Не прошло и четырех дней, как оба молодых шефа — Ярда и Тонда — отправились к верстакам, на разные предприятия; так устроили те…
Но все это теперь уже где-то далеко-далеко, в безвозвратном прошлом. Однако заглянем в сегодняшний день. Что же это стало с настоящим, будь оно трижды проклято? Ярда иронически скривил губы. Где же красный лак и сияющий хром, гараж с женским обслуживающим персоналом?! Кажется, всего этого достичь будет не так-то просто.
Только что поставленный на шасси и впервые пущенный после капитального ремонта мотор страшно стучал.
— У него очень большое опережение, — не удержался Ярда.
Рабочие оглянулись на Ярду.
Он припомнил жаргонные словечки, бытовавшие в мастерской, и, применив жалкие познания немецкого, сказал:
— Gross — Vorzündung!
На него смотрели недоверчиво и позвали мастера. Тот смерил непрошеного гостя сердитым взглядом, вынул изо рта чубук и усмехнулся.
— Чем можем служить, господин? Отрегулировать тормоза, отшлифовать или сделать капитальный?
В лице, заросшем редкой седой щетиной, в узких щелках глаз — злорадство.
— Ищу работу. Я специалист, знаю все марки автомашин и ваши тоже — все.
Прищуренные глаза мастера мгновение ехидно смотрели в покорное лицо Ярды.
— Tschechen, was?[55] Из Валки? Ну, конечно, именно из того сброда! So a Gesindel! Я на третий же день недосчитался бы половины инструментов. Убирайся подобру-поздорову, и чем скорее, тем лучше! Raus, raus, raus[56]. — Немец выразительно показал рукой на выход.
Так как Ярда минутку помешкал, то мастер без всяких церемоний схватил его за плечо и стал выталкивать вон.
Ярда сбросил его руку со своего плеча.
— Я не какой-нибудь вор! А орать вы можете на своих подмастерьев!
Ярда с возмущением оглянулся, подергивая плечом, чтобы поправить задравшийся воротник. Мастер, посасывая чубук, встал в воротах, глаза его были сощурены так, что оставались лишь узенькие щелочки. Круглое лицо мелко тряслось от довольного язвительного смеха.
За ближайшим углом Ярда злобно оглянулся.
— Хохочешь, как болван, но смеяться последним буду я! — Ярда не удержался и подпрыгнул на одной ножке, как мальчуган.
«Джип» с длинной хромированной антенной, с четырьмя пассажирами в белых шлемах американской военной полиции тихо ехал по улице. Патрульные на задних сиденьях высматривали пешеходов в военной форме. Ярда улыбнулся.
— Наконец-то, наконец-то!..
Резкие звуки оркестриона, вырвавшиеся сквозь приоткрытую дверь, ударили в уши. Вчерашняя девица украсила сегодня свою увядшую шею черной бархатной ленточкой. С профессиональной улыбкой на устах женщина уныло бродила между столиками. На ее лице можно было прочесть заведомое сознание неудачи. Каждый, кому перепадала марка-другая, думает сперва о куске мяса, а не о любви. Ярда осторожно осмотрелся. Правую руку он судорожно сжимал в кармане брюк, как будто боялся, что кто-то лишит его первого неожиданного успеха.
Худой человек сидит на высоком стуле, склонившись над стойкой бара. У него сплюснутый череп, выпученные глаза. На губах бессознательная, застывшая улыбка, нагонявшая бог весть почему страх. Ярда обратился к нему:
— Я хотел бы купить универсальные клещи. Сколько могут они стоить, коллега?
Колчана с недовернем посмотрел на него.
— Это дефицитная штука, — кивнул он понимающе. — Марок двадцать пять — тридцать, дешевле не достать.
Ярда подошел к компании на другом конце зала. На столе перед каждым — черный кофе и двойная порция рома. Стало быть, люди солидные.
— Клещи не купите? У них изолированные ручки. Тридцать пять марок, и ни на грош дешевле.
Пять минут переговоров, перебранки и смятые марки в кармане у Ярды. Он заторопился к выходу, но бархатная ленточка внезапно приблизилась к его уху.
— Заработал! — В шепоте проститутки чувствовалась наигранная радость. — Отпразднуем, Джонни? Ой, какие у тебя чудесные волосики…
Ярда упрямо пробирался к выходу. Выпученные глаза повернулись в его сторону, и он услышал слова Колчавы:
— Лопух! Мог бы получить самое малое сорок…
Но Ярда не слушал. «Тридцать марок», — выстукивало его сердце. «Тридцать марок», — звоном отзывалось в ушах. Ощущение победы щекотало ладони: он прорвал темный круг неизвестности, прочно ступил на первую ступеньку пути, ведущего вверх. Теперь уже дело как-нибудь пойдет. «Куда вам до меня, взбалмошный студентик и неженка Гонза, считающий себя искателем приключений и ревущий в подушку из-за одной-единственной девки! Вам ли тягаться со мной?»
Колбасы висят за стеклом, как ровный строй солдатиков. Даже на противоположной стороне улицы чувствует Ярда дивный запах колбасы!
Из лавки Ярда помчался что есть духу, пряча под плащом пакет, а в сердце — дикую радость. Минута — и он будет в раю! Он сделал порядочный крюк, чтобы обойти стороной автомастерскую, вбежал в ближайшие развалины, шлепнулся на огромную осыпь. Засохшие стебли репейника и лебеды касались его плеч, укрывали его, как густой лес. Ярда с жадностью стал пожирать свою манну небесную. Дешевая колбаса была перчена и как бы напитана водой. Ей далеко было до пражской, но все-таки это душистое мясо! Челюсти Ярды работали, как жернова. Он откусывал прямо от еще теплой буханки хлеба. После голодных дней душа его наконец переполнилась блаженным ощущением сытости. Ярда закурил сигарету, мир снова стал для него светлым и бесконечно великим, хотя и был сейчас ограничен полуразрушенными стенами дома. В огромной дыре, которую бомба проделала в крыше дома, по ярко-синему небу плыло белое облако. Среди развалин стояла мертвая тишина. Ярда рыгнул и нащупал в кармане остатки денег: почти пятнадцать марок! Эге, завтра «У Максима» он заставит побегать того генерала в белом фартуке. Ярда цыкнет, и господин полководец быстренько принесет ему горячую сардельку, черный кофе с ромом да еще учтиво поклонится. Ярда, возможно, бросит ему двадцать пфеннигов, и генерал поймает монету в воздухе, как пес.
А то можно на десять марок угостить себя девкой. Платят будто бы двадцать пять, но которая поголоднее — та пойдет и за десять.
Ярда оперся спиной о каменную стену, широко раскинул перед собой ноги и сладострастно зажмурился. Влезть ночью на нары к Ирене, а потом во всех подробностях рассказать Гонзику, как было дело! Сосунок еще повесится из-за этого на собственном ремне, олух эдакий! Ярда живо представил себе Гонзика, его голубые доверчивые глаза. Этот так же подходит для Валки, как монашка для кафешантана.
Мимолетно, словно из дальней дали, отозвалась совесть. Дома, когда он работал на фабрике, Ярда однажды достал приятелю полуось к автомобилю. Тот прилично заплатил, а на фабрике даже ничего не заметили. В конце концов чего ради он, Ярда, должен был экономить материал для коммунистов? За то, что они в самом начале пресекли его карьеру, которая могла бы быть блестящей!
Через неделю тот человек пришел опять. Кому-то снова потребовалась полуось. И Ярда незаметно оказался втянутым в какой-то водоворот. Деньги потекли сначала ручейком, а потом полились рекой. Казалось, он снова получил половину своей мастерской. Только форма деятельности немного изменилась. Но в один прекрасный момент он почувствовал, что водоворот начал тянуть его книзу и нет никакой возможности выплыть из него. Уже тогда он начал понимать, что эти дела не закончатся так невинно, как начались.
А теперь… Теперь опять начинается как будто бы невинно. Правда, прошлый раз он начал это просто так, денег у него и без того было достаточно, но теперь речь идет буквально о том, чтобы не голодать. Совсем иное положение. Да что говорить, каждый второй в Валке поступает так же!
Вспомнилась Анча — в тот последний вечер она шла молча, между ними постепенно возникало какое-то странное отчуждение. Ее испуганные глаза как-то виновато и странно смотрели на него, шевельнулись бледные губы, и чужой робкий голос произнес: «Ярда, мне кажется… у меня будет ребенок…» — «От кого? — отрезал тогда он. — Тому и говори, кого это касается!»
Перед его глазами встало ее лицо, как-то сразу пожелтевшее и состарившееся, ее задрожавшие губы.
Какая бессмыслица! Она, может быть, ошибалась, и с нею ничего такого не стряслось, но если бы даже это и случилось, то две тысячи на доктора он, конечно, мог бы раздобыть. Он не скряга какой-нибудь!
Похвалив себя таким образом, Ярда широко улыбнулся и встал. Засунув руки в карманы, он направился в лагерь. Пройтись по морозцу с полным желудком было весьма приятно.
Гонзик лежал на нарах и читал вслух корреспонденцию из газеты «Свободный зитршек» — свидетельство двух перебежчиков из Словакии о том, как после месяцев угнетения они наконец вздохнули свободно, когда перед ними приветливо раскрылись ворота Валки. Вацлав лежал около Гонзика, заложив руки под голову, и молча смотрел в потолок.
