— Это Виктор. Мне что с портфелем-то делать?
— С каким портфелем? А, ну пусть пока у тебя побудет — это там, в общем, потом заберем.
— Понятно. Я сегодня, наверно, не смогу подойти — что-то приболел, ладно?
— Ладно. С Толиком поладили?
— Да, отличный парень, он футболом не увлекался?
— Каким футболом? Ладно, мне некогда, давай выздоравливай, выпей водки с перцем, сходи в баню, и все пройдет.
* * *
Я заскучал и решил поиграть сам с собой в шахматы. Сначала я болел за белых, которыми играл Гарри Каспаров, и, честно говоря, подыгрывал им, но, когда они вдруг стали проигрывать, стал болеть за черных, которыми играл Анатолий Карпов, потом Каспаров провернул хитрую комбинацию, и пришлось болеть опять за него, но хитроумный Карпов выиграл качество, и я по-товарищески пожал ему руку, потом в скучном эндшпеле у Каспарова образовалась проходная пешка, и я украдкой подмигнул бакинскому армянину, но подошедший вдруг Вишванатан Ананд сказал, что у белых и черных просрочено время, и смел фигурки широким белым рукавом своей длинной до, самых колен, рубахи.
* * *
В продовольственном магазине ко мне подошла бабушка и сказала:
— Сейчас подвезут свежую ливерную колбасу и бройлерных куриц.
— А что лучше: колбаса или курица?
— Конечно курица, из нее можно бульон сварить, можно пожарить, а из колбасы что — ничего.
Но подошла другая бабушка и сказала:
— Это смотря для кого, вот я, например, больше колбасу люблю, ее можно сразу порезать и есть, можно бутерброд сделать, можно с яйцами пожарить, а бройлерные курицы — это же химия одна!
— А в твоей колбасе, думаешь, лучше, туда, знаешь, чего только не напихают — ею можно тараканов травить.
— У меня, к твоему сведению, нет тараканов, у меня все чисто, и если в своем свинарнике ты их развела, то мне не указывай!
— Я развела?! Да у тебя самой дочка шлюха, и сама ты шлюха, и все вы шлюхи!
— А вот за шлюху я тебя посажу на пятнадцать суток в тюрьму, и ты там сдохнешь, деревня неумытая!
Пока я поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, вокруг собралась толпа из любопытствующих лиц.
— Гражданин, уведите свою бабулю домой — здесь магазин, а не Государственная дума.
Остроумная пухленькая продавщица обращалась ко мне.
— А какая именно из бабуль является моей?
Пухленькая продавщица быстро догадалась, что я или пьян в стельку, или тоже перепутал заведения, поэтому отвела от меня синеву своего взора, втолкнулась между бабулями и вежливо предложила им заткнуться.
Я купил хрустящую булочку, желтый, пахучий, с большими дырками кусок сыра и удивился, что меня почти не обсчитали. На радостях, сложив продукты в холодильник, пошел к Веронике, которая, открыв мне дверь, сказала, что это опять я, потом предложила подождать на улице, потом вышла, и мы тихонечко пошли в маленький парк с маленьким прудиком, в котором плавали утки, полиэтиленовые пакеты, окурки и ярко-красный мячик.
— А я с мамой поссорилась, давай посидим на скамейке.
— Давай, а что случилось?
— Да так, не хочу рассказывать.
Я взял ладошку Вероники, погладил ее, перевернул, провел ноготком по какой-то линии и сказал, что Веронику ждет долгая, счастливая жизнь, у нее будет два мужа и трое детей, но вот здесь, то есть примерно в теперешнем возрасте ее ждет страстная любовь. Я поцеловал Вероникину ладошку, а она мне сказала:
— Врешь ты все.
— Ну и что.
— А я себе кофточку связала, такая симпатичная, вот здесь я сделала валик, такие плечики, а резинку вязала совсем просто, обычно же вот так вяжут, а я взяла и сделала как написано в предпоследнем номере «Бурды», и знаешь, так хорошо получилось, я теперь всегда буду так резинку вязать, жалко мне нитки немного не хватило, а то бы еще связала такие штучки, ну, наверно, видел сейчас ходят?
— А ты чем вяжешь: спицами или крючком?
Вероника очень внимательно на меня посмотрела, наверно, поразившись моей осведомленности в рукодельном искусстве, и спросила:
— Ты дурак, что ли?
Я растерянно развел руки.
— Ты не пьяный случайно?
Я неуверенно помотал головой.
— Пойдем, проводи меня домой, что-то ты какой-то странный сегодня.
* * *
Я спросил у Георгия Григорьевича, что мне делать с портфелем. Георгий Григорьевич задумался и сказал:
— Представляешь, Светка-зараза застукала с Жанкой-сучкой.
Я неискренне посочувствовал Георгию Григорьевичу, невнятно посоветовал что-нибудь наврать Светке и что-нибудь подарить Жанке. Георгий Григорьевич налил в тяжелый стакан виски, бросил туда пригоршню льда, отхлебнул, поперхнулся и сильно закашлялся:
— Не в то горло пошла.
Я предложил постучать ему по спине, но Георгий Григорьевич уже звонил по телефону:
— Ладно, Витек, иди — у меня дел по горло. Привет, Светик! Ну что ты материшься — это же недоразумение…
Я вышел на улицу, мимо меня за вырвавшимся на свободу бумажным змеем пронеслась толпа орущих мальчишек.
* * *
Невзрачный, но строгий гражданин настойчиво давил на кнопку моего звонка, рядом с ним стояла Анечка с сигаретой и пускала в его сторону сизые бублики. Я отстранил обоих, открыл дверь, а потом пропустил пришедших в свой пыльный коридор.
— Горэнерго. Счетчик в порядке? Табуреточки не найдется?
Я принес табуретку, гражданин на нее забрался и стал проверять целостность пломб на счетчике.
— Вроде бы в порядке. Но очень пыльно. Скажите своей молодой жене, чтобы почаще делала влажную уборку.
Анечка усмехнулась и пустила сизый бублик в направлении счетчика.
— А вдруг ее током ударит?
— Так соблюдайте правила техники безопасности.
Гражданин ушел, а Анечка сказала, что сегодня по амнистии освободился ее отчим, и они с ее матерью празднуют его возвращение.
Я пожарил пять яиц.
* * *
Я вышел на балкон за глотком свежего вечернего воздуха. Из соседнего окна ко мне приплыл скрипучий голос:
— Хороший денек сегодня.
— Да, замечательный.
— Обычно в это время дожди идут.
— Да, кажется.
— Уверяю вас. Вот у меня был случай…
— Извините, чайник кипит.
Я прошел на кухню и поставил чайник на огонь.
* * *
— Привет.
— Привет. Ты что, каждый день будешь приходить?
— Ну, нет, почему каждый день?
Мы гуляли по тротуару, потом я предложил Веронике шампанское и мороженое с шоколадом. Вероника неожиданно легко согласилась, и я привел ее к себе домой.
— Тебе надо сменить обои, покрыть пол ДВП, вымыть окна и купить новую мебель.
Я разложил мороженое в красивые вазочки, посыпал сверху тертым шоколадом, беззвучно открыл шампанское и разлил в бокалы.
— А я люблю, когда пробка вылетает.
Не успел я завернуть трепетный тост, как Вероника уже выпила и принялась резво поедать мороженое.
Я налил еще шампанского, но Вероника вдруг замотала головой:
— Я больше не буду.
Вероника молча доела мороженое, взяла бокал с вазочкой, отнесла к раковине и вымыла их под струей горячей воды.
— Мне домой пора.
Дорогой я посвистывал, а Вероника мурлыкала.
* * *
Анечка затушила бычок и бросила в банку из-под сметаны, я пожарил пять яиц.
* * *
В шесть часов утра я сбросил с головы подушку и вышел на улицу. Было холодно и совсем безлюдно. Я зашагал. Около дома фонари не горели. Дверь скрипнула. Я быстро взбежал по серым ступенькам. Я прижал ладонь правой руки к упругой гладкой поверхности дерматина, потом прислонился к нему лбом и заглянул в глазок — там было темно. Я закрыл глаза и уснул. Мне приснилось, что я оторвал кусочек дерматина, попробовал его на вкус и пошел домой кратчайшей дорогой через тихую аллею. Около дома, натягивая поводок, ко мне близко подошел молодой глупый дог и радостно понюхал. Я улыбнулся красивой молодой женщине:
— Неспокойные времена?
Женщина не улыбнулась:
— Да, неспокойные. Пойдем, Лорд.
Лорд лизнул мне руку.
— Такой горло не перекусит, еще и хвостиком повиляет.
Красивая хозяйка дернула поводок и молча пошла дальше.
Проезжавший вдалеке троллейбус вдруг разбросал в стороны свои дуги, и несколько самых первых пассажиров стали грустно смотреть, как немолодая женщина в оранжевом жилете пытается поставить их на место.
* * *
На улице было холодно. Георгий Григорьевич сказал:
— Что там, на улице опять прохладно?
— Да, прохладно.
— Выпьешь?
— Нет, не буду, что-то не хочется — настроения нет.
Георгий Григорьевич налил в две рюмки водки и одну протянул мне:
— Держи, сразу настроение и появится.
Я взял рюмку, выпил, поднял на вилке самый большой из двух крепких, ядреных огурцов и весь его съел.
