— Знаешь, Вентура...
Погибало так много мужчин, необходимых дома. А Вентура... все уладилось бы само собой, случись с ним что-нибудь. Они разошлись еще совсем недавно, и она могла бы сказать девочке... Могла бы заново устроить свою жизнь. (Что значит устроить свою жизнь?) Ей и так было хорошо. У нее были дочь, подруги, а большего она не желала.
Ей сообщили, что Вентура на фронте. Как только началась война, он ушел на передовую.
Она не представляла его себе в сражениях, но хорошо знала, что он никогда бы не стал прятаться за спины других. Просто из чувства гуманности, сказал бы он. Вентура всегда был сторонником всего человеческого и принял бы на себя любые страдания, терпел бы любые лишения, только бы облегчить участь ближнего. Он так часто говорил ей об этом! И был пацифистом, притом ярко выраженным... Но только не трусом. Он до боли сжал бы в руках винтовку и, став суровым, каким иногда бывал, занял бы место на баррикадах, сражаясь плечом к плечу с другими бойцами против врага. Когда-то его командир — она познакомилась с ним в Сан-Себастьяне, обедая в "Ла Николасе", — сказал ей, что Вентура был идеальным бойцом:
— На него можно положиться. — А потом, смеясь, добавил: — Мы подшучиваем над ним.
Спрашиваем: "Профессор, вы закрываете глаза, когда стреляете?"
Эсперанса захотела узнать, что он ответил. "Я смотрю в себя..." Ответ, достойный Вентуры.
Пусть потом все ломают себе голову, размышляя над тем, что бы это значило. Хороший способ отшивать. (Она была несправедлива, ибо прекрасно понимала, что он хотел этим сказать.)
И почувствовала тогда нечто вроде гордости от того, что была его женой. "Если он погибнет, я смогу сказать девочке: герой..." Но он не погиб, а когда кончилась война, она узнала, что его выгнали из университета. Какой позор! Она еще хорошо помнила глухую злобу, которую питала к нему. И тут же укорила себя: нет, нельзя было желать ему смерти...
По-видимому, он еще получал какое-то жалованье в университете, прежде чем его выгнали.
Потом узнала, что его восстановили на работе в прежней должности. Между разведенными женщинами существовала тайная, всесторонняя связь, как между заключенными.
Один из приятелей Вентуры возмутился:
— Позор!..
— Не надо мне ничего говорить. Вы могли бы догадаться, как я ко всему этому отношусь.
— Да нет, Эсперанса, вы меня не поняли. Я считаю позором, что с ним так поступили.
Недружелюбие, корысть... Кому-то не терпелось занять его место, и состряпали донос.
Глупый. Почему же он не попросил своего командира дать показания? Он его очень уважал и ценил. Как-то я познакомилась с ним в Сан-Себастьяне, когда он находился в увольнении.
Командир мог бы подтвердить, что Вентура сражался на передовой.
— Он уже подтвердил. Все уладилось. Но эта длинная процедура затянулась. Вы же знаете Вентуру: он и пальцем не захотел шевельнуть...
Да, это действительно было похоже на Вентуру. Когда он считал себя правым, то никогда ни о чем не просил и ничего не предпринимал. Невозмутимый. А между тем на его имя было наложено вето. Глупый. Маленькая Агата...
Если бы он тогда умер... Но нет: он должен был жениться, чтобы до предела накалить обстановку. (Теперь она не испытывала злобы и уже не могла чувствовать той мучительной душевной раны, от которой страдала первое время.) Она узнала об этом от Рейес. Когда-то Вентура нравился ей. Впрочем, Рейес нравились все мужчины понемножку, особенно мужья подруг. Но Вентура, очевидно, нравился больше остальных. Эсперанса до сих пор не смогла бы сказать с уверенностью, было ли между ними что-нибудь или нет.
В тот год, когда кончилась война, девочка сильно болела, а Эсперанса была охвачена сильным беспокойством в связи с беспрерывными мятежами. Должно быть, Рейес по собственной инициативе посвятила во все Вентуру: она обожала выступать в роли посредницы, а заодно воспользовалась случаем, чтобы с ним встретиться. Рейес была дерзкой и, прикрываясь своей дерзостью, поведала ей обо всем.
— Я видела Вентуру. Он души не чает в девочке. Что бы ты хотела ему передать?
Рейес пришла к ней вечером, довольная, взволнованная, и обо всем рассказала. Вернее, о том, о чем хотела рассказать.
— Я заехала за ним на машине. Он живет на улице Эспалтер в пансионе. И на самом деле очень любит девочку. Мы только и говорили о ней. Почему ты не даешь ему повидаться с ней?
Можно пойти ее поцеловать?
Она вошла в комнату Агаты и села к ней на кровать. В тот раз она как-то слишком подозрительно и разнежено ласкала девочку.
— Где ты еще была?
— Разве я не сказала? С Вентурой... Он хотел знать о вас все подробности.
При розовом освещении детской Эсперанса внимательно разглядывала подругу: боа из куньего меха, босоножки на высоких каблуках, из которых сквозь чулки проглядывали покрытые лаком пальцы ее холеных ног. Бледно-золотистые волосы выбивались из-под маленького головного убора из красных перышек. Но женщине никогда не удастся обмануть другую женщину. .
— Какая ты красивая. Дай-ка я на тебя полюбуюсь.
Голубовато-серебристые тени вокруг синих глаз, мальвовые губы, матовая кожа, сливающаяся с красноватым гримом охры. Рейес смеялась, глядя на нее:
— Милочка моя, можно подумать, что ты никогда меня не видела. Это еще прошлогоднее.
Эсперанса хорошо помнила слова Вентуры:
— Рейес? Да, элегантна, но мне она неинтересна...
— Ты не станешь отрицать, что она самобытна.
— Глубоко заблуждаешься. Самобытность проявляется не в одежде и не в манерах. Это более ценное понятие. Но оно стало слишком избитым.
— Муж Рейес совсем не подходит ей...
Вентура имел собственное суждение относительно подобных браков. "Они разобщают", — говорил он.
Эсперанса подумала о том, что в поведении Рейес по отношению к мужу таилась бездна раздражения. Она ничуть не расстроилась, когда Вентура ушел от Эсперансы и началась вся эта канитель с разводом. Только сказала:
— Теперь ты многое поймешь гораздо лучше.
— Нет, дорогая, Вентура — самый обыкновенный человек. — Она деланно засмеялась. — Уверяю тебя. — И тут же быстро спросила: — Почему ты не разойдешься с мужем, если все так, как ты говоришь?..
— Зачем? — отвечала Рейес. — Овчинка выделки не стоит. Каждый из нас живет по-своему.
Вентура был не из тех мужчин, которые мирятся с подобным положением. Надо было отдать ему должное. И не только в этом, но и во многом другом. Она не могла не оценить его заслуги, когда его уже не было рядом с ней.
"Если бы он тогда умер, я бы обрела свободу. ." В чем? Она настолько привыкла убеждать себя в этом, что только теперь, наверное, смогла бы понять, насколько лгала сама себе. У нее все было: Агата, подруги, положение в обществе... Весь тот хорошо отлаженный механизм, который занимал все ее дни, месяцы, годы.
— Если бы ты могла отказаться от своего окружения... От бессмысленных страстишек, глупого соперничества.
— А чем оно тебе мешает?
— Это так поверхностно... Вы ничем не занимаетесь, ни о чем глубоко, по-человечески, не задумываетесь. Нет-нет, дело вовсе не в социальном классе, поверь мне. Дело только в тебе самой, в том, как ты организуешь свою повседневную жизнь. Ты стремишься иметь самый лучший дом, устраивать самые пышные приемы, не оставляешь ни единого свободного дня для чего-то значимого. Как только ты не устаешь! Это же сущее наказание. Весь день следить за своим лицом, своей улыбкой. Мне становится просто невыносимо от такого насилия над душой. А все потому, что не принято в изысканном обществе откровенно высказывать то, что у тебя на душе. И никуда не денешься, сочтут за бестактность...
Он говорил иронизируя, и Эсперанса рассмеялась:
— Иногда эта изысканность требует героических усилий. Многие в жизни несчастливы. И улыбаются через силу.
— Напрасная трата сил, никому не приносящая облегчения и не нужная ни тому, кто улыбается, ни окружающим... Ты могла бы вести совсем другой образ жизни. Все дело в тебе самой. Ты ведь умная.
Эсперанса покраснела от волнения. Она была польщена такой похвалой мужа.
— Но среда, в которой ты вращаешься, словно чудовищный спрут, окутала тебя своими цепкими щупальцами и не выпускает. Приходишь домой с надеждой поговорить откровенно. А приходится притворяться. Нет, это не по мне.
Она подошла к нему в своем вечернем платье с глубоким декольте.
— В той самой среде, о которой ты говоришь, тоже есть умные люди, личности, которыми ты восхищаешься, разве не так?
— Они оскопляют себя.
— Что ты говоришь?
Она выпрямилась, явно шокированная.
— Некоторые из них — сторонние наблюдатели, они только смотрят и ни во что не вмешиваются.
Это достойные люди. Но остальные, поверь мне, оскопляют себя.
Вентура... Что касается Рейес, то Эсперансе хотелось бы, чтобы он спасовал перед ней. Она хотела этого и вместе с тем нет. Ей казалось, что под давлением ее сторонников, ее самой свобода и независимость Вентуры рухнут. И, почти того не сознавая, указывала Рейес путь к ее мужу.
