Она нашла меня в фейсбуке:
«Вы, случайно, не Ан Хвичжун, живший в районе Хыксокдон?»
В сообщении не было ни «здравствуйте», ни «извините», ни объяснений, приличествующих случаю. Отправителем значилась «Eun-ja, Cho». Ничего не говорящее мне имя. Возможно, когда-то это имя было популярно, но только не сейчас, среди моих сверстников. За всё время своего обучения я ни разу не встретил ребёнка с таким именем. И я не помнил, чтобы кого-либо из преподавателей так звали. Поэтому я решил, что я не тот Ан Хвичжун, которого разыскивали в сообщении. Да и Хыксокдон это не какая-нибудь маленькая деревня. Я ничего не ответил на сообщение, а вскоре и вовсе забыл о нём.
Через месяц я получил новое послание:
«Вы ведь Ан Хвичжун, живший в Хыксокдон, верно? Аптека „Лебедь“ перед больницей, „Куак“».
После упоминания аптеки «Лебедь» я уже не мог притворяться, будто это не про меня. Я всё ещё не знал, кто мне пишет, и предположил, что это, возможно, мама кого-нибудь из моих одноклассников, которая наконец добралась до интернета. Я отправил краткий ответ: «Да, верно». И она сразу прислала запрос на добавление в друзья. Я зашёл на её страницу, где была всего одна фотография. Улыбающаяся женщина в спортивной одежде на горной дороге на фоне яркой осенней листвы. Я сразу узнал её.
Мама умерла, когда мне было шесть, и с тех пор у отца постоянно менялись женщины. Я никогда не считал это аморальным. Отец официально был вдовцом и никогда не забывал про сына, ослеплённый чувствами к очередной женщине. Отец нравился противоположному полу. Возможно, его популярности способствовала стабильная работа и внешность — его бледность и утомлённый вид навевали мысли о разорившемся аристократе из Восточной Европы. У отца не было одного определённого типа женщин, которые ему нравились, единственным общим требованием ко всем было уважение и забота обо мне. И мисс Чо соответствовала этому идеально.
Она была не замужем и помогала в аптеке, естественно, что однажды она собрала чемодан и переехала к отцу. Её сожительство с отцом совпало с моим обучением в школе-интернате, где я жил в общежитии. Выходные и каникулы я тогда проводил у бабушки, поэтому в доме отца появлялся всего лишь раз в месяц. Когда я приезжал к нему, мисс Чо готовила нам ужин, накрывала на стол и уходила из дома, держа под мышкой небольшой кулёк. Она одевалась так просто, словно шла в деревенскую баню.
— Располагайтесь поудобнее, я переночую у свояченицы.
Каждый раз, когда она упоминала «свояченицу», мне становилось не по себе. Свояченицей может считаться только сестра замужней женщины, разве нет? Меня не задевало, что она говорит это мне, сыну полноправной папиной жены, хотя сама не имеет с ним официальных отношений. Но я переживал, как она справится дальше, если по своей наивности впадает в подобные иллюзии.
— Давай есть, — отец кивал подбородком в сторону накрытого стола. Мы садились друг напротив друга и практически в тишине ели приготовленный мисс Чо ужин. Еда была довольно пресной и простой. Мисс Чо не обладала выдающимися кулинарными способностями, зато у неё была щедрая душа. Нам с отцом не приходилось, съев по куриной ноге, делить остатки, уступая друг другу, — каждый из нас получал по целой курице. Подцепив кусок мяса, отец лаконично спрашивал:
— Ну как, всё в порядке?
— Да.
— Как кормят в общежитии? Есть можно?
— Да.
Наши немудрёные разговоры часто ограничивались всего парой вопросов и ответов. Нам было неловко в компании друг друга. Проснувшись на следующее утро, я слышал, как мисс Чо, неизвестно когда вернувшаяся, возится на кухне. Завтракали мы рисовой кашей, сваренной на оставшемся с вечера бульоне. Когда мы ели втроём, я чувствовал себя спокойнее, чем оставаясь наедине с отцом. Мисс Чо не задавала вопросов. Вместо этого она разговаривала как бы сама с собой:
— Очень горячо? Нет, не очень. Ну-ка, Хвичжун, попробуй желе из желудей. Всё приготовила, как раньше делала мама, а вкус не тот. Видимо, из желудёвого крахмала, который продают на рынке, ничего хорошего не получится. Надо самой идти в горы собирать жёлуди.
Она не ждала какой-либо реакции на свои слова. Тем не менее как-то само собой у меня вылетело: «А я тоже однажды собирал жёлуди». Мне хотелось, чтобы, когда меня нет, отец тоже с бо́льшим вниманием относился к болтовне мисс Чо. Иначе мне отчего-то становилось жаль её. Она была очень добрым человеком. Можно сказать, что из всех женщин, которые сменились у отца, она была самой доброй по отношению ко мне. И не потому, что я был его сыном, а потому, что она была доброй по своей натуре. Когда она помогала отцу в аптеке, она была приветлива со стариками, которые заходили в аптеку просто так от нечего делать; с детворой, забегавшей разменять деньги; со случайными прохожими, заглянувшими спросить дорогу. Возможно, и с каменной глыбой посреди дороги она была бы такой же приветливой. В какой-то момент местные старушки стали кричать: «Мисс Чо, мисс Чо», чтобы позвать её. Каждый раз, как я слышал это, я думал, что они перегибают палку. Всё-таки она здесь не уборщица какая-нибудь, ничего бы от них не убыло, если бы стали называть её «миссис». Но мадам Чо только вежливо улыбалась на это, как будто и впрямь была не уверена, всё ли правильно делает.
Когда я впоследствии спросил, как ей пришло в голову найти меня в фейсбуке, Чо Ынчжа, как и прежде, радушно улыбнулась и ответила:
— Двадцать первый век, как-никак.
* * *
Устранив засор в туалете у постояльца на двенадцатом этаже, я сходил в банк по поручению жильца с двадцать девятого этажа, потом пытался решить спор между жильцами на восьмом и тридцать втором этажах, возникший из-за парковочного места. Так я мотался, не помня себя, туда-сюда весь день, забыв перезвонить уважаемой мисс Чо. Когда я снял с себя рабочую униформу и одной ногой уже влез в свои чёрные джинсы, на телефон пришло сообщение. «Довожу до Вашего сведения», — начиналось оно. Дочитав сообщение до конца, я нацепил вторую штанину и выскочил из раздевалки. Мне удалось быстро поймать такси, и уже сидя на заднем сиденье машины, я взглянул на свои ноги и понял, что на мне по-прежнему чёрные лакированные туфли, носить которые разрешалось только на работе. Я попросил водителя развернуться.
Я не мог поверить, что мисс Чо, уважаемая Чо Ынчжа, скончалась.
Вернувшись домой, я обнаружил Шакшака на кровати. Ровно на том месте, где оставил его, уходя утром на работу. Естественно. Потому что Шакшак — это неподвижный котёнок.
Мисс Чо была единственной, кто знал, что я завёл не настоящее животное, а тряпичную куклу-кота. Я не делал из этого большого секрета, но пока мне не довелось рассказать об этом никому, кроме мисс Чо. Это было, когда мы ели гречневую лапшу в одном из ресторанчиков. Мисс Чо долго не брала в руки палочки, увлечённо рассказывая про свою черепаху. У черепахи был отменный аппетит: стоит ей дать очищенный банан, моргнуть не успеешь, а она уже умяла его целиком и ждёт следующий.
— Значит, черепахи едят фрукты?
— Да, но я не знаю, насколько это хорошо. Как обычно, кто-то говорит, что черепахам нельзя давать фрукты, потому что это вредит их здоровью, а кто-то, наоборот, уверяет, что раз в неделю их обязательно надо кормить фруктами. Я считаю, что даже если это немного вредит здоровью, главное — чтобы душа радовалась.
Наливая ей в кружку чай, я неожиданно для себя самого вдруг сказал:
— А у меня тоже есть котёнок.
— Ух ты! — воскликнула она в ответ. — Я обожаю кошек! Как-нибудь обязательно приноси его с собой.
— Да, хорошо.
— Ему понравится на улице. Моя Глыба такая тяжёлая, что мне её уже не поднять.
Счастливее всего она казалась, когда говорила о своей черепахе.
— И не только бананы. Сколько она ест корма! Ест и гадит, ест и гадит. Приходится весь день ходить за ней следом и убирать.
— Наденьте на неё подгузник.
Мисс Чо рассмеялась моей глупой шутке, словно вежливая студентка на первом свидании вслепую.
