Я могу закончить фразу по памяти: «…держатся долго». Его руки зависают над клавиатурой — он думает. И продолжает: «…с трудом удается уничтожить». Одно и то же. Я был прав. Я действительно читал эту статью, и теперь вспоминаю, где именно. «ЮЭсЭй Тудэй», полтора часа назад.
Вот что делает тактика искусственных мест. Судя по нахмуренному лбу этого человека, переписать всем известную статью так же трудно, как и сочинить новую.
— Который час? — спрашиваю я, делая вид, что проснулся. Нельзя показывать, что я за ним наблюдаю.
— А где мы летим?
— Где-то в тихоокеанской зоне. Сегодня четверг, третье тысячелетие, а на завтрак дают булочки с маком. Больше ничего не знаю.
— Значит, сейчас семь, — он переводит электронные часы назад, промахивается, снова переводит, опять ошибается, но наконец ему удается с ними совладать.
— Вы журналист?
— Вроде как.
— Где работаете?
— В чикагской вечерней газете. И у меня цейтнот. Прошу прощения, еще несколько минут. Мне нужно будет отослать материал, как только мы приземлимся.
Он возвращается к статье, которая на самом деле написана не им, и, сосредоточенно хмурясь, подыскивает слова, которые в точности дублируют авторские высказывания — а те, в свою очередь, вероятно, повторяют то, что говорилось в телеграфном сообщении. Я мог бы предъявить ему газету, но этот тип очень хочет чувствовать себя значимым — как и все мы.
Наконец я сбрасываю ботинки и шевелю ступнями. Запах не такой уж непереносимый — пахнет теплой, влажной кожей, — но носки, кажется, не мои. Я покупаю только «Золотые пальчики». Перепутали в прачечной отеля? Такое случается. И все же.
Я включаю диктофон. «Наброски для книги: герой выпадает из течения времени. Успех его проектов — единственное, о чем он думает. Самоуправление для него ничего не значит, за исключением работы биоритмов, подчиненных выполнению задания. Если бы не ежеквартальные финансовые отчеты, которые он получает через Коммуникационный портал и рвет не прочитав, а потом сжигает, мой герой даже не знал бы, какой сейчас год. Человек, который творит историю, — живой календарь, и его единственный маятник — бьющееся сердце. Когда голос в Портале приказывает: „Быстрее“, герой отвечает своим Четвертым афоризмом: „Инновации распространяются наружу из центра, а не вперед из какого-нибудь случайного…“».
— Сэр?
Я смотрю в сторону.
— Ваш кофе.
Турбулентность. Прежде чем я успеваю сжать пальцы, чашка подскакивает, забрызгивая мой подбородок и воротник. Я промок, но не обжегся — кофе теплый, как вода из-под крана. Самолет снова трясет. Мой диктофон сваливается с кресла на пол — а когда я его подбираю, он оказывается мокрым. Я нажимаю обратную перемотку, и бобины подергиваются, а потом замирают. Вытаскиваю кассету и вытираю ее о рубашку. Тридцать минут потерянной работы.
Я смотрю в окно — чистое небо, тень самолета скользит по соляной равнине. Вновь воцаряется спокойствие. Возвращается стюардесса, извиняется, протягивает мне ручку и письменное обязательство от авиакомпании выдать мне тысячу бонусных миль в качестве компенсации за испачканную одежду. Я говорю, что этого недостаточно, и требую пять, но она утверждает, что тысяча — максимум. Я подписываю соглашение. Мили не делают нас равными, даже сколь-нибудь близкими друг к другу, но, по крайней мере, я сократил разрыв.
Журналист сохраняет текст, закрывает ноутбук, прячет его в мягкий черный футляр и просит белый ром и диетическую колу. Мы оба ждем завтрак, но стюардесса намекает, что никто не принимает в расчет биологические часы.
Я расспрашиваю соседа насчет работы, намекаю, что и сам не чужд писательства, — кажется, это его тревожит. Еще один кошмарный дилетант. Я называю своего издателя, чтобы доказать свою добросовестность, но он заявляет, что слышит о нем впервые, и принимается крутить обручальное кольцо, двигая его туда-сюда на пальце, как бы затем, чтобы удостовериться, что оно не мало. Я заговариваю о своей основной работе и предлагаю ему написать статью о работниках КВПР — улыбающихся гробокопателях. Репортер понятия не имеет, о чем речь, но тем не менее кивает и снова достает из чехла ноутбук. Видимо, его посетило вдохновение. Возможно, он изменит «зеленый университетский городок» на «тенистый».
Я беру трубку и собираюсь с духом перед звонком в КСУ — человеку, которого люблю меньше всех на свете. Крейг Грегори пришел на работу одновременно со мной. Мы прошли одинаковый курс обучения, нас одинаково ориентировали, мы одновременно приобрели одинаковые эргономичные рабочие кресла и клавиатуры с подставкой под запястье. После этого наши пути разошлись. Я ушел в большой мир, а Крейг ползком вернулся обратно и начал пробиваться наверх. Он знал то, чего не знал я — что добиваться власти нужно изнутри, общаясь с коллегами и вышестоящими, а не с клиентами. Крейг Грегори стал виртуозным соглядатаем — он действовал возле автоматов с напитками, на лестницах, в лифтах, возникал из кабинки в мужских туалетах, пугая болтающих вице-президентов фирмы, а в столовой пробирался с подносом мимо сплетничающих стажеров, подбирая, запоминая, выуживая информацию. Он как будто не уходил домой. Не важно, в котором часу утра я появлялся в офисе, — накачанный кофеином Крейг Грегори уже был там, сыпал новейшими сетевыми анекдотами и демонстрировал любопытные находки из области чужого грязного белья. Я подозревал, что он устроил себе логово в вентиляционной трубе, где у него хранится запас шоколадных батончиков и питьевой воды. Каким-то образом Крейг сделался сильнее меня, сильнее всех. Мы не могли свергнуть его, этот ужас нашей фирмы, и вскоре некоторых из нас вынудили отчитываться перед ним, будь прокляты организационные схемы КСУ.
Когда он берет трубку, я говорю, что лечу в самолете, — хороший способ сократить время разговора. Три доллара в минуту — придется говорить поживее.
— Как там Краск? Ты поговорил с ним о его долгах? Надеюсь, он отгрыз тебе, по крайней мере, ухо. Слушай, я тут купил одну штуку для стола — такие стальные шары на веревочках. Они щелкают, и это успокаивает нервы. И классно смотрится рядом с теми обезьянками, которые пилят дрова…
— Арта можно скинуть со счетов. Он страшно расстроен. Там ничего не наклюнется, Крейг. Я не собираюсь тратить время на такого рода работу.
— Ну так отправь счет ребятам из медицинского страхования — они это заслужили. Нечего лишать калеку костылей. Ты возвращаешься?
Это и есть цель моего звонка. Зачем, впрочем, ему говорить. Я ничем не обязан Крейгу.
— Лечу сегодня в Калифорнию. Небольшая встреча.
— Для кого стараешься? Ради бога, никаких больше левых подработок. Слушай: сидел я в воскресенье вечером и щупал одну телку, которую мы пригласили ради этого бандюги, как его там, который наживается на переработке отходов, и тут мой приятель из отдела командировок закуривает сигару и говорит: «Этот твой Бингам ни в чем себе не отказывает, он нас за дураков держит — надо его сократить». А я говорю… что я говорю?
— Понятия не имею, Крейг. Мы наговорили почти на двадцать долларов, включая плату за соединение.
— А я говорю: «Куда бы ни отправился наш Бингам, его ждет успех. Пусть себе разбрасывает семена — они прорастут дубами».
— Я подумываю о том, чтобы отложить поездку в Техас.
— Неразумно. Они уничтожают всю верхушку. В этом море крови есть золото.
— Я подумаю.
— Я только что запустил штуку с шарами. Спасибо тебе, Исаак Ньютон. Парень из отдела командировок сказал, что ты наживаешь изрядный куш за мой счет, за его счет и еще бог весть за чей, но я сказал: «Остынь, он заслужил». Представляешь, я сегодня впервые после операции сходил в туалет.
— Какой операции?
— Очень стыдной. В юности я злоупотреблял стероидами, и у меня выросла матка. Поэтому поздравь меня — я сходил в туалет.
— Поздравляю.
— Я до сих пор истекаю кровью.
— Крейг, деньги уходят.
— Они уходят у всей Америки. Мы поймем это в следующем году, когда обнародуют показатели производительности труда.
— Ты угрожаешь прервать мою поездку?
— Поезд давно ушел. Пять лет назад. Поэтому мы позволим тебе ехать, ехать и ехать. Пришли открытку, если однажды доберешься.
— Я кладу трубку.
— Отлично. Обожаю этот звук.
Репортер смотрит на меня — судя по всему, он тоже за мной следит.
— Начальство?..
— Еще пару дней.
— Говорите, ваша профессия — увольнять людей?
— Так все закончилось, хотя и началось по-другому. Еще я беседую с ними насчет раскрытия внутренних ресурсов. Вчера вечером встретил поклонницу. Она купилась на это дерьмо.
— Может быть, вы правы и об этом действительно можно написать статью. Простите, если сначала я показался невежливым. Меня зовут Пит. Что вы собирались рассказать?
