Остановила одну машину – не согласился.
Возле нее притормозил черный «мерседес», хотя она в этот момент и не голосовала – ну, ясное дело, выглядела Надежда эффектно, привлекала внимание...
Она отошла в сторону – машина укатила...
Наконец ей удалось отловить желтое такси, и после недолгих переговоров с водителем Надежда села и захлопнула дверцу...
Таксист попался профессиональный, неразговорчивый, и всю дорогу можно было думать о своем, глядя на мокрое шоссе.
Проплыл аншлаг «Владимирская область»...
Скоро желтая машина свернула на гравийный проселок с большими лужами.
– Дорогу-то хорошо знаете? – спросил таксист, притормаживая перед перекрестком. – Нам куда?
– Деревня Головино, – виновато проговорила Надежда. Выглянуло солнце, и ее лицо слегка зарозовело. – Дорогу не запомнила... А река там – Вольга.
– Волга? – изумленно переспросил тот.
– Нет, Вольга. Помните, богатырь такой был?
Водитель вытащил затрепанную карту, не останавливаясь, развернул на руле, что-то высмотрел и прибавил газу.
Наконец впереди замаячил указатель – «Головино».
Надежда узнала дом по крылечку и калитке.
– Вот здесь остановите! Я не долго буду.
– А хоть и долго, мне все равно. – Таксист указал на счетчик. – Что ехать, что стоять...
Надя открыла скрипучую калитку, и в это время на пороге появился дядя Паша – должно быть, увидел в окно подъехавшую машину.
– Здравствуйте, Павел Анисимович. – Она остановилась на ступенях. – Вы меня узнаете?
– Надежда? Здравствуй. – Он настороженно смотрел на такси за ее спиной. – Ты одна?
– Одна...
– Ну, проходи в избу.
Она вошла в знакомый дом и от внезапного головокружения схватилась за косяк.
– Что с тобой? – Дядя Паша подхватил ее под локоть.
– Так... наверное, в машине укачало.
– Валентина! – окликнул он. – Посмотри, кто к нам приехал!
В соседней комнате перестала стрекотать швейная машинка, и появилась тетя Валя.
– Здравствуйте, Валентина Васильевна.
Она взглянула на нее так же, как супруг, – настороженно, испытующе.
– Надежда? А где Сережа?
Надежда села на подставленный ей стул.
– Я приехала, чтобы у вас спросить... В последний раз видела его в апреле.
Старики переглянулись так, словно о чем-то договаривались.
– Он к нам тоже давно не заезжал, – осторожно уронил дядя Паша. – Но обещался...
– И звонил, – добавила тетя Валя. – Ты не заболела, Надя? Бледная...
– В машине укачало.
– Это у тебя не от машины... И глаза ввалились.
– Я Сережу ищу, – призналась она, едва сдерживая слезы.
Старики опять переглянулись – посоветовались глазами.
– Он звонил позавчера, – вполголоса сказала тетя Валя.
– Нет, три дня назад, – поправил ее муж. – В половине четвертого.
– А откуда? Где он?
– В Москве. Сказал, в Москве сейчас.
– Ну слава богу, – как-то по-старушечьи выдохнула Надежда.
– Он жив! Жив! – заторопилась тетя Валя. – Сама разговаривала... А что не объявился тебе, так это ничего. У них ведь служба такая, бывает, и перед родными нельзя показываться. Володя наш ведь тоже...
И умолкла.
– Они редко дома бывают, – подхватил дядя Паша. – На своей базе сидят, занимаются и команды ждут. А сейчас война идет, так кто домой отпустит? Позвонить и то не разрешают. Строгая конспирация...
– А где у них база? – вскинулась Надежда.
Но старые решили хранить гостайну.
– Этого никто не знает, – веско заявил дядя Паша. – А кто узнает, с того подписку берут о неразглашении. На двадцать пять лет.
– С Тамары вон взяли, – встряла тетя Валя. – Теперь, говорит, даже за границу не выпустят.
И тут же получила суровый взгляд от мужа – за болтливость.
– А у Тамары с Володей есть дети?
– В том-то и дело, – загоревал дядя Паша. – Не успели... Сейчас бы внук был или внучка. Да и Тамаре было бы легче. А то теперь так и останется на всю жизнь в коммуналке. И с пенсией в две тысячи.
– Замуж ей надо выходить, – с какой-то мучительной жертвенностью произнесла тетя Валя. – Погубит свою молодость, выплачет глаза. И кому от этого лучше? Без семьи, без детей...
– Как выходить-то? – застрожился дядя Паша. – За кого? Где она еще такого найдет? Вы ведь все с норовом. Если раз попробовали горячего пирога, черствый да простывший вам не нужен...
– И тебе надо выходить! – вдруг рассердилась тетя Валя. – Нечего за Сережей гоняться и сохнуть.
– Я, наверное, так и сделаю, – призналась Надежда. – Только хотелось бы увидеть его в... крайний раз.
– Может, позвонит еще, – без всякой веры вздохнул дядя Паша. – Или объявится. Он ведь всегда как из-под земли выскакивает. Ждешь, ждешь – нету. А потом раз – и вот он... Сколько раз было? Когда ребят в Афганистан закидывали... А они еще курсантами были, стажировались в боевой обстановке. Мы тут каждый раз с ума сходили. Им-то что, молодые, ярые. Жизнь интересная! Они ведь не думают, нам-то каково! Когда Володьку первый раз ранило, ну, думаю, отстанет, угомонится... Куда там. Еще яростней стал. А уж когда попали в спецподразделение, тут вообще началось. Сережа этот твой, он совсем одержимый. Пока, говорит, не найду и не казню тех, кто убил Володьку, не успокоюсь. Поклялся... Знает, как их зовут, и, говорит, даже карточки есть... Думаю, пока он их не казнит, ты его не дождешься, Надежда.
– Будет звонить еще, так мы скажем ему, что была у нас, – ласково уверила тетя Валя.
Надежда стряхнула оцепенение, провела рукой по лбу.
– Не нужно, не говорите, – попросила твердо. – Я сама виновата. Не поняла его и... В общем, прогнала.
Еще раз переглянулись внимательные слушатели, но промолчали.
– Я поеду, – после паузы сказала она и встала. – Такси ждет...
– Ну вот, за разговорами и чаем не напоили, – спохватилась тетя Валя. – Ты уж прости нас.
– Погоди-ка, Надежда... – велел дядя Паша и скрылся в комнате.
– Иди замуж, девонька, – зашептала тетя Валя. – Иди, иди, голубушка, пока молодая и красивая. Детей рожай...
Ответить Надя не успела. Дядя Паша принес бумажный сверток и вручил ей.
– Сейчас адрес черкну, телефон, – деловито сказал он. – Тут деньги. Передай Тамаре. Нам много их ни к чему, а ей в городе на каждом шагу надо.
Генерал милиции встретил Ивана на пороге своего кабинета и сразу же повел в комнату отдыха.
– Ну, пресса, с чем пожаловал? Присаживайся. Кофе, чай, коньяк?
– Чай без сахара. – Иван уселся в кресло.
– А что так?
– Пост. Надо воздерживаться от скоромного перед великими событиями.
Пухлый, розовощекий генерал развеселился.
– И что за события грядут?
– А это я у вас хотел спросить, товарищ генерал, – с едкой иронией перевел игру на чужое поле Иван. – Не намечается ли чего-нибудь эдакого на московском горизонте? А я бы там оказался первым и сделал репортаж. И так бы поднял рейтинг своей телекомпании!
– Так, колись, пресса. – Генерал хитровато прищурился. – Информацию получил?
– Как всегда, напился из непроверенных санэпидстанцией источников.
– Что конкретно?
– Да ничего конкретного, одни предчувствия... В общем, отравился.
– И ты явился за подтверждением?
– Нет, товарищ генерал, я работу ищу.
– Что, выгнали из Останкино?
– Сам ухожу, надоело. А вы как-то предлагали мне должность начальника отдела по связям с общественностью. Помните, в Ханкале?
Секретарша принесла чай. Генерал нахмурился:
– Да... Не так-то все просто...
– Место занято?
– Занято – не проблема. Освободим, если надо. Тебе ведь придется погоны надевать.
– А без них никак?
– Теперь никак. Это должность полковника, Ваня. Надо было соглашаться, когда предлагал.
– Зачем журналисту погоны?
– Э-э, Ваня! – Генерал погрозил пальцем. – Это чтобы всякие хитромудрые шелкоперы и папарацци не проникли в наш аппарат. И не начали сливать информацию. Ваш брат-то ведь продажный!
– Ваш тоже, товарищ генерал.
– Одним подлым миром мазаны... А почему тебя смущают погоны? Смотри – всю жизнь ношу, и не жмут.
– Свобода дороже, товарищ генерал.
– Какая свобода, Ваня? Ты что, в Останкино своем свободный? Да ты там хуже раба. Или я не видел, как тобой помыкали? Как трясли с тебя то, что надо, а не то, что есть? Если ты в системе, уже не свободен. Система – это клетка, добровольно-принудительный изолятор. Свобода... Придумали слово и дурят головы.
Иван машинально размешивал чай в чашке. Генерал это заметил.
– Ты зачем мешаешь-то? У тебя же без сахара.
– А чтобы слаще было...
Генерал пригубил чай, отставил чашку.
– Тебе кто скинул информацию?
– Не скажу.
– Видишь... Ты не хочешь говорить, а я не могу из тебя вытрясти. Не имею права.
– Свобода слова, защита информации...
– Ко всему этому еще бы совести немного... А завтра пострадают сотни людей? Тьфу-тьфу-тьфу, пронеси господи. Вот тебе и свобода. А теперь рассуди как журналист, представитель четвертой власти. Стоит ли твое здоровье и даже жизнь... жизней тех, кто безвинно погибнет? А? Что? Нет ответа?
