7 октября
поклонникам Heavy Metal посвящается…
Группы
БАСТИОН
ИНТЕРЛЮДИЯ
а также, наш гость, группа
3 ЧАСА УТРА
Сегодня пятница, шестое октября. В понедельник я пересдаю коллоквиум, завтра у меня четыре пары с десяти утра до половины седьмого вечера.
Эх, Вера, только ради тебя…
– Ты Марка не знаешь случайно?! – мне приходилось кричать, так как в зале было слишком шумно.
– Чего?
– Марка!! – я безуспешно пытался перекричать дико ревущие колонки.
– Кто?
– Конь в пальто!! Марка, спрашиваю, не знаешь? Черный, патлатый такой. На гитаре играет!
– Какого Марка?
Это был уже пятый человек, который ни черта не знал. Тусовка, называется.
В зале я не нашел никого знакомого (хотя втайне надеялся, что столкнусь здесь с Верой), поэтому, купив пива, потихоньку опрашивал публику. Да только все без толку.
Тяжелая музыка, и без того мне противная, била по ушам, не давая нормально поговорить с народом. Казалось, голову сковало обручем из утрамбованной ваты, который медленно сдавливал ее. Когда у меня больше не осталось сил терпеть царящий в зале бедлам, я вышел на улицу освежиться.
Небо застилали тучи. Было темно, неуютно и пахло предстоящим дождем. Машины разъезжали по проспекту, с ревом проносясь в нескольких метрах от меня. Люди куда-то спешили, к кому-то ехали, торопились. Мне же не к кому было ехать. Единственное свое счастье или, вернее, страсть, я упустил. И, похоже, навсегда.
Вера, ну почему нельзя было просто встречаться? Зачем выдумывать всю эту ерунду? Ведь нам было хорошо вместе. Или только мне было хорошо, а ты…
– Я знаю.
– Что?
На крыльце стоял лупоглазый, прыщавый парень и курил папиросу, от которой доносился подозрительно приторный запах.
– Ты ведь Марика искал?
– Да, а ты его знаешь? – оживился я.
– Они сегодня у Фенди собираются. Марик, кажись, подстрял, вот и решают, как его выручить. Если надо, могу объяснить, где это. Тут пять минут ходьбы.
Ходьбы, может, и пять минут, но добежал я за две-три. Влетел на четвертый, последний, этаж старого кирпичного здания и в нерешительности остановился на площадке. Дверь в заветную квартиру была приоткрыта – заходи, кто хочешь.
Если парень не обманул меня, то музыканты как-то странно решали проблему Марика – вместо того, чтобы обсудить все как надо, они горланили песни. Из квартиры доносился звук живой, акустической (слава тебе, боже!) гитары, а вскоре я услышал и пение:
Девочка-скерцо[2],
О чем ты плачешь,
Девочка-скерцо?[3]..
Я подошел на цыпочках к двери и вошел внутрь.
… Скерцо зеленого хвойного леса, о чем ты плачешь?…
Обшарпанная прихожая была буквально завалена обувью. Тут тебе и кеды, и кроссовки, и ботинки всяких мастей, а также сапожки, дешевые туфли на высоком каблуке. Сами хозяева обуви обосновались в зале, рассевшись кто на полу, кто на стареньком диване, кто на подоконнике. Сидящие ближе к двери обратили на меня внимание, но лишь на короткое время, словно появление незнакомых людей здесь обычное дело. Свет горел только в комнате, где все собрались, оставшаяся квартира была во мраке.
Гитариста во всей этой людской массе я так и не разглядел.
… Скерцо бьется как птички сердце,
Скерцо с медом, скерцо с перцем,
Девочка-скерцо, о чем ты плаа-а-аче-ешь?…
Из маленькой комнаты раздавались еле слышные поскрипывания, от которых мурашки пробегали по коже. Я осторожно подкрался к комнате и замер. В свете улиц я отчетливо различал комнату и человека, чьи очертания мне были до боли знакомы.
Вера стояла одна у полураскрытого окна и медленно скребла чем-то по стеклу – звук получался высоким и очень неприятным. Судя по отсутствующему выражению лица, мыслями она была где-то далеко отсюда. Светлая куртка на ее плечах тускло белела в полумраке, делая Веру похожей на покинутого ангела. Господи, неужели я нашел ее?
…Девочка-скерцо,
Чего ты хочешь,
Девочка-скерцо?
Чего теряешь,
О чем хлопочешь…
Но что я ей скажу? Ведь я сам отчасти виноват в том, что она ушла от меня. Как теперь убедить ее вернуться?
…Знаешь, здесь некуда деться от ветра,
Некуда спрятать сердце, ты знаешь,
Девочка-скерцо, знаешь, что ты теряешь?
Я решил взять тайм-аут и прогуляться до туалета, тем более что это было вызвано необходимостью – выпитое на концерте пиво просилось наружу – и заодно продумать план дальнейших действий.
…Девочка-скерцо,
Здесь всё так зябко,
Здесь всё так зыбко…
Как быть? Может, объяснить, что я вовсе не хотел ее обидеть? Я просто был сильно расстроен пропажей вещей и денег, и потому мои слова в ту минуту могли задеть ее. Если говорить честно, Марк мне симпатичен, и я верю, что он безобиден. А что касается его болезни… Вера говорит, что надо ему помочь. Не знаю, почему именно я должен это делать? Я ведь не психиатр, у меня нет влиятельных друзей и так далее. Наверняка, среди ее знакомых найдется тот, кто смог бы помочь Марку реально. Я дернул за ручку смыва.
Впрочем, ради Веры я готов ему помочь. Если только она попросит.
…Это всё скрипка, безумная скрипка
Свела с ума, но где здесь ошибка…
Вернувшись в комнату, я обнаружил, что Вера сидит на подоконнике теперь уже раскрытого настежь окна. Она что… неужели? Черт!
– Вера! – сдавленно крикнул я.
…Ты виновата сама, покажи мне,
Где эта дверца из смерти в сердце?
В вечную жизнь спеши, спеши,
Спеши, покажи мне, где эта дверца,
Девочка-скерцо, где твое сердце-e-e?..
– ВЕРА!!!
Но она будто не слышала меня и соскользнула вниз.
Я подбежал к подоконнику и высунулся наружу по пояс. На улице окончательно стемнело, но я различил ее бледный силуэт в свете стоящих рядом фонарных столбов.
Опустившись на карниз, который был примерно на уровне пола квартиры, только по ту сторону стены, она пошла вбок. Двигалась она довольно уверенно, будто ходила этой дорогой не в первый раз. Страх высоты, похоже, ей был неведом – она спокойно смотрела вниз и не очень-то жалась к стене.
Я же, судорожно вцепившись в обшарпанный подоконник, оторопело следил за ней взглядом, пока она не скрылась из виду. В голове вертелся один единственный вопрос:
ты уверен, что хочешь пойти за ней?
От этой мысли по телу прошла дрожь, но колебаться было некогда. Тяжело дыша, я полез в окно. Мои ноги, в старых неудобных кроссовках, опустились на узкий карниз, шириной не больше пятнадцати сантиметров, и я замер. Животный страх за собственную жизнь охватил меня полностью, и мои побелевшие от напряжения пальцы не желали отпускать подоконник. В голове издевательски завертелись слова старой песенки: «держи меня соломинка, держи», которая в дни моего детства часто звучала у нас дома.
Как сложно все-таки сделать первый шаг.
Ну же, давай! Медлить нельзя, иначе она уйдет, и больше ты ее не найдешь.
– Черт тебя возьми, Вера! – в сердцах воскликнул я и, прижимаясь к стене, сделал первый шаг в сторону.
У Веры это вышло легко и изящно, она буквально пролетела по карнизу, смело глядя себе под ноги. Я же полз со скоростью черепахи, страдающей синдромом Дауна, и к тому же старался не смотреть вниз.
До угла оставалось несколько шагов, когда меня подтолкнул первый порыв ветра. Я чуть не оступился, но ноги быстро нашли опору. Сердце бешено заколотилось, и меня пробил холодный пот. Шатко-валко я стоял на скользком от дождя карнизе, пальцы намертво вцепились в щели между кирпичами. Только теперь до меня дошло, что это все не шутки. Я не подстрахован, и могу запросто упасть и разбиться насмерть. Здесь, сейчас, этим поганым вечером. И никто не найдет меня, скорее всего, до завтрашнего утра. Я играю со своей жизнью, и я могу умереть.
Бескомпромиссность этой мысли заставила меня оцепенеть.
Ветер подул сильнее и снова затих. Я рискнул осмотреться. Вокруг темно, и лишь в ореоле фонарных столбов появились первые строчки дождя. Асфальта внизу не видно, прохожих – тоже. Одиноко и страшно.
И неожиданно для меня все стало предельно ясно. Куда-то исчезли страх, сумбурность мыслей и чувств, осталась одна лишь решимость. Если мне суждено сдохнуть сегодня здесь, то так тому и быть, но я не собираюсь терять Веру, мою девочку, мою госпожу из-за страха за собственную шкуру. Тем более что без Веры моя шкура не очень-то мне и нужна.
Сделав глубокий вдох, я продолжил свой путь. На этот раз я продвигался быстрее. Мне казалось, что кто-то невидимый смотрит за мной, поддерживает меня, и что ничего страшного со мной не должно случиться. Опять задул ветер, невидимые в темноте деревья шумели листвой, словно зрители в цирке, капли дождя бессильно били меня по голове и плечам, а я все продвигался вперед. Так я достиг единственного окна на пути к углу дома. К несчастью оно было закрыто, и мне пришлось хвататься за скользкий от дождя цинковый козырек, о который я в первую же секунду порезал ладонь.
