— Да уж, на улицу с ней не выйдешь — на неё ни один подгузник не налезет. А раз Глыба не выходит из дома, то, Хвичжун, может, ты как-нибудь зайдёшь посмотреть на неё сам? Конечно, когда у тебя будет на это время.
Я покорно кивнул.
— Если для кошки обустроить туалет, то она будет делать все свои дела только туда. Такие они чистюли! Но говорят, в доме кошки сильно толстеют.
О туалетных привычках живых котов я не знал ровным счётом ничего. Равно как и об их диете и весе.
— У меня ненастоящая кошка, — сказал я как ни в чём не бывало. Глаза мисс Чо округлились. Однако она по-прежнему оставалась человеком, который не задаёт неудобных вопросов. Если бы она начала допытываться, что значит «ненастоящая кошка», я бы просто замолчал.
— Это игрушка. В виде кошки.
— А-а-а, — протянула мисс Чо. Она рассказала, что как-то по телевизору видела художницу, которая носила на плече игрушечного кота. — Люди смеялись над ней, а мне очень понравилась эта идея. Так можно пойти куда угодно со своим любимцем.
— Да, — ответил я односложно. На самом деле для меня тот репортаж по телевизору стал своего рода коперниковской революцией. Можно завести кошку и не волноваться по поводу аллергии на шерсть животного, стоимости корма и того, что питомец будет скучать весь день дома в одиночестве. Я бросился искать Шакшака в интернет-магазине «еБэй» и сразу нашёл его. Так у меня появился Шакшак, сделанный на швейной фабрике в пригороде Дакки, столицы Бангладеш. Об этом я не говорил даже Мингён.
— Очень удобно их брать с собой. — Слова уважаемой мисс Чо прозвучали так, будто она искренне мне завидовала. — В следующий раз обязательно бери котёнка с собой. Я тоже хочу на него посмотреть, — попросила она, как могла бы попросить моя родная бабушка, и с моей стороны это вовсе не фигура речи.
Им ни разу не довелось встретиться, но мисс Чо, самая добрая из всех известных мне людей, была бы приветлива и с Шакшаком. В этом я не сомневаюсь. Я лежал на кровати, крепко обняв котёнка, пока не набрался храбрости встать и пойти на похороны мисс Чо.
* * *
У мисс Чо, уважаемой Чо Ынчжи, было два посмертных желания. Во-первых, она завещала своё тело больнице. Поскольку рак не распространился внутри организма, передать тело было вполне возможно. Об этом мне рассказала младшая сестра мисс Чо — та самая, которую в давние времена она для моего отца называла свояченицей. От мисс Чо я слышал, что её сестра рано вышла замуж и родила четверых детей, а теперь жила далеко в каком-то городке, где заботилась о дочке дочки и сыне сына. Едва увидев меня, эта женщина тут же вцепилась мне в руку. «Из неё бы получилась настоящая миссис Чо», — пришла в голову дурацкая мысль.
— Сестра часто рассказывала о вас, Хвичжун.
Я даже представить не мог, что мисс Чо могла обо мне рассказывать. Честно говоря, сам я ни с кем ни разу не говорил про мисс Чо. У меня не было ни одного настолько близкого человека, кому я мог бы рассказать про неё.
— Сестра рассказывала, что вы единственный человек, кроме меня, с которым она часто общалась. Говорила: «Хвичжун — мой самый близкий друг».
Раз в месяц мы обменивались сообщениями в чате «Какаоток», раз в три месяца встречались и обедали вместе, а она считала меня самым близким другом? В груди, словно кипящий тофу, забурлила горячая мягкая масса. И действительно, как будто у мисс Чо не было других друзей, — на похороны кроме меня и миссис Чо никто не пришёл. В зале не было скорбящих, не было и самой мисс Чо. По правилам, тело, переданное в дар больнице, не могло покидать стен морга.
— Она уже давно решилась на это. Когда у неё только диагностировали рак, она сказала, что, если её тело останется чистым и не будет изъедено болезнью к моменту смерти, это уже достойно благодарности, и потом она сама сможет послужить благому делу.
Я потерял дар речи.
Мисс Чо говорила о своей болезни спокойно и буднично:
— Не о чем волноваться. Уже всё прошло. — И я верил ей. Потому что мисс Чо никогда не обманывала.
В зал вошли несколько мужчин в деловых костюмах. Официальная делегация от больницы. Они пришли почтить память усопшей по всем правилам. Я рефлекторно поднялся, и мы с ними обменялись поклонами. Один из них, по моим предположениям, занимавший самый высокий пост, протянул мне руку со словами:
— Покойная совершила поистине благородный поступок. Примите нашу искреннюю благодарность!
Я, следом за этим мужчиной, склонил голову. Мне оставалось только гадать, куда теперь отправят тело мисс Чо и что с ним станет. Уйти я не мог. Раз уж я начал играть роль ближайшего друга усопшей, надо было оставаться им до конца. В зал изредка заходили люди, пришедшие почтить память мисс Чо. Какая-то старушка, приняв меня за старшего племянника покойной, похлопала меня по спине:
— Бедный племянник, сочувствую вашему горю.
Другая пожилая женщина сказала, будто сама себе:
— Надо же, какой у Ынчжи вырос статный сын. Какое счастье! Значит, она шла по жизни не в одиночестве.
Для траурной церемонии, похоже, взяли ту самую фотографию, которую я когда-то видел на фейсбуке. Только теперь не было заднего фона с горящим багрянцем лесом, и всё изображение стало чёрно-белым, отчего фотография казалась совсем другой. Я отправил сообщение своему начальнику, что с завтрашнего дня мне, похоже, потребуется отпуск.
«Что? В чём дело?» — недоумение сквозило в его коротком ответном сообщении.
«Умерла знакомая одна…» — написал я и стёр. — «Умерла. Мама».
Ответа не последовало. Скорее всего, в отделе кадров в какой-нибудь базе данных значилось, что моя биологическая мать умерла давным-давно.
От света флуоресцентных ламп в коридоре морга даже поздней ночью было светло как днём. В общем фойе перед туалетами люди в чёрных одеждах и с уставшими лицами, которые им некуда было спрятать, сидели, закрыв глаза. В уборной я очень-очень долго мыл руки. Я понял, что до сих пор не мог дать волю слезам.
* * *
Второе посмертное желание мисс Чо касалось наследства. Имущество у неё было небольшое.
— Сумму залога, оставленного за квартиру, где она жила, мисс Чо просила передать в благотворительную организацию помощи матерям-одиночкам. А свои небольшие накопления незадолго до смерти она перевела мне в качестве благодарности и платы за то, что я приехала в Сеул ухаживать за ней.
Не знаю, зачем миссис Чо рассказывала мне все эти подробности.
— Но после неё же остался кое-кто, вы знаете.
— Да? Кто?
— Её черепаха.
— А! Да.
— Её она просила обязательно отдать вам, Хвичжун.
— …
— Она сожалела, что ей больше нечего оставить вам. И она была уверена, что вы как никто другой позаботитесь о её черепахе. Она передавала свои извинения и просила заботиться о её питомице.
Я поехал в дом мисс Чо, чтобы забрать внезапно свалившееся на меня наследство. К моему удивлению, уважаемая мисс Чо по-прежнему жила в районе Хыксокдон, в пятистах метрах от старого отцовского дома. Недалеко была и бывшая аптека «Лебедь», которую после смерти отца переделали в магазин повседневных товаров. Почему она не уехала отсюда, расставшись с отцом, а продолжала жить здесь более двадцати лет? Вопрос, который мне уже никогда не доведётся задать. Мисс Чо жила на последнем этаже трёхэтажного здания из красного кирпича. В доме не было ни консьержа, ни лифта. Я представил, как мисс Чо поднималась ступенька за ступенькой, зажав в одной руке петельку зонтика с цветочным узором, а другой крепко хватаясь за перила. Где-нибудь посередине она останавливалась и тыльной стороной ладони вытирала испарину со лба. У мисс Чо не было привычки носить с собой аккуратный платочек.
В прихожей не было обуви. Сразу чувствовалось, что хозяйка покинула дом. Мисс Чо надела свои ботинки перед выходом из дома и больше никогда не вернулась. Гостиная, вопреки ожиданиям, казалась довольно просторной. Возможно потому, что из мебели здесь был только одноместный диван и журнальный столик, на котором лежал сложенный пополам лист бумаги. Я раскрыл его и прочитал:
