— Безусловно. Необходимый элемент индустрии, паразитирующей на прошлом. Пыточный каземат как часть музея. Волнующие садистские подробности в рассказе экскурсовода. Думаю, стоит посвятить этому отдельную главу. Чистенькая жестокость на безопасном расстоянии — ничуть не страшнее того, что мы видим по телевизору. Те же самые люди при виде автокатастрофы впадут в истерику. Мы с вами в том числе.
К ним подходит Тереза:
— Люку надоело. Я выведу его в сад.
— Конечно-конечно, — рассеянно отвечает Морис.
Он переходит к противоположной стене — обозреть темное полотно, на котором девушка в летящих одеждах целится из лука в бегущего оленя. На соседнем мускулистый мужчина борется со львом. Диана, думает Полина. Геракл. Она вслед за Терезой быстрым шагом проходит следующие две комнаты. Огромная шпалера, изображающая рождение Венеры. Портреты восемнадцатого века: тогдашние владельцы усадьбы, облаченные в римские тоги. Полине думается, что для тех, кто не знаком с классической мифологией, загадочность образов должна усиливать ощущение чего-то чужого.
Они с Терезой закончили ускоренный осмотр усадьбы и вышли в сад, где Люка можно пустить побегать. Некоторое время спустя к ним присоединяются остальные.
— Тереза, а где здесь туалет? — спрашивает Джеймс.
— Вон там. Нет, не по этой дорожке, по следующей.
Кэрол улыбается:
— У Джеймса потрясающая способность терять дорогу. Он может заблудиться в ста ярдах от нашей квартиры.
— Тереза, — просит Морис, — сделай доброе дело, проводи Джеймса.
— Хорошо, — соглашается Тереза. — Подожди, Джеймс, я с тобой!
Она уходит, неся Люка на бедре. Полина любуется цветочным бордюром, а когда вновь поднимает голову, Мориса и Кэрол рядом уже нет. Очевидно, они решили не ждать. Только что стояли здесь и вдруг словно испарились.
Полина гуляет взад-вперед вдоль цветочного бордюра.
Тереза и Джеймс отсутствуют довольно долго. Наконец они возвращаются, и Тереза объясняет, что заскочила в кафе купить Люку печенья.
— Где остальные? — спрашивает она.
— Ушли, — отвечает Полина. — Может, решили, что разминулись с вами. Наверное, ищут нас. Парк очень большой. — Она смотрит на план в буклете. — Пруды… тисовая аллея… фонтанный дворик…
— Не беда, — говорит Джеймс. — Рано или поздно мы с ними встретимся.
Парк — результат искусных манипуляций с ландшафтом. Газон образует плато, которое заканчивается балюстрадой, от плато к прудам уходит череда террас и цветочных бордюров. По бокам склона с террасами тянутся высокие живые изгороди, за ними видны зеленые лужайки. Полина, Тереза и Джеймс подходят к балюстраде и смотрят вниз, пытаясь сориентироваться.
— Надо туда спуститься, — говорит Джеймс. — Там какие-то исполинские кувшинки.
Тропа к пруду очень крутая и на вид скользкая. Тереза замечает, что на обратном пути тут трудно будет вкатить коляску.
— Может, с другой стороны спуск полегче, — говорит Полина. — Я пойду посмотрю.
Она идет прочь.
Люк придумал игру — бросать палочки через дырки в балюстраде. Джеймс рассказывает Терезе, что Морис неожиданно решил переписать главу, и это немного затормозит дело, но никуда не денешься: Морис — самый суровый свой критик, и раз уж он считает, что так нужно…
Полина доходит до противоположного конца балюстрады. Тут спуск вроде бы и впрямь более пологий. Она бросает взгляд за живую изгородь — там на зеленой поляне под раскидистым кленом стоят лицом к лицу мужчина и женщина.
Морис и Кэрол. Они далеко. Выражения лиц не разглядеть. Морис говорит, что-то рисуя рукой в воздухе. Кэрол сняла солнечные очки и пристально на него смотрит. Потом он берет ее за плечи, и они оба замирают на несколько секунд.
Полина идет назад и встречает Терезу с Джеймсом, которые уже двинулись ей навстречу.
— Нет, — говорит она, — там так же круто. Давайте оставим коляску и понесем Люка на руках?
В пруду цветут белые водяные лилии. Еще здесь камыш, заросли ирисов и чудесные полосатые стрекозы. Джеймс и Тереза в восторге, Полина делает вид, будто разделяет их чувства. Она тоже громко восхищается растением с огромными листьями, словно из декораций к научно-фантастическому фильму. Показывает Люку водомерок и красных японских карпов, скользящих под темными кожистыми листьями кувшинок. А вот и Кэрол с Морисом, они спускаются по тропке с террасы.
— Вот вы где! — восклицает Кэрол. — Мы с ног сбились, пока вас нашли.
— Идите сюда! — зовет Тереза. — Смотрите, какие потрясающие стрекозы!
— Как маленькие вертолетики, — подхватывает Джеймс.
Он обнимает Кэрол за талию, она приникает к нему, жмурится от солнца, смеется. Вытаскивает солнечные очки из кармана просторной зеленой рубашки, выпущенной поверх белых джинсов. И очки, и рубашка такие большие, что Кэрол кажется ребенком во взрослой одежде. Полина смотрит на нее и думает: я тебя знаю. Со временем от тебя останется пустой звук, но сейчас ты здесь, я вижу тебя и тех, кто придет за тобой, и у меня все внутри холодеет.
Тереза сидит на корточках, держит Люка за штанишки, чтобы тот не упал в пруд.
— Па! — говорит Люк, указывая на стрекоз, на рыб, на кувшинки, на все то новое и неведомое, что дрожит, колышется и сверкает.
— Ему нравится, — говорит Тереза Морису. Соломенная шляпка бросает на ее лицо клетчатую тень: щеки и нос расчерчены солнечной сеткой. — Можешь немножко его подержать? Я хочу взять вон ту палку.
Морис наклоняется к Люку. Тереза берет палку и легонько трогает ею кустик травы, в котором притаился бурый камешек. Камешек прыгает в воду. Люк смотрит круглыми от изумления глазами.
— Его первая лягушка! — весело смеется Тереза.
— Жаба, наверное? — уточняет Морис. — Лягушки вроде бы зеленые?
— Жаба, лягушка… не важно.
Тереза сияет, радуясь жизни, как умеет, наверное, только она.
— До чего здорово, что мы сюда приехали! Ведь правда чудесное место?
— Правда, — соглашается Морис.
— Смотрите! Ваша лягушка под кустом кувшинки, — говорит Кэрол. — Я вижу ее лапку.
И все они смотрят на лягушку, под дивным голубым небом, у тихого пруда в старинном парке.
— Клянусь тебе, у меня с нею все кончено.
Гарри смотрит на Полину, закусив нижнюю губу. Смотрит прямо в глаза, что подразумевает раскаяние и готовность принять любое ее решение. Это само по себе нервирует.
Полина молчит. Ее раздирают противоречивые чувства.
— Кончено. Финита. В следующем семестре ее вообще здесь не будет. Она уезжает преподавать в Лидс.
— Почему? — спрашивает Полина наконец. — Почему она? Почему вообще кто-то?
Гарри смотрит в пол. Он опускает уголки губ, что может означать раскаяние, неловкость, озадаченность — понимай, как хочешь.
— Наверное, потому что я слабый человек.
Молчание.
Гарри медленно тянется к Полининой руке. Кладет палец на ее запястье. Она не шевелится. Гарри осторожно гладит ее руку одним пальцем.
Гарри с Полиной идут по лесу. Тереза едет у Гарри на плечах, сжимая его шею коротенькими ножками и обхватив ладошками его лоб. Она сияет: ей редко выпадает такая радость. Им нечасто удается погулять вместе, Гарри все время занят. Однако сегодня он безраздельно принадлежит жене и дочери — добрый семьянин выбрался на семейную прогулку в осенний лес. Листья на деревьях уже пожелтели, но еще не осыпались. Полина думает, что это одно из тех мгновений, которые выигрывают в ретроспективе: истинное счастье в воспоминаниях будет еще полнее. Гарри держит ее за руку. Тереза напевает себе под нос: невразумительные слова без всякого мотива. Полина смеется.
— Что она поет? — спрашивает Гарри.
— «Пикник плюшевых мишек»: «Если в лес пойдешь сегодня…» Ее версия. У них в детском саду есть эта песня на пластинке.
Тереза перестает петь.
— Я хочу плюшевого мишку, — объявляет она с высоты.
— Ты его получишь, — смеется Гарри. — Большого американского плюшевого мишку. Я тебе привезу.
— Американского? — переспрашивает Полина, немного опешив.
— Я еду в Вашингтон после окончания семестра.
— Впервые слышу.
— Мне казалось, дорогая, я тебе рассказывал. Всего на неделю. — Гарри крепче стискивает ее руку и подхватывает песенку: — «Если в лес пойдешь сегодня, непременно удивишься…»
— Вы жена Гарри Картера? — спрашивает стэнфордский профессор, читающий у них курс лекций. Он смотрит на Полину как-то чересчур пристально.
— Я Полина Картер.
— Я встречался с Гарри на конференции американистов. Он там дал жару. — Профессор улыбается какому-то забавному воспоминанию, затем глядит на Полину, словно прицениваясь к товару на магазинной полке. — А тут я его что-то не вижу.
— У Гарри в этом семестре творческий отпуск. Он почти все время работает в Лондоне.
