговора она сообщила начальнику о своем решении уволиться с должности арт-директора журнала. Ее попросили поработать еще два месяца, и это время пролетело незаметно. В ее последний день в редакции все плакали.
— Ты уверена? — спросила Ева, когда они вместе возвращались домой по Навильи [8]. Остановилась и взглянула на Франческу. — Ты сумасшедшая. Это дело всей твоей жизни.
Но Франческа не испытывала никаких сомнений. Массимо получил прекрасную возможность реализоваться, его карьера шла в гору. Результат, заработанный страстью и талантом.
Ее муж станет преподавать на кафедре биологии и охраны окружающей среды, начнет участвовать в престижных международных исследованиях. Достойная награда за все, чем он пожертвовал. А она теперь сможет работать в любом городе, в любом месте, ее карьера будет такой же яркой, как и вся жизнь. И начнется она с чистого листа: в другом городе — городе, который она полюбит, городе, тонущем в солнечном свете, — в Риме, в собственной квартире.
Франческа трепетала от радости. Новое жилье оказалось просторным, полным света; все новенькое, с иголочки. Франческе показалось, что дом шагнул ей навстречу со словами: «Дорогие мои, все вы, четверо, я так ждал вас». Анджела прокралась в гостиную и бросилась на белый диван. На кресле лежали пакеты.
Гостиная была забита чемоданами; между аквамариновым с желтыми колесиками и огромной косметичкой с медными молниями затерялись Синьор Пеппе, плюшевый медвежонок Анджелы, и Дьявол — медвежонок Эммы, размером поменьше. Генерал так обозвала младшую сестру, когда Психо разорвала пополам ее игрушку. Набивка Синьора Пеппе вылезла наружу, будто его стошнило собственными внутренностями.
«Дьявол, а не ребенок», — сказала Анджела, серьезно глядя на плюшевого мишку. Теперь живот Синьора Пеппе пересекал грубый вертикальный шов, как после операции на открытом сердце, Яркое солнце отважно проникало в дом через окно. Все было идеально.
Довольная Франческа села рядом с дочерью и проверила телефон. Четыре непрочитанных сообщения. Важных только два. Ева: «Я уже скучаю по тебе, подруга, но уверена, что все будет замечательно. У тебя прекрасная семья, и это все благодаря тебе, удачной поездки, дорогая, я скоро к тебе приеду!!!» (Ева жила с сыном-младшеклассником в районе Порта Романа, в нескольких шагах от их миланского дома.)
Отец: «Удачи, котенок». Он до сих пор называл так ее, а теперь еще и внучек. Котенок, котенок два, котенок три. Это все, что они могли выжать из своих отношений. Пусть лучше так.
— Фра? — из спальни вышел сияющий Массимо. — Иди сюда, посмотри.
Эта комната оказалась именно такой, о какой они мечтали: большая, полная света, сияющая белизной. Они посмотрели друг на друга. И для картин нашлось подходящее место. В углу уже стоял распакованный манеж для младшей дочери, Франческа положила туда Дьявола. Руки наконец освободились, и она смогла обнять Массимо.
— Тебе не кажется, что дом с нами поздоровался? — спросил он и тут же закрыл тему: — Ну да и ладно.
«А знаешь что? — хотелось ей ответить. — Я тоже об этом подумала».
— Это прекрасная квартира, — сказала Франческа.
Она поцеловала Массимо, и он поцеловал ее; они повторяли снова и снова, и его рука слегка коснулась ее колена, затем бедра, а затем голой кожи под клетчатой юбкой, поднялась выше, медленно, и она почувствовала, как у нее сладко закружилась голова — восхитительно, — как вдруг из другой комнаты раздался голос.
— Солнце высоко, пора обедать, — приказала Генерал.
— Это ты виноват, ты ее научил, — засмеялась Франческа.
— Как прикажете, Генерал! — Массимо тоже засмеялся и пошел к Анджеле.
Франческа легла на двуспальную кровать — такая огромная и удобная, так приятно лежать — и подумала о них с Массимо, обнаженных, о его руках, о его поцелуях, о его прикосновениях. Она сладко вздохнула и прикрыла глаза, улыбаясь в потолок. Подняла веки.
Потом сняла очки. Без них она ничего не видела. Она пробовала пользоваться контактными линзами, но дело было заведомо проигрышным. Кроме того, ей нравились очки. И Массимо нравились. Он говорил, они придают ей женственности. Франческа открыла глаза. Она заметила на потолке какое-то темное пятнышко — наверное, плесень. Нет, не плесень: оно двигается, дышит.
Франческа приподнялась на локтях, присмотрелась. На потолке и правда что-то извивалось, вроде червяка, но толще и более слизистое. Нечто распухшее, словно обожралось чего-то — чего? — и вот-вот лопнет. Франческа снова надела очки. И собралась позвать Массимо, но странная штука перестала шевелиться. Франческа подождала. Ни малейшего движения. Теперь нечто на потолке казалось обычным пятнышком, ничего особенного.
Надо проверить — она поставила пометку в глубине сознания, в укромном уголке, куда даже хозяину иногда нет хода, — и выбросила из головы. Из гостиной доносились знакомые голоса. Франческа закрыла глаза.
