— Ты еще маленькая, поймешь, когда вырастешь.
— Я уже большая.
— Нет, детка, ты еще маленькая.
— А почему я мусульманка?
Нужно было проявить терпение и осторожность, чтобы не подорвать современные методы воспитания.
— У тебя папа мусульманин, мама мусульманка, поэтому и ты мусульманка тоже.
— А Надия?
— У нее папа христианин и мама христианка. Поэтому и она христианка.
— Это оттого, что ее папа носит очки?
— Нет, очки тут ни при чем. Просто ее дедушка тоже был христианин.
Он решил перечислять предков до бесконечности, пока дочери это не прискучит и она не заговорит о другом. Но она спросила:
— А что лучше, быть мусульманкой или христианкой?
Подумав немного, он ответил:
— И то и другое хорошо.
— Но ведь все равно что-то лучше!
— И та и другая религия хороша.
— Может, и мне стать христианкой, чтобы нам с Надией никогда не разлучаться?
— Нет, доченька, это невозможно. Каждый должен сохранять веру своих родителей.
— Но почему?
Воистину современное воспитание — нелегкая штука!
— Ты не хочешь дождаться, пока вырастешь? — ответил он вопросом.
— Нет, папа.
— Хорошо. А знаешь ли ты, что такое мода? Так вот, кто-то следует одной моде, а кто-то предпочитает другую. Быть мусульманкой — самая последняя мода. Поэтому ты должна оставаться мусульманкой.
— Значит, Надия старомодная?
Будь ты неладна вместе со своей Надией! Видно, он все же допустил ошибку, хотя старался быть очень осторожным. Теперь придется выпутываться.
— Это дело вкуса, но каждый должен исповедовать веру родителей.
— Можно я ей скажу, что она старомодная, а я следую новой моде?
Он поспешно ее перебил:
— Каждая вера хороша. И мусульмане, и христиане веруют в бога.
— Но почему они веруют в разных комнатах?
— Потому что каждый верует по-своему.
— Как по-своему?
— Это ты узнаешь в будущем году или еще через год. Сейчас довольно с тебя знать, что мусульмане веруют в бога и христиане тоже веруют в бога.
— А кто такой бог, папа?
Он несколько растерялся. Долго думал. Потом спросил, пытаясь сохранить спокойствие:
— А что говорила про это учительница в школе?
— Она прочитала суру[20], и мы выучили молитву, но я ничего не поняла. Кто такой бог, папа?
Подумав еще немного, он с улыбкой уклончиво сказал:
— Это творец всего в мире.
— Всего-всего?
— Да, всего-всего.
— А что значит творец?
— Это значит, что он все сделал.
— Как сделал?
— Своей всемогущей волей.
— А где он живет?
— Повсюду в мире.
— А когда мира не было, где он жил?
— Высоко, наверху…
— На небе?
— Да.
— Мне хочется на него посмотреть.
— Это невозможно.
— Даже по телевизору?
— Даже по телевизору.
— И никто его не видел?
— Никто.
— Так почему же ты знаешь, что он наверху?
— Потому что это так и есть.
— А кто первый узнал, что он наверху?
— Пророки.
— Пророки?
— Да, пророк Мухаммед, например.
— А как он это узнал, папа?
— Благодаря своей особой силе.
— У него было очень сильное зрение?
— Да.
— Почему, папа?
— Потому что Аллах сделал его таким.
— Но почему все-таки?
Теряя остатки терпения, он ответил:
— Потому что он может сделать все, что захочет.
— А какой он?
— Очень могучий, очень сильный, все может.
— Как ты, да, папа?
Он едва сдержал смех.
— Ему нет равных.
— А зачем он живет наверху?
— Земля для него мала. Но он видит все. Она задумалась ненадолго, потом сказала:
— Но Надия говорит, что он жил на земле.
— Это потому, что он знает все, что происходит на земле, так, словно живет здесь.
— А она говорит, что люди убили его.
— Но он вечно жив и никогда не умирает.
— А Надия говорит, что его убили.
— Нет, малышка, они думали, будто убили его, но он не умер, он жив.
— А дедушка мой тоже жив?
— Нет, дедушка умер.
— Его люди убили?
— Нет, он сам умер.
— Отчего?
— Заболел, оттого и умер.
— А сестренка моя тоже умрет, потому что болеет? Он нахмурил брови, заметив негодующий жест жены.
— Нет, она выздоровеет, бог даст.
— А дедушка почему умер?
— Он был больной и старенький.
— А ты тоже болел и тоже старенький, почему же ты не умер?
Мать прикрикнула на нее, и девочка, растерявшись, переводила взгляд с матери на отца.
— Мы умрем, когда на то будет воля бога, когда он захочет этого, — нашелся наконец отец.
— А почему он захочет, чтобы мы умерли?
— На все его воля.
— А смерть — это хорошо?
— Нет, детка.
— Так зачем же бог делает нехорошее?
— Раз богу угодно, люди должны умирать.
— Но ты же сам сказал, что это нехорошо.
— Я ошибся, малышка.
— А почему мама рассердилась, когда я сказала, что ты умрешь?
— Потому что бог еще не хочет этого.
— А когда захочет?
— Он посылает нас в этот мир, а потом забирает отсюда.
— Зачем же?
— Чтобы мы здесь делали добро, пока не уйдем.
— А почему бы нам не остаться?
— Если люди не будут покидать землю, им не хватит места.
— А все хорошее мы оставим здесь?
— Мы уйдем в еще более хорошее место.
— Куда?
— Наверх.
— К богу?
— Да.
— И увидим его?
— Да.
— А это хорошо?
— Конечно.
— Потому и нужно, чтоб мы уходили?
— Но мы еще не сделали все добро, на какое способны.
— А дедушка сделал?
— Да.
— А что он сделал?
— Построил дом и посадил сад.
— А мой двоюродный брат Туту что сделал?
Отец в отчаянии бросил взгляд на мать, взывая о помощи. Потом сказал:
— Он тоже построил маленький домик, прежде чем уйти.
— А Лулу, соседский мальчишка, бьет меня и никакого добра не делает.
— Он сорванец.
— И он не умрет?
— Умрет, когда будет угодно богу.
— Хотя он никакого добра не сделал?
— Все умирают. Но кто делал добро, приходит к богу, а кто делал зло, будет гореть в огне.
Она вздохнула, помолчала немного. А он почувствовал, что совершенно измучен. Его беспокоило, правильно ли он отвечал ей. Все эти вопросы подняли тьму сомнений со дна его души.
Но тут девочка снова сказала.
— Я хочу быть всегда с Надией.
Он взглянул на нее в недоумении, и она объяснила:
— Даже на уроке закона божия.
Он громко расхохотался. Рассмеялась и мать. Зевая, он проговорил:
— Не думал я, что можно обсуждать такие вопросы с детьми.
Жена отозвалась:
— Когда дочка вырастет, сможешь высказать ей все свои сомнения.
Он быстро обернулся к жене, стараясь понять, всерьез или в шутку сказала она это, но увидел, что она снова занялась вышиванием.
Из сборника «Под навесом» (1969)
Под навесом
Пер. Л. Степанова
Сгустились тучи, и стало темно. Начал накрапывать дождь. Над мостовой пронесся холодный, пропитанный сыростью ветер. Прохожие ускорили шаги. Некоторые укрылись под навесом автобусной остановки. Все было серым и будничным. Вдруг из-за угла стремительно выбежал человек и опрометью бросился в переулок. За ним мчалась толпа мужчин и мальчишек с криками: — Вор! Держи вора!
Крики понемногу стихли, замерли где-то вдалеке. Улица опустела. Люди остались только под навесом — кто ждал автобуса, кто пережидал дождь.
Снова послышался шум погони. Он нарастал, приближаясь. Появились преследователи, тащившие вора, а вокруг вились мальчишки. Они пританцовывали и радостно вопили тонкими, пронзительными голосами. Посреди мостовой вор попытался вырваться, но его схватили, и на него посыпался град ударов. Он тщетно старался уклониться от пинков и зуботычин. Люди под навесом наблюдали за происходящим.
— Как ему достается, бедняге!
— Они сами хуже воров!
— А полицейский стоит и смотрит.
— Даже отвернулся.
Дождь усилился. В воздухе повисли серебряные нити. Потом хлынул ливень. Улица мгновенно опустела — остались только те, кто бил вора и кто стоял под навесом. Некоторые из участников избиения устали и, опустив руки, начали о чем-то говорить с вором. Потом горячо заспорили между собой, не обращая внимания на дождь. Намокшая одежда облепила их тела, но они упрямо продолжали спорить, будто дождь и не поливал их. Вор, судя по его отчаянной жестикуляции, оправдывался, но ему никто не верил. Он размахивал руками, словно оратор на трибуне. Голос его тонул в шуме дождя. Однако он, несомненно, говорил, а они слушали, вытянув шеи. Те, кто стоял под навесом, продолжали следить за толпою.