Алекс стискивает мою руку, потом кладет ее обратно и нажимает на основание шеи ладонями.
— Когда ты кого-нибудь увольняешь, тебе грустно, Райан?
— Больше всего меня подавляет то, что я привык.
— Ты гадаешь, что сталось с этими людьми потом?
— Я научился не думать о них. Обманывать свое сознание.
Она снова нажимает большими пальцами. Больно — но, возможно, это к лучшему.
— Ты учишься двигаться скачками. Мысленными.
— Расслабься.
Я сижу на задней скамье часовни в аэропорту Рено — рейс задержали на сорок минут — с фруктовым йогуртом и свежим выпуском «ЮЭсЭй Тудэй», когда во второй раз, начиная с августа, меня охватывает ощущение, что назвали мое имя. То есть, я его не расслышал, но не сомневаюсь, что вызвали именно меня. Кому-то я нужен. Немедленно.
Я складываю газету, прячу ее в портфель и жду повторного объявления. Мало кто знает, что в большинстве аэропортов есть места для отправления культа — обычно они белые, с высокими потолками, очень чистые и звуконепроницаемые, настолько проникнутые духовностью, что даже атеисты порой ищут в них убежища. По большей части часовнями никто не пользуется, разве что в случае чрезвычайной ситуации — после крушения или когда внезапно начинается война. Они малы и довольно зловещи, но при этом там спокойно — часовни идеальны для того, чтобы сосредоточиться на бумажной работе. Если кто-нибудь приходит, чтобы помолиться или подумать, и застает меня (это случается редко), я склоняю голову и притворяюсь погруженным в глубокие размышления, тогда как на самом деле составляю отчет о расходах и пересматриваю расписание.
Голос был женский, я в этом уверен. Жестяной и официальный — почти механический. Я рассматриваю динамики на потолке и мысленно перебираю тех немногих людей, кто в курсе моего маршрута. Мой секретарь, временный сотрудник, который утверждает, что пишет диссертацию, хотя на самом деле он может быть кем угодно — сомневаюсь, что в КСУ проверили его биографию, когда нанимали. Мой шеф, Рон Буслер, который сейчас рыбачит в Центральной Америке вместе с бывшим исполнительным директором «Дженерал милз» и федеральным судьей штата Колорадо, которому он помог угнездиться в Верховном суде. И, разумеется, Алекс, которой не было в номере, когда я проснулся, лежа ничком на влажной подушке в ее постели.
Это «МифТек». Вот о чем я подумал в Биллингсе, три недели назад, когда случилось то же самое. Я только что заказал овсянку в закусочной аэропорта и был сонный и небритый после интенсивного двухдневного курса консультаций. У одного из участников случился нервный срыв — он вовсе не горел желанием вновь начинать активные поиски работы и бодро расспрашивать знакомых о вакансиях, одновременно твердя себе: «Я мотивирован, а вовсе не отчаялся!» Бурная паника часто предшествует просветлению, но бывший банкир вышел из комнаты багровым от сдерживаемого напряжения и разочарования и успел добраться до парковки, где и впал в кататонический ступор — он перестал владеть всеми частями тела, кроме рта, откуда время от времени вырывались хриплые стоны, распространяя запах желудочной кислоты и прочих флюидов. Я лишь к рассвету сумел успокоить этого типа, и глаза у меня настолько пересохли, что, когда я моргал, веки прилипали к глазным яблокам, — точь-в-точь как самоклеющиеся листки из блокнота прилипают к экрану компьютера. В такси, по пути в аэропорт, меня вырвало в пакет, куда я обычно складываю грязное белье и носки. А потом, за завтраком, прямо надо мной кто-то произнес мою фамилию. Я провел расследование, спросил у сотрудников аэропорта и у охраны. Ничего подобного. Я проверил голосовую почту и получил сообщение, урезанное и едва различимое, с кодом Небраски. Я набрал номер, ожидая услышать голос Люциуса Спека, который интересовался моей карьерой, — так мне сказал знакомый журналист из «Модерн менеджмент», который брал у него интервью для статьи. Но вместо этого я попал в какой-то круглосуточный магазин в Омахе, и продавщица заявила, что она только что пришла и что я звоню на платный телефон. Она ничем не смогла мне помочь. Всю дорогу в Денвер я терялся в догадках и убеждал себя, что ослышался. Опять-таки, Спек и «МифТек» предпочитают действовать тайно, они славятся тем, что негласно ведут охоту за головами. Звонок с какого-нибудь телефона-автомата вполне в их духе; они способны отследить меня в аэропорту, вдали от коллег, где никто нас не подслушает, — это тоже их тактика.
Не услышав своего имени, я выхожу из часовни и инстинктивно преклоняю колени в проходе, хотя в помещении абсолютно пусто и я даже не уверен, есть ли здесь алтарь. Когда я собираюсь пройти на посадку, мимо с бибиканьем проезжает электрическая тележка, из которой выбирается распухшая пожилая дама на металлических костылях и последней ковыляет в самолет. Дорожный агент стягивает резинкой пачку посадочных талонов и бросает взгляд в мою сторону.
— Побыстрее, сэр.
— По-моему, меня только что вызвали по громкой связи.
— Мы вылетаем.
Я показываю карточку «Компас клаб».
— Проверьте на всякий случай. Меня зовут Райан Бингам.
Агент берет трубку.
— По громкой связи вызывали Брайана Рэйнса, — говорит он. — Аудиальная ошибка.
Аудиальная. Это так просто — и до меня не сразу доходит. Я достиг совершенства. Не нужно больше заучивать трудные слова. Если я чего-то не знаю — то уже не усвою.
Я прошу еще одну подушку и покрывало и максимально откидываю спинку кресла. Мужчина позади меня вздыхает. Он мог бы и сам откинуть кресло, чтобы устроиться удобнее, но, видимо, предпочитает разыгрывать мученика. Я его не рассматривал, когда садился — мои мысли по-прежнему заняты мифическим вызовом по радио, — но, укладываясь, я узнаю запах одеколона — агрессивный лесной аромат, который предпочитают потливые люди. Преимущественно коммивояжеры.
Кажется, я заболеваю. Уши у меня горят. Я отключаю кондиционер, который дует прямо в лоб, и осушаю второй стакан грейпфрутового сока, чтобы успокоить пульсирующую боль в горле. Супервирусы, сопряженные с современными перелетами, закалены постоянным столкновением с различными иммунными системами, они буквально впрыскиваются в легкие при помощи активно работающих вентиляционных систем и могут держаться в организме неделями, проявляясь во множестве симптомов, в том числе и подражать серьезным заболеваниям. Со временем я сделался устойчив к большинству из них, но время от времени какая-нибудь дрянь поражает мои гланды. Как только я приземлюсь в Онтарио, то найду аптеку и наемся цинка и витамина С. На встрече с Пинтером нужно быть здоровым.
Сосед меня сначала почти не интересует. В его очках отражается свет ноутбука — он печатает письмо или статью и жует жвачку с видом курильщика, лишенного сигарет. Судя по длинным спутанным волосам и пиджаку свободного покроя, это журналист. Я впечатлен. Уважаю всякого, кто способен погрузиться в море информации и выудить нечто достойное внимания.
Никак не могу устроиться поудобнее. Ноги в ковбойских ботинках опухли, но я не решаюсь разуться, опасаясь дурного запаха. Это приобретение — ошибка, небольшая, но такая досадная. В путешествиях многое зависит от состояния ног. Значит, в аэропорту Онтарио нужно будет купить ботинки.
Где он находится? Понятия не имею. Второстепенный аэропорт за чертой Лос-Анджелеса, просвет среди пригородов. Такие места называют безликими, но это не так. Они, скорее, бестелесны — указатели, улицы, огни. Я уже бывал в Онтарио. Поехал в «Хомстед», проработал пару часов над «Гаражом», провел деловую встречу в гриль-баре и вернулся в аэропорт на такси. Воспоминания? Никаких. Может быть — запах дорожного покрытия. Эта поездка напоминала рукопожатие в вакууме.
Я открываю один глаз, чтобы взглянуть на экран — брешь в Небесном этикете. Что бы он ни писал — но работа в самом разгаре.
«…что касается обитателей этого зеленого университетского городка, до сих пор известного благодаря первоклассной Детской клинике, то для них трагедия затрагивает более глубокие и тревожные вопросы — о пропаганде насилия в СМИ, родительском небрежении, бесцельном существовании американских подростков. „Мало кого из нас удивляют мальчики с оружием, — говорит Джанет Портис, 31 год, зубной врач и мать двоих детей. — Но девочки с оружием? Такого просто не было“. Местные власти столь же шокированы и удивлены. „Нам казалось, что здесь ничего подобного не может случиться“, — говорит начальник полиции Брэд Маккэн, один из первых, кто оказался на месте преступления…»
Что-то здесь не так: я уже читал эту историю. Пытаюсь припомнить источник. На прошлой неделе в «Америка ньюс» или неделей раньше, в «Таймс»? Стрельба произошла в Орегоне, во время бейсбольного матча, или в Висконсине, на футболе? Я жду, что журналист дойдет до конца страницы и я увижу выходные данные статьи, но он останавливается, бросив писать на предложении: «Такие иллюзии…».
