За окном располагалась самая обычная кухня. Два мужика бомжеватой наружности сидели за грубым деревянным столом и пили водку из небольших стаканов. На столе, помимо двух бутылок водки, одна из которых уже была почти пуста, стояла большая тарелка с вареной картошкой. Будь я на их месте, Вера сделала бы мне хороший втык – не за водку, нет, а за внешний вид. Небритые, в трико и грязных майках они сидели на табуретах, убивая время и мозговые клетки. Один из них что-то упорно доказывал другому, качая головой. Я прошел мимо, так и незамеченный.
Вот и угол. Завернув за него, я сделал два открытия: одно – хорошее, второе – не очень. Плохая новость заключалась в том, что освещения с этой стороны дома не было, дорога с фонарными столбами осталась сбоку. Но это неудобство восполнялось более широким, почти в три раза, карнизом – что упрощало продвижение. Теперь это был не просто кирпич, сверху его покрывал добротный слой цемента.
Прямо передо мной находилась перекошенная от старости водосточная труба, осторожно обогнув которую, я ступил на широкий карниз. Где Вера? Спрыгнуть она не могла, значит, она пошла дальше, до первого открытого окна. Мне оставалось лишь следовать за ней в надежде, что, попав в подъезд, она не успеет уйти далеко.
Все окна, попадавшиеся мне на пути, были закрыты. Когда по моим расчетам я достиг середины дома, то нашел единственное открытое окно. Оно вело в подъезд. Я уж было полез в него, но тут до меня донесся острый, как осколки стекла, крик.
Вера! Это кричала Вера!
Крик прозвучал не из подъезда, а откуда-то неподалеку, спереди. Затем последовал грохот – что-то тяжелое упало вниз.
В ногах неприятно заныло, и они быстро превратились в вату. Я представил себе, как Вера идет по карнизу. Неожиданно под ногами обрывается старенький карниз, она срывается и падает вниз. И вот она лежит неподвижно на асфальте, неестественно подогнув под себя ногу, а у ее головы разрастается кровавая лужа.
– Помогите! – еще один истошный вопль.
Адреналин в крови помогает мне собраться. Все остальное потом, сейчас самое главное – это Вера.
Очень быстро, почти бегом я двигаюсь вперед, вдоль стены дома. Размытыми пятнами сбоку проносятся вспышки окон, за которыми живут разные люди с их вечными проблемами. Темно, дождь и ветер, словно сговорившись, усиливают свои попытки помешать мне, но Верины крики буквально несут меня вперед.
Очень скоро я вижу что-то призрачное в темноте.
– Вера? – хриплю я.
– Кто это? Костя?
– Я же просил, не называть меня Костей, – по привычке говорю я.
– О, боже! Паша, это ты! Ты пришел!
Я приближаюсь и к своему ужасу чуть не проваливаюсь вниз. Удерживаясь за стену побелевшими от напряжения пальцами, сажусь на корточки. Карниз в этом месте отсутствует, осталась лишь небольшая полоска искрошенного кирпича, который лучше не трогать. Похоже, что он не выдержал, когда Вера ступила в этом месте. И грохот, который я слышал, наделали провалившиеся кирпичи и куски цемента. Я вижу, что Вера держится за водосточную трубу впереди чуть ниже злополучного карниза. Мне до нее не дотянуться.
– Паша, помоги мне. Я же…
Труба скрипит. Скобы, держащие ее, не очень крепкие и уж точно не рассчитаны на вес человека.
Я пытаюсь сообразить, что же делать, но ничего не приходит на ум.
– Сейчас, подожди, я позову на помощь.
– Нет, не успеешь… у меня сил не хватит… Помоги!
В темноте я вижу Верин призрак – белое пятно ее курточки колышется на ветру. Я представляю, как она вот-вот полетит вниз, вниз, вниз…
Еще не до конца поняв, что делаю, я ложусь и, схватившись за карниз пальцами, медленно опускаю ноги вниз, в пустоту. Теперь я вишу на одном уровне с Верой. Порывы ветра становятся все ощутимее. Я чувствую себя игрушкой, которую цепляют к зеркалу заднего вида в автомобиле, и та болтается, болтается, болтается.
– Держись! – хриплю я. – Я к тебе.
Покачнувшись, я перемещаю правую руку вперед, к тонкой кромке кирпича, толщины которой как раз хватает для пальцев. Схватился! Теперь вторую. Ноги пытаются нащупать опору между кирпичами в стене, но ее нет, и мягкая подошва кроссовок соскальзывает, лишь на мгновение удерживая вес.
Всего пара метров отделяет меня от Веры, но как же тяжело преодолеть это расстояние. Правую, левую, вдох, правую, левую. Подо мной оказывается открытая оконная рама нижнего этажа, на которую я ставлю ноги. Качаясь на шаткой опоре, я временно переношу вес, давая отдохнуть ноющим пальцам. Глаза уже привыкли к темноте, и я вижу ее лицо. Вера затихла и смотрит на меня. Не шевелясь, не крича, просто смотрит.
Удерживаясь одной рукой, я наклоняюсь в сторону Веры. Одну ногу осторожно ставлю на скобу водосточной трубы в стене. Ноги шире плеч, и створка окна, на которой я стою, едет в сторону. Повиснув на руке, я приподнимаю ногу и тяну створку назад. Она останавливается, и я опять в более или менее устойчивом положении.
– Слушай внимательно, – говорю я Вере. – Сейчас ты залезешь на меня и…
– Вечно ты о сексе, – Вера вдруг расхохоталась мне в лицо.
Это истерический смех, она хохочет все сильнее, а я не могу ничего сделать, потому что сам едва удерживаю равновесие. К счастью, или к несчастью, труба, которую она обхватывает, дает небольшой крен. Хохот сменяется резким криком, и это отрезвляет ее.
– Сейчас ты залезешь на меня… – повторяю я, лихорадочно соображая, как же быть дальше. Впереди за трубой в манящей близости широкий, целый карниз, но обогнуть трубу еще сложнее, чем возвращаться обратно, поэтому… – мы медленно полезем назад тем же путем. Ясно?
– Я не смогу, – судорожно глотая воздух, говорит она.
– Только попробуй не сделать этого, дура! Только попробуй! Быстро, одну руку на плечо, потом вторую, и никаких резких движений.
– Мне страшно!
– Мне тоже страшно. Но ты должна это сделать!
– Хорошо, – шмыгает Вера.
Я ощущаю ее мокрую холодную руку на своем плече. Промокший насквозь свитер обвис и облепил мое тело. Я держусь на тонкой кромке карниза, одной ногой опираюсь на чье-то окно, другой на скобу в стене и пытаюсь унять дрожь в коленках. Порывы ветра усиливаются, Вера что-то неразборчиво шепчет.
– Эй, кто там шумит? – доносится откуда-то сверху.
– Не бойтесь, не гости, – я с удивлением обнаруживаю, что это мой собственный голос.
Вот и вторая рука. Кирпич крошится под пальцами из-за увеличившегося веса, но опора под ногами не дает мне упасть. Плотно прижавшись к моей спине, Вера опутывает меня ногами за пояс, а ее руки сцеплены у меня на груди. Я чувствую запах ее духов, перемешанный с запахами пота и страха. Хорошо, что она у меня такая маленькая и легкая.
– Если не перестанете шуметь, я вызову милицию! – я не обращаю внимания на угрозу сверху.
Черт, как устала рука! А ноги так и норовят разъехаться в разные стороны. Мышцы ноют от непривычной нагрузки. Всего несколько метров, но огонь в теле делает их непреодолимыми. Легче разжать пальцы и отправиться вниз, кружась и переворачиваясь в последнем смертельном танце. Они любили друг друга долго и умерли в один день. Хотя нет, совсем не долго, еще и полгода не прошло.
– Не стой на месте, – шепчет Вера мне на ухо, и ее голос возвращает меня к действительности.
Одним рывком я переношу вес на раму окна и хватаюсь руками по-новому. Вера крепче вжимается в меня. Собравшись с силами, я повисаю на одних руках. Медленно переставляя их и стараясь не замечать агонию в мышцах и пальцах, я передвигаюсь обратно. Сквозь одежду ощущаю дрожь Вериного тела. Ничего, еще чуть-чуть.
Наконец, Вера ухватывается за широкий карниз, а я нахожу опору для ног – небольшую выбоину в стене – и теперь могу ослабить руки, которые еще чуть-чуть и не выдержали бы нагрузки. Сцепленные намертво ноги Веры крепко держат меня. Поочередно сжимаю и разжимаю руки, разминаю их, пальцы окоченели и почти не слушаются меня.
Вера пытается подтянуться на руках, где-то внизу разбивается кирпич. Ухватившись за кромку, я нечеловеческими усилиями дотягиваю себя до карниза. Вера взбирается первой, после чего помогает подняться и мне.
Плевать на высоту, на непогоду, на страх, лишь бы дать отдохнуть вопящим от боли мышцам. Улегшись на мокрый холодный цемент карниза, я закрываю глаза и подставляю лицо разбушевавшемуся дождю. Только сейчас я ощущаю насколько мне плохо от переизбытка адреналина в крови – конечности слабеют и мне хочется спать.
– Пошли, слышишь, пошли, – произносит Вера дрожащим голосом и тянет меня за руку.
Пошли, так пошли.
Когда мы влезли в подъезд через окно, Веру затрясло. Сначала это были простые вздрагивания, но очень скоро они превратились в неконтролируемые спазмы и истерический плач. Она буквально заходилась им.
Вера выглядела весьма жалко – белая куртка и бежевые джинсы измазались в грязи и кирпиче, волосы мокрыми лохмотьями свисали вниз, тушь размазалась по ее испуганному лицу. Вероятно, я сейчас тоже был еще тот красавец.
